Чайна Мьевиль - Город и город Страница 15

Комитет по надзору собирается в гигантском барочном колизее с бетонными заплатами в центре Старого города Бещеля и Старого города Уль-Комы. Это одно из очень немногих мест, которые в обоих городах называются одинаково: Связующий зал. Потому что это, в строгом смысле слова, не штрихованное здание и не стаккато сплошного-альтернативного, когда один этаж или комната находится в Бещеле, а этаж или комната по соседству принадлежит Уль-Коме: снаружи оно расположено в обоих городах, а внутренне по большей части находится в обоих или ни в одном. Все мы — по двадцати одному депутату от каждого государства, их помощники и я — собрались у стыка, междоузлия, одной своего рода границы, построенной над другой.

У меня было ощущение, что там присутствует и нечто иное: причина этого собрания. Возможно, некоторые люди в комнате чувствовали себя под наблюдением.

Пока они возились со своими бумагами, то есть те из них, кто этим занимался, я ещё раз поблагодарил их за то, что согласились меня увидеть. Маленький политический реверанс. Эти заседания Комитета по надзору были регулярными, но мне пришлось прождать несколько дней, чтобы туда попасть. Несмотря на предостережение Таскин, я попытался созвать внеочередное заседание, чтобы как можно быстрее снять с себя ответственность за Махалию Джири (кому хотелось думать о том, что её убийца разгуливает на свободе? Имелась превосходная возможность разобраться с этим), но без наличия эпохального кризиса, гражданской войны или катастрофы устроить это было невозможно.

Как насчёт совещания в сокращённом формате? Отсутствие нескольких человек, конечно, не вызовет… Но нет, быстро известили меня, это совершенно неприемлемо. Таскин предупреждала меня и была права, а я с каждым днём становился всё более нетерпеливым. Таскин дала мне свой лучший контакт, доверенного секретаря одного министра в комитете, который объяснил, что Бещельская Торгово-промышленная палата проводит очередную из своих всё более регулярных ярмарок с иностранным бизнесом, а это исключает участие Бурича, имевшего некоторый успех в надзоре за такими событиями, Ньисему и даже Сьедра. Это, конечно, было делом священным. Что Катринья проводит встречи с дипломатами. Что у Хуриана, комиссара уль-комской биржи, не терпящая переноса встреча с уль-комским министром здравоохранения, и так далее и что специального заседания не будет. Убийство молодой женщины должно оставаться недорасследованным ещё несколько дней, пока не состоится собрание, на котором между необходимыми вопросами о вынесении судебного решения по любому случаю отсутствия консенсуса, об управлении общими ресурсами — некоторыми из больших линий электросети, канализации и отвода сточных вод, наиболее сложными из штрихованных зданий — мне предоставят двадцатиминутную щёлку, чтобы я мог изложить своё дело.

Возможно, кто-то знал об этом подробнее, но специфика махинаций Комитета по надзору никогда меня не интересовала. Раньше, задолго до этого, я дважды представлял им доклады. Тогда Комитет выглядел, конечно, иначе. Оба раза бещельская и уль-комская стороны едва не ощетинивались друг на друга: отношения были хуже. Даже когда мы были невоюющими сторонниками противоборствующих в конфликтах стран, например, во время Второй мировой войны — для Уль-Комы это не было звёздным часом, — приходилось созывать Комитет по надзору. Какими же неудобными, наверное, были те заседания. Он не созывался, однако, как помнится мне из школьных уроков, во время двух кратких и разорительных открытых войн друг против друга. В любом случае сейчас предполагалось, что наши две страны, говоря высокопарно, осуществляют некое сближение.

Ни одно из предыдущих дел, которые я представлял, не было настолько срочным. Первое было связано с контрабандным нарушением, как и большинство таких обращений. Банда в западном Бещеле начала продавать наркотики, выделенные из уль-комских лекарств. Они подбирали коробки на окраине города, рядом с окончанием восточно-западной оси пересечения железнодорожных линий, которые разделяют Уль-Кому на четыре квадранта. Уль-комские соучастники сбрасывали эти коробки с поездов. На севере Бещеля есть короткий отрезок, где штрихованы сами пути, они служат и в качестве уль-комских путей; а мили железных дорог, ведущих из обоих городов-государств на север и соединяющих нас с северными соседями через разрез в горах, тоже общие вплоть до наших границ, где они становятся единой линией как в экзистенциальной законности, так и в простой вещественности металла: до самых национальных окраин этот путь был двумя юридическими железными дорогами. В разных местах коробки с медикаментами сбрасывались в Уль-Коме и оставались там, в кустарнике покинутой уль-комской полосы отчуждения; но подбирались они в Бещеле, а это было брешью.

Мы никогда не видели, как наши преступники забирали их, но когда представили доказательства того, что это единственный возможный источник, комитет согласился и вызвал Брешь. Торговля наркотиками прекратилась: поставщики исчезли с улиц.

Второе дело касалось человека, который убил свою жену, а когда мы его накрыли, то он, отупев от ужаса, совершил брешь — вошёл в магазин в Бещеле, переоделся и вышел в Уль-Коме. Его случайно не задержали в тот же миг, но мы быстро поняли, что случилось. При такой его чрезмерной лиминальности ни мы, ни наши уль-комские коллеги не желали к нему прикасаться, хотя и мы, и они знали, в каком доме в Уль-Коме он прячется. Его забрала Брешь, и он тоже исчез.

Этот запрос я делал впервые за долгое время. Я представил доказательства. Обращался, соблюдая вежливость, в той же мере к уль-комским членам, как и к бещельским. А также к наблюдающей силе, которая, конечно, должна была незаметно присматривать.

— Она проживала в Уль-Коме, а не в Бещеле. Выяснили это, когда поняли, что нашли именно её. Корви выяснила, я имею в виду. Жила там более двух лет. Писала диссертацию.

— Что она изучала? — спросил Бурич.

— Она была археологом. Ранняя история. Прикреплена к раскопкам. Обо всём этом есть в ваших папках.

Маленькая рябь, по-разному повторившаяся среди бещельцев и улькоман.

— Вот таким образом она попала туда, даже при блокаде.

Для образовательных и культурных связей имелись некоторые лазейки и исключения. В Уль-Коме постоянно ведутся раскопки, исследовательские проекты там непрерывны, их земля намного богаче, чем наша, необычными артефактами времён, предшествовавших Кливажу. Авторы книг и участники конференций спорят, является ли этот перевес случайным совпадением или доказательством специфичности Уль-Комы. Уль-комские националисты, конечно, настаивают на последнем. Махалия Джири была связана с долгосрочными раскопками в Бол-Йеане, на западе Уль-Комы, площадке столь же важной, как Теночтитлан и Саттон-Ху[6] которая активно разрабатывалась с момента её открытия почти сто лет назад.

Для моих соотечественников, занимающихся историей, было бы чудесно, будь эта область штрихованной, но, хотя парк, на краю которого она находится, отчасти таков и штриховка подходит довольно близко к тщательно распаханной земле, полной сокровищ, а тонкая полоска сплошного Бещеля даже разделяет секции Уль-Комы, находящиеся на этой территории, сами раскопки не штрихованы. Некоторые бещельцы готовы утверждать, что однобокость — вещь хорошая, что, располагай мы вполовину таким богатым пластом исторического щебня, как Уль-Кома, — чем-нибудь вроде множества смешанных фигурок шила-на-гиг[7], остатков часовых механизмов, мозаичных осколков, наконечников топоров и загадочных обрывков пергамента, освящённых слухами о нарушениях физических законов и невероятных эффектах, — мы бы его просто продали. Уль-Кома, по крайней мере, с её приторным ханжеством по отношению к истории — явной компенсацией вины за темпы перемен, за вульгарную энергию многих сторон её развития в последнее время, — с её государственными архивистами и ограничениями на экспорт, сохраняла своё прошлое несколько защищённым.

— Бол-Йеаном занимается группа археологов из Университета принца Уэльского в Канаде, к которой была причислена и Джири. Её руководительница живёт в Уль-Коме наездами на протяжении нескольких лет — Изабель Нэнси. Их там живёт целая куча. Иногда они организуют конференции. Через каждые несколько лет проводят их даже в Бещеле — нечто вроде утешительного приза для наших земель, несохранивших остатков прошлого. Последняя крупная конференция состоялась некоторое время назад, когда был обнаружен последний выброс артефактов. Я уверен, все это помнят.

Та находка освещалась в международной прессе. Коллекция тут же получила какое-то название, но я его вспомнить не мог. Она включала в себя астролябию и какую-то штуковину с зубчатой передачей, замысловатое устройство, столь же безумно специфичное и анахроничное, как Антикитерский механизм[8], к которому было приковано так много мечтаний и спекуляций и назначение которого, похоже, никто не был в состоянии восстановить.