Кир Луковкин - Цена свободы Страница 10

Так гончар и сделал. Через день на подступах к столице состоялась вторая великая битва за последние полтысячи лет. Глиняная армия ударила в черное облако с тыла. Грохот сражения стоял за сотню верст. Солнце помутнело от пылевых столбов, земля дрожала от топота тысяч ног до самого заката. Гончар видел все из надежного укрытия; он видел, как бурые солдаты ломали людям шеи, видел, как глиняных воинов рубят на куски саблями, пронзают копьями, мнут их дубинами, но воины продолжают наступать, пробивая нагрудники как яичную скорлупу, расплющивая в ладонях черепа варваров, он видел, как одного асассина облепили люди, жаля его мечами, отрубая ему руки и ноги, но взамен отрубленных мигом вырастали новые, а асассин далеко отшвыривал нападавших, словно котят, гончар видел, как одному коннику удалось ткнуть глиняного воина в грудь, в самое сердце, и воин мгновенно рассыпался в труху… Но свирепей всех дрался полководец глиняного воинства. Он рвал людей на куски. Одного удара его руки было достаточно, чтобы начисто снести человеку голову. Гончар смотрел на это, борясь с приступами тошноты, и ноги его мелко подрагивали. Только сейчас он осознал, какую сокрушительную силу произвел на свет. Вот этими руками. Только сейчас он начал чувствовать свое могущество. Если он захочет, мир падет перед ним ниц, ведь глиняные люди беспрекословно подчиняются ему.

С наступлением темноты гончар вернулся домой. Там его ждала помолодевшая жена и двое сыновей. Вещун выполнил обещание, но на свой манер — его сыновья были из глины. Гончар дал волю слезам и проклятиям. Вскоре, утром следующего дня на пороге возник красный гигант с вещуном на голове. Гончар хотел открутить маленькому мерзавцу голову, но тот воскликнул: «Стой, человек! Прежде выслушай. Боги тобой довольны. Вражеская армия разбита. Ты спас свою родину!» Какой мне от этого прок?! — всплеснул руками гончар, — Мои дети того же цвета, что и земля! «Дослушай до конца, — увещевал его маленький голем, — Смерть нельзя обмануть. Души твоих сыновей нашли пристанище в глине и это не случайно. Дело в том, что у меня к тебе последняя просьба». Поникший гончар исподлобья смотрел на своих гостей. «Ты вдохнул в нас жизнь, — продолжал голем, — и это хорошо. Для нас нет ничего прекрасней, чем людская жизнь. Мы хотели бы походить на создателя не только внешне, но и по своей сущности. Мы хотим, чтобы ты сделал из нас людей. И мы уйдем из вашего края, мы не будем вам мешать». Разве я на это способен? Я обычный человек. «Ты — особенный человек. У тебя дар. Мы будем очень благодарны тебе, если ты выполнишь нашу просьбу, но ты волен поступать, как хочешь, Мастер». Гончар посмотрел на жену, на притихших отпрысков, на красного полководца. Вы не хотите быть людьми, — покачал он головой, — Вы хотите освободиться от моей власти над вами.

Голем ничего на это не ответил. Странно, удивился гончар. Вы гораздо лучше, чем слабые люди, и все же хотите стать такими же. Хотя, мое ли это дело? Что ж, я выполню вашу просьбу — ради моих сыновей. «Твоя кровь, — сказал голем, — Вода питает глину, а кровь — тело». И тогда гончар выпустил себе из руки кровь в чан, и глиняные люди по очереди, губами прикладывались к чану, а гончар макал в него палец и проводил полосу у них на лбах. И големы становились настоящими людьми. Сыновья гончара действительно стали его сыновьями, плоть от его плоти, а красный военачальник превратился в богатыря и изрек: «Буду правителем этому народу». Так зародилось новое колено человеческое. Смотря, как они уходят вдаль, мужчины и теперь уже женщины, гончар думал, что разрушил единственные путы, удерживавшие эту страшную силу — путы собственной власти над ними. Когда-нибудь этот народ уподобится богам, и это есть истина…

Откуда ему было знать, что это именно боги, предвидя свой конец, наслали на страну черное воинство…

Закарий не смел пошевелиться, смотрел, как Хранитель переводит дух.

— Вот такая легенда, — произнес Хранитель через какое-то время, — Прежде чем случится то, что должно, я хотел бы, чтобы ты знал еще кое-что. Я не буду тебя удерживать или как-то препятствовать тебе. Это бессмысленно. Но я хочу уничтожить твой страх. Закарий, существует так называемая Нулевая модификация. Она заключается в том, что ты — человек. А не голем, например. Это все. Иди.

Закарий шел домой и думал, что попал в ловушку. Потом у него разболелась голова, и думать расхотелось вовсе. Ретранслятор сновидений он отключил. И все равно в темноте кто-то негромко говорил ему прямо в ухо. Скажет слово и молчит. Опять скажет. Опять молчит. И так всю ночь. Завтра, говорил невидимка. Завтра у тебя начнется новая жизнь. Без страха, без сомнений, без горя, без печали. Хорошо. Тебе станет хорошо. Бедное дитя. Не бойся, тебе никто не причинит вреда, ты же у себя дома, где тебя любят, в Городе, за надежными стенами. Это твоя обитель. Здесь ты обретешь счастье и однажды умрешь, но это случится нескоро, ох как нескоро. Ты будешь любить. Ты обретешь смысл жизни. Ты найдешь свое предназначение — станешь умножать величие Человека, будешь думать, как при помощи биохимии сделать человека лучше, еще лучше, еще совершеннее, еще свободнее… Как из воды сделать кровь, а кровь превратить в чистую плазму. От твоих сомнений не останется и следа, ты просто не смеешь сомневаться.

Тот старик, беспокойно метались в его мозгу мысли, я не могу бросить его.

Забудь о нем. Он — «крыса» из равнины. Он грабил наши склады, он убивал горожан, когда те отбивались от экспедиций. Безжалостный, мстительный, коварный бандит. Он использует тебя, как проводник вестей из Города, сколько раз он как бы невзначай спрашивал у тебя даты прибытия грузов? Он прикончит тебя без лишнего шума, как только ты станешь ему бесполезен.

Это неправда, неправда.

Такие отщепенцы, как он, не имеют будущего. Все они вымрут. Один за другим; они пережиток прошлого, эти дикари уйдут в историю. Будущее принадлежит нам! Человек Города бросает вызов вечности, Закарий. И он способен, по-настоящему, слышишь, вырваться из слабой оболочки своей плоти, чтобы навсегда покончить с абсурдной и жестокой борьбой за жизнь тела, борьбой, которая отнимает силы, время, наносит ущерб. Самое обидное, мы почти вырвались, мы стоим на пороге мечты, но такие как ты, отдаляют славный момент освобождения. Материя ничто, разум превыше всего. Разорви замкнутый круг, пожертвуй телом ради спасения разума!

Нет, упрямо гнул он свое, лихорадочно ища аргументы. Разум — та же материя, только более высокоорганизованная. Эти модификации ничего не изменят! Это нелепо. Вы утверждаете, что оставили природу в покое, но на самом деле вы растормошили ее еще больше, потому что природа заключена в нас, мы — часть природы. На каждое изменение она наносит ответный удар. Я слышал, что у модифицированных к зрелости атрофируются эмоции, я часто видел отца и мать застывшими подолгу в одной позе, у них шевелились только губы, а их глаза были словно стеклянные.

Ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Глупенький, тебе показалось. Ты мыслишь приземленными категориями, как и подобает мыслить семнадцатилетнему подростку. Цепляешься за привычное. Это не поможет, Закарий. Лучше меняться сейчас, чем сгинуть в небытие вместе с убогой, никчемной оболочкой. Модификация так же естественна сегодня, как удаление аппендикса или гланд в древности. Ты что же, думаешь, древние не меняли себя?! Наивный! Они вытворяли с собой такое, что тебе и в кошмарном сне не привидится! Пойми, человек изменится, все подвержено изменениям в этом мире.

Я не могу… На меня давят стены. Я нужен ему. Ему нужна помощь, он не справится один, он уже слишком стар, у него трясутся руки. И тот человек на кресте…

Ты останешься здесь. Навсегда. Забудь про внешний мир!!!

Закарий проснулся с криком. В спальню вбежал перепуганный отец.

— Что случилось?

— Ничего, — Закарий тяжело дышал. Отец заметил, что шнур от ретранслятора покоится на крепеже.

— Сдается мне, ты болен, — скрестил он руки на груди, — и серьезно. После той экскурсии на равнину ты сам не свой. Наверно, подхватил там какую-нибудь инфекцию или внешний мир слишком страшен для твоей неподготовленной психики. Зря мы тебя отпускали последние дни. Черт побери, надо запретить вывозить детей за пределы стен. Куда смотрит Совет? Будь проклята равнина! Ладно, одевайся. К полудню поедем в Институт Совершенства, так что будь готов.

У Закария все внутри сжалось. Еще три часа — и конец его прежней жизни. Конец выбору. Он навсегда останется здесь, в Городе. Его даже не удивляло, что в один прекрасный момент Город стал чем-то чуждым его сознанию. Закарий задыхался от волнения. С момента их последней встречи со стариком прошло две недели. А он даже не попрощался с ним перед своим превращением. Все последующее время до назначенного срока телом владела предательская слабость. Руки не слушались. Закарий сидел на кушетке и смотрел в стену. В голове царила пустота.