Геннадий Прашкевич - Белый мамонт (сборник) Страница 15

Кивнув, Она У повела Калхаса по аллее, густо и весело увитой виноградной лозой, вьющейся по декоративным решеткам – к широкой металлической арке, за которой начинался лестничный марш, выстланный зеленой дорожкой. Ну да, из тех, что производят в Кампл-центре. Сами обновляются, сами впитывают и уничтожают пыль, убивают любые виды бактерий.

Обширный зимний сад – пустынный и тихий, поросший редкими деревьями, упирался в живой пейзаж.

Море – огромное, теряющееся на горизонте…

Море – тонущее в дымке, в призрачном мареве, в мерцающем тумане…

И небо над ним – кучевых облаков. И снова море – закручивающаяся волна, зеленовато-бутылочная изнутри. Она набегала, крутя по песку содранные у рифов водоросли и принесенные течением огурцы голотурий.

Наставница улыбнулась. Ей явно было приятно удивление знаменитого космонавта. Она хотела о чем-то спросить, но не решалась. Специально медлила, чтобы Калхас не заподозрил ее в навязчивости. Удобно устроившись на низко спиленном, отшлифованном пне, улыбнулась:

– Группа Кей – моя. Это Ури Редхард, Бхат Шакья и Сеун Диги. Вы пришли поговорить о Сеуне?

– Да, – кивнул Калхас. – Правда, я не надеюсь узнать что-то новое. Поисками Сеуна занимаются специалисты, а я… Меня просто попросила мать Сеуна… Всегда, знаете ли, существуют детали, мелкие, малозначащие… Никто и внимания не обратит… Но когда ищешь, ничего нельзя упускать… Вот, скажем, – улыбнулся он, – у Сеуна Диги, было, наверное, прозвище?

– Анаконда.

– Почему его так прозвали?

– Он здорово плавал. Будто родился в воде. Пожалуй, ему и следовало родиться в воде. Только не анакондой, а, скажем… дельфином. На наших озерах он доныривал до самого дна. Кстати, живой пейзаж… – Наставница обернулась к необозримым, накатывающимся на песок волнам. – В разработке этого живого пейзажа принимал участие и наш Сеун. Он был полон идей. Иногда мне кажется, – наставница запнулась. – Иногда мне кажется, что находись Общая школа возле настоящего моря, Сеун бы не ушел…

– А он ушел? Именно ушел? Вы так считаете?

Наставница тряхнула густыми волосами:

– Не знаю. Но принудить мальчика не могли. На территории Общей школы не бывает чужих людей. В двенадцать ночи – общий отбой, у нас жесткая дисциплина. После игр и занятий на воздухе дети засыпают быстро. К тому же дежурные заглядывают в спальни. Два, а то три раза за ночь.

– Это обязательно?

– Да. Таковы правила. Но важно и то, – улыбнулась наставница, – что на спящих детей всегда приятно смотреть. Я сама заглядывала в ту ночь в спальню. В два пятнадцать. Я запомнила время. И увидела, что Сеуна нет. Наверное, вышел в сад, подумала я. Но его не оказалось в саду. Лайкс тоже не видел мальчика. Проходи Сеун мимо, живая скульптура запомнил бы его. Вот тогда я подняла тревогу.

– А ваши дети? Я имею в виду всю группу. Они похожи друг на друга?

– Ну, не очень. Ури, например, сдержанный человечек. Его мать – коренная северянка. Знаете, из тех, что навсегда прикипели к уединенным далеким биостанциям. А Бхат Шакья рассеян. Это не значит, что он постоянно погружен в себя, нет, он рассеян от жизнерадостности. В нем кровь кипит. Он не успевает закончить одно дело, ему сразу хочется приступить к другому. А Сеун… Я уже говорила, он был полон идей… И любил работать руками. Ури он запросто мог раскрутить на болтовню, а Бхата переключить на такое неторопливое занятие, как рыбалка… Нет, – покачала она головой, – они не похожи…

– Если бы Сеун позвал друзей, они бы ушли с ним?

– Не думаю. Им немного лет, но они ответственны.

– А Сеун? – быстро спросил Калхас.

– Что Сеун?

– Он ответствен?

– Несомненно.

– Но он ушел! Ушел тайно, никому ничего не сказав. Он ведь знал, что нарушает Правила. Почему его это не остановило?

– Меня это тоже мучает, – призналась наставница. – Просто в голове не укладывается. Сеун любил все живое.

– Как вас понять?

– Буквально, – наставница покраснела, раскосые глаза уставились на Калхаса: – Бабочки, птицы, рыбы, звери, цветы – все приводило его в восторг. Больше всего он любил занятия на открытом воздухе. Он считал, что все живое свободно, и, конечно, был прав, хотя мне самой не раз приходилось убеждать его в том, что рыбы в аквариуме Общей школы нисколько не страдают оттого, что живут не в море. – Она У улыбнулась. – У каждого своя доминанта. Одни находят себя в играх, другие в дивных мечтах, третьи в конкретном деле. Мы никому не мешаем. Сеун любил Общую школу. Афра Диги, его мать, не раз подавала прошение в Совет Матерей и в Большой Совет о возврате ей сына, но было бы неправильно отдать Сеуна столь впечатлительной женщине.

– Вы строги к ней.

– Думаю, объективна.

– Она часто навещала сына?

– Три раза в год. Но будь моя воля, – Калхас сразу почувствовал в голосе наставницы нужную волю, – я сократила бы и эти визиты.

– Почему?

– Появление некоторых матерей действует на детей возбуждающе. Афра Диги как метеор. Она электризует воздух. Думаю, что роди она второго ребенка, даже это не отвлекло бы ее от Сеуна. К счастью, Совет Матерей твердо отказал Афре в праве иметь второго ребенка. Такие, как Афра, передают детям свою неврастеничность. Она называла наставниц бездушными живыми скульптурами, устраивала шумные демонстрации перед Большим Советом. В итоге Афре посоветовали покинуть Мегаполис. На Земле много интересных мест, где здоровый человек может отвлечься от преследующих его мыслей. Я считаю счастьем то, что малышей забирают в Общую школу в шестимесячном возрасте. Иначе матери, подобные Афре… Материнское неистовство… – улыбнулась наставница. – Материнское неистовство иногда сочетается с непонятным невежеством. Может, это не то слово, не знаю… Благодаря Обшей школе Сеун избежал влияния матери, но не во всем. Например, он до сих пор верит, что Земля полна тайн.

– А вы?

– А я считаю, что главная тайна заключена в нас самих. Мы до сих пор не знаем своих возможностей. Все остальное не имеет значения. Сеун помногу часов просиживал над географическими картами, задумывался над справедливым разделом мира. Да, да, я не оговорилась, он сам это называл разделом. Ему нравилось представлять, какие именно моря и земли могут в будущем отойти к колониям, а какие окончательно покроет разрастающийся Мегаполис. Он считал, что колонии могут существенно увеличить полезную площадь Земли. За счет обезвреживания ядерных саркофагов, отравленных в прошлом озер, ну и все такое. Сами знаете. Скажем, он считал, что колониям следует отдать все влажные болотистые места. Ведь биосинты нуждаются в тишине, в покое, в постоянной подкормке. Он постоянно обращался к работам доктора Джауна.

– Вы знакомите воспитанников с современными философами?

– Конечно, – кивнула наставница. – Ведь это им, нашим воспитанникам, жить в далеком будущем, а не нам. Они имеют право знать, кто влияет на формирование их будущего.

Калхас кивнул.

В этой улыбке не было иронии.

Но Калхас (от себя он этого не скрывал) относился к идеям доктора Джауна скептически. Так же, как и к услышанному от наставницы. В космосе он привык к конкретным вещам. А географические карты, мать, устраивающая скандалы, раздел мира… Калхас был убежден, что будущее человечества – в активном выходе в Космос. А вот доктор Джаун наоборот – привязывает землян к планете.

– Сеун, – улыбнулся он, – похоже, не простой малыш, да? В нем многое от матери, правда? Даже Общая школа не смогла выправить характер мальчика, ведь так? Наверное, он много путешествовал? Научные городки в Антарктике… Уединенные биостанции в Индийском океане… Промышленные районы Мегаполиса – весь этот нескончаемый муравейник от Японии и Кореи через юг Китая и Индии на Средиземноморье… Ну, я имею в виду то, что Сеун бывал и в Пустых пространствах, так ведь? В конце концов, все колонии начинались с Пустых пространств. Если он с интересом относится к идеям доктора Джауна, не удивителен его интерес к географическим картам.

Наставница улыбнулась:

– Вы третий человек, с кем я беседую о Сеуне на этой неделе, и все обращали внимание на эти карты. Да, Сеун любит путешествия. Он всегда считал событием даже банальный поход к Мелким озерам.

Она вздохнула:

– Я боюсь за Сеуна.

Калхас успокаивающе кивнул. Не он один ищет мальчика. Этим, к счастью, занимаются уже профессионалы из группы Поиска. Он уверен, что мальчика-анаконду скоро найдут.

– Вы ничего не забыли такого, что можно было бы добавить к сказанному?

– Коробка…

– Какая коробка?

– С подарком для Сеуна…

И пояснила: каждый воспитанник время от времени получает подарки от родителей. Прежде всего, игрушки. Иногда сложные и необычные. Этими подарками, как правило, пользуется вся группа. Так вот, подарки этой Афры Диги, услышал Калхас, всегда отличались не просто необычностью, а можно сказать, какой-то особенной изощренностью. В последний раз на имя Сеуна доставили коробку с действующей моделью биосинта. Трудно сказать, сколько стоит такая модель, но, в пересчете на затраченное рабочее время, очень немало. Впрочем, известно, что Афра Диги связана с какой-то крупной исследовательской ассоциацией, у нее много друзей. (Калхас почувствовал укол ревности). Подарок, несомненно, ошеломляющий. Коробку доставили поздно вечером. Проснувшись, Сеун должен был сразу увидеть на подоконнике вожделенный подарок. Но ночью он почему-то встал и ушел из спальни, даже не взглянув на подарок.