Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник) Страница 16

Он застыл на пороге. Казалось, ничто не изменилось за сто шесть лет. Все вокруг было точно таким же, как в минуту убийства мэра. Мебель, гобелены, паркет — все залито кровью, в голубой чаше бассейна среди декоративных кувшинок плавают какие-то листки с грифом «Совершенно секретно», а среди осколков хрусталя и люстр лежит несколько трупов.

Филипп Костелюк вошел и наклонился к убитым. Это были всего лишь идеально сделанные манекены. Протяжно закричала гиена в клетке.

Задумчиво протянув руку, Филипп Костелюк хотел выловить из бассейна листок, помеченный грифом «Совершенно секретно». Сколько раз во сне он делал уже это движение, пытаясь утолить свое любопытство, но пальцы его, как во сне, натолкнулись на твердую преграду. В бассейне вовсе не было воды. Как не было и животных в клетках. Воду прекрасно имитировало стекло, и документы были неотъемлемой частью экспоната. Крики животных имели явственный привкус плохой фонограммы.

— Филипп Аристархович, пройдите в опочивальню, — послышался знакомый негромкий голос. — Вы опоздали. Мы давно ждем вас.

Петр Сумароков — а точнее, кукла-мэр, одетая в черный фрак, из которого пузырем торчало кружевное жабо, — находился в спальне. Огромная квадратная постель была алой от крови. Но ботинок, задранный над полом, не дрожал.

На высоких узких стульях сидели двенадцать человек. Шесть по одну сторону постели и шесть по другую. Некоторые из присутствующих были знакомы Филиппу. Двоих он знал по клубу, а одно лицо было, как ему показалось, на выборном стенде, заменяющем урну для голосования.

— Что у вас тут за странная вечеря? — удивленно спросил Филипп. — Здесь, насколько я понимаю, музей? Если у вас, господа, ко мне серьезный разговор, то зачем же устраивать буффонаду? — Голос его в полной тишине звучал неестественно и гулко.

— Это святое место, — поднявшись ему навстречу, сказал Иван Лопусов. — Мы собираемся здесь уже более ста лет. Последние пять лет, после того как власти запретили нашу организацию, встречаемся тайно. Но поверь, здесь совершенно безопасное место. Кому придет в голову искать Пятую Когорту в музее?

Лопусов сходил в соседнюю комнату и принес стул для Филиппа.

После продолжительной торжественной паузы человек с красиво подстриженными седыми волосами, сидящий в головах манекена, поднялся и объявил:

— Мы ждали этой минуты более ста лет. И вот час пришел, Спаситель среди нас!

Этого человека Филипп совершенно точно видел на портрете, а значит, это был один из кандидатов в президенты.

Все двенадцать пар глаз внимательно смотрели на Филиппа Костелюка. По всему музею разносились вопли потревоженных животных и тиканье золотых напольных часов.

Филипп ощутил стеснение, он наклонил голову и уперся взглядом в чучело Петра Сумарокова.

Деревянный палец куклы указывал на большую пальму в белой фарфоровой кадке. Обняв пальму, сидела мертвая обезьянка. Случайная жертва. Конечно, это тоже была кукла. Милое пушистое существо.

— Здесь неточность, — сказал Филипп Костелюк и указал сначала на мэра, а потом и на обезьянку. — Я собственной рукой закрывал им глаза. А теперь они открыты.

ЗАГОВОРЩИКИ. ПЯТАЯ КОГОРТА

На улице за окнами отеля-музея было тихо. Вообще район Минского шоссе был самым необитаемым в Москве. И вероятно, строительство, замеченное

Филиппом возле стеклянных дверей, было заморожено много лет назад.

Человек с седыми волосами так и не присел, он говорил стоя. И по мере того как он говорил, поднимались и остальные.

— Это святое место! — сказал он, обводя вытянутой рукой все пространство спальни и обращаясь к Филиппу. — Здесь произошла передача прибора человеку, который должен спасти от ужасной тирании всех нас!

— От зерен, наверное? — переспросил Филипп.

На пришельца из прошлого смотрели очень усталые мудрые глаза.

— Зерна! — вздохнул кандидат в президенты. — Сами по себе посевы безвредны. Может быть даже, они истинное доказательство бытия Божьего. — Он вдруг быстро посмотрел на Филиппа. — Вы же артезианец?

— Да! — почему-то смутился Филипп. — Я верую только в Ахана. А вы все атеисты, что ли?

— Это не важно. — Кандидат в президенты откашлялся. — Атеисты мы или верующие! Но если мы не выступим вместе против общего врага, все мы погибнем!

— А кто же враг?

На целую минуту в комнате воцарилось неловкое молчание, потом кандидат в президенты спросил, мягко обращаясь к Филиппу:

— Вы же голосовали, кажется?

— Голосовал! — признался Филипп.

— И за кого же вы отдали свой голос? Кому плюнули в лицо?

— Я в раковину плюнул.

По комнате прокатился вздох, и все двенадцать пар рук тихонечко зааплодировали.

— Ну вот, видите! — сказал кандидат в президенты. — Все правильно! Вы и не могли проголосовать за этого мерзавца, Измаила Кински. И никто за него не мог проголосовать! Однако же он выбран!

— Выбран… Выбран… — зашумели другие голоса.

— Выбран президентом Всемирного Банка. И кто выбран? Человек, родившийся из зерна, — подытожил бывший кандидат в президенты. — Человек, навязывающий нам бессмысленную войну с космическими посевами! Человек, организовавший по всей планете травлю артезианцев! Теперь у него в руках безграничная власть над нами!.. Безграничная власть!

— А я-то тут при чем? — искренне удивился Филипп.

— Ты единственный человек, наделенный подлинной властью. Ты единственный человек, способный восстановить на земле демократию и свободу! Ты единственный человек, способный прекратить бессмысленное избиение пришельцев из космоса! Истребление тела Господня, теперь насыщающего собою землю и воды! — Каждое следующее слово умножалось эхом и звучало торжественнее предыдущего. — Ты, Филипп Костелюк, единственный носитель ЛИБа.

Филипп Костелюк сидел на стуле и с каждым следующим словом рассказчика все шире открывал рот. Уж никак он не предполагал такого поворота событий.

Организация под названием Пятая Когорта (оба слова писали с большой буквы) возникла в этом самом номере отеля буквально через несколько часов после того, как автоматчики изрешетили Петра Сумарокова. У истоков Когорты стояли два человека: оператор, в ту ночь посредством спутника-шпиона наблюдавший за окнами, и ночной швейцар.

Если бы не эти два самоотверженных человека, то Филиппу еще тогда, сто шесть лет назад, грозило бы полное просвечивание. Конечно, молодого водителя убили бы, обнаружив в его голове ЛИБ. Но оператор скрыл от своего начальства пленку с записью, а швейцар утверждал, что, прежде чем ворвалась охрана, видел, как какой-то человек в черном дождевике службы безопасности выбежал из гостиницы. По словам привратника, капюшон был надвинут на глаза, и этот человек держал что-то в зажатом кулаке, вытянутом перед собой.

Оказывается, Филиппа допрашивали исключительно для проформы, а искали того, в капюшоне. Но конечно, не нашли. Человек в капюшоне никогда не существовал, его придумал привратник.

И до того, и после того были проведены сотни тысяч опытов по использованию и вживлению ЛИБа, но ни один из этих опытов не дал результата. Или испытуемый сходил с ума, или его убивали. Причем убийства носили не политический, а чисто кармический характер. Обретая ЛИБ, человек мгновенно привлекал к себе смерть.

Почему прибор прижился в голове Филиппа Костелюка? Точного ответа никто не знал, но предполагалось, что тому виной были сотни мелких причин: погода, а ведь тогда шел дождь; воздух, наполненный озоном, а ведь тогда рядом замкнуло провода; отношения с женой перед внедрением в ухо прибора; вес и состав металла гаечного ключа; маленький шок из- за убийства последнего из нападавших. Все в деталях пытались воссоздать ученые — активисты Пятой Когорты, для этого и был построен музей, но нет, всегда не хватало какой-то мелочи.

Кроме того, результаты опытов на обезьянах показали, что расчет мощности прибора был неверен. В реальности ЛИБ действовал в тысячу раз сильнее, чем предполагалось первоначально. Таким образом, Филипп Костелюк стал единственным в мире, на все времена, обладателем безграничной власти.

На следующую ночь после убийства мэра сторож и оператор встретились. Тогда они, конечно, не знали всего. Огромная часть знания о грядущем торжестве Спасителя приложилась позже, но они поклялись друг другу, что найдут его и помогут ему творить справедливость.

Филипп Костелюк не совсем понял, но члены Пятой Когорты представляли себе Спасителя не в одном, а как бы в двух лицах. И вторым лицом было лицо второго преступника со стенда. Если о нем говорили как о Руке Божьей, то об Эрвине Каине упоминали как о Разуме Господа. И это при том, что все члены Пятой Когорты были отпетыми атеистами.