Клуб космонавтики (СИ) - Звягин Андрей Юрьевич Страница 11

Однажды в газете я прочитал фразу "массовая культура". Писали, что "в странах Запада культурное пространство захватила массовая культура". Что это значит, я понял не совсем, но все-таки понял. Массовая культура — что-то простое. Например, мамин фильм "Москва слезам не верит". Или эти танчики. Так что не только в "странах запада" массовая культура пространство забирает.

4

Не, я не против танчиков! Я бы и сам в них с удовольствием поиграл. Плохо только то, что они, получается, вытесняют космос.

5

А еще наш Клуб пытались поджечь. Реально! Это произошло через месяц после смерти деда.

Вечером дядя Саша, как обычно, выключил свет, закрыл обе двери и ушел задумчивый домой, а утром выяснилось, что эти самые двери выломаны, в классе на полу стоит стеклянный пузырек с бензином, а рядом с ним — истлевшая тряпка.

То есть что получилось — кто-то ночью выбил двери и поджег ткань, чтоб потом загорелся бензин и весь Клуб. По счастью, она тихо погасла на полу. Фитиль из нее вышел плохенький.

Дальше легкого испуга дело не зашло, но легкий испуг оказался испугом нелегким. Поэтому обычные двери, которые, как говорится, "только от честных людей", заменили на прочные, предназначенные для людей честных не очень, а в помещении поставили сигнализацию и хмурого вида автоматические огнетушители.

Но вопросов остались миллионы. Точнее, три. Первый — что за силач вынес двери? Обычный человек, а тем более не дружащий с физкультурой или пожилой, ни за что не смог бы так с ними расправиться! Второй — почему он настолько странно себя вел? Повезло, конечно, но все-таки как можно не догадаться вылить бензин, а уж потом развести огонь? И третий, самый главный — кому мог помешать наш Клуб?!

Клуб — маленький, и мы тоже. Не шалим, никого не трогаем, делаем модели космических кораблей. Миру от нас ни жарко, ни холодно. Однако на тебе — он прислал поджигателя. Спасибо, конечно, что заметил, но лучше б мы как-нибудь постояли в стороночке.

Районный народ поначалу увлекся происшествием. Когда развлечений мало, происшествие — тоже развлечение. Неделю все поджог только и обсуждали. Кто же это мог сделать, говорили местные жители, выдвигали версии, анализировали факты и подозрительно глядели друг на друга. Но всего лишь неделю. На большее их не хватило, хотя понять людей можно — преступника не нашли, дело с мертвой точки не сдвинулось, а затянутый детектив никому не интересен. Граждане пожали плечами и вернулись к обычным делам.

Методом исключения думали на "художников" — больше думать было просто не на кого. Мэлс к тому же здоровый и тупой. Однако той ночью "художники" вроде никуда не выходили, а Мэлс все-таки не настолько здоровый, чтоб как бульдозер снести дверь с петель, и не настолько тупой, чтоб не суметь поджечь бензин.

Вот так-то.

А мой папа, когда узнал о поджоге, повел себя странно. Хмыкнул и произнес "знаю, кто это сделал". Я вытаращил глаза, но папа успокоил меня, сказав "шучу".

Да уж, придумал, над чем шутить.

Глава 5 Глаз милиционера

1

Мы вернулись и сели на лавочку.

У нас есть небольшой сквер с деревянными лавочками, фонарями и асфальтовыми дорожками, на которых долго не высыхают лужи, вот мы и сели на одну из них. На одну из лавочек, а не дорожек и тем более не луж, это я неправильно сконструировал предложение, хотя сам себя понял.

Сели, но тут откуда ни возьмись взялся наш участковый дядя Сережа. Высокий, подтянутый, в фуражке и с кожаной папкой. Лет тридцати. Лет тридцать и ему, и папке. Ее, наверное, милиционеры в наследство друг другу передают.

Папка для участкового — самое главное. Придает солидность и уважение окружающих. Участковый без папки — не участковый. В ней он носит бумаги и документы. Сшита папка из толстой непротирающейся кожи. Из кожи бегемота, видимо. В Африке частенько социалистические революции происходят, в некоторых государствах по три раза в год. "Авроры" стреляют, "Зимние дворцы" в джунглях рабочие захватывают, и когда это случается, наши сразу начинают им поставлять товары первой необходимости. Все, какие есть, от карандашей до автоматов Калашникова, а те взамен бегемотьи шкуры для участковых папочек.

Старший лейтенант дядя Сережа, три маленькие звездочки на погонах. Он работает на "опорном пункте" — в соседнем доме квартиру на первом этаже милиции отдали и назвали ее "опорным пунктом", хотя так раньше именовали небольшие крепости, созданные для защиты от кочевников. Получается, на опорном пункте участковые обороняются от местного населения? Выдерживают осаду и не сдаются, как бы тяжело не пришлось?

В одной из комнат вместо двери решетку поставили, получилась эдакая минитюрьма, в которую дядя Сережа алкоголиков ненадолго сажает, когда те начинают песни на всю улицу горланить. А преступлений у нас почти нет. За всю мою жизнь не было, чтоб кого-нибудь обокрали или ограбили ("художники" не в счет). Поэтому и районного отдела милиции у нас нет. То есть есть, но он в Москве располагается. В отдельном пятиэтажном здании. Там милиционеров много-много, они практически в каждом кабинете. Дядя Сережа туда ездит на своем служебном оранжево-бело-синем автомобиле "жигули" на совещания. Посовещается — и обратно. Кстати, почему милицейский автомобиль сделали лишь трехцветным? Понятно — для того, чтоб издалека узнавался, такое сочетание в природе мало встречается. Но отчего тогда не раскрасить его сразу во все цвета радуги? Зачем эти полумеры?

Ой, кое-что я снова забыл. Виноват! Но такое случается не только со мной. Попалось как-то мне интервью с одним писателем, и на вопрос о самом сложном в его работе он ответил, что это описание людей. Упустишь незначительную деталь — а она важна для придирчивого читателя.

Вот и я не упомянул, что левый глаз у дяди Сережи ненастоящий. Стеклянный, красный, без зрачка и светится в темноте. Не знаю, что произошло, но надеюсь, что он мужественно потерялся в схватке с особо опасным преступником. Не у всех милиционеров искусственные глаза, точно знаю. Вечером стемнеет, и видишь, как пылающий огонек идет во мраке. Но это не оборотень из ужастиков, а наш участковый с папкой в руках.

…Дядя Сережа поправил фуражку, и к нам. Поздоровался, сел рядом на лавочку. Поняли мы, что спрашивать о чем-то будет, и насупились. Хороший человек дядя Сережа, но не к добру он пришел.

— Каникулы? — весело спросил он.

— Каникулы, — вздохнули мы.

— Радуетесь?

— Радуемся…

— В киоск еще и пломбир завезли, — лукаво произнес дядя Сережа.

Тут мы уже совсем не ответили. А он не унимался.

— Есть версия — у вас в карманах лежало шестьдесят копеек, как раз на три порции. Вы держали путь к киоску, но появились "художники", и о пломбире пришлось забыть.

Мы замолчали еще тише, чем в первый раз. Переглянулись только.

— Нельзя разрешать трем балбесам отнимать у младших деньги. Да еще и хитрым способом, которому Вилена научил брат-рецидивист. Как вы думаете?

Я, честно говоря, вообще не думал. Сидел, смотрел на асфальт. И Глеб с Артемом занимались тем же.

— Понимаете, пока не будет заявления от пострадавших, ничего сделать нельзя. Законы такие. Выдрать "художников" ремнем я не имею права, даже посадить в комнату с решеткой у себя не могу, потому что несовершеннолетних нельзя. В будущем их всех рано или поздно ждет тюрьма, но есть шансы на то, что получив по рукам сейчас, они образумятся. Идти к вашим родителям, заставлять вас с их помощью я не хочу. Вы должны сами понять долг и ответственность гражданина. Эта троица отнимает деньги каждую неделю, а заявлений нет ни от кого.

Мы по прежнему сидели молча.

Дядя Сережа снял фуражку, соединил руки за головой и откинулся на спинку лавочки. Подождал минуту-другую и встал.

— Ну что же. Пойду к себе. До свидания.