Виталий Вавикин - Шарманщик Страница 19

– Вот в одежде уже гораздо лучше, – говорит жирный, растягивая безобразные складки своих щек в подобии улыбки. Ты спрашиваешь о погоде. Он жалуется на боли в области печени и сердца.

– Восточный трек еще не чистили? – спрашиваешь ты и получаешь еще одну порцию жалоб, на этот раз о повышении процента поломок техники во время морозов. – Как расчистят, скажешь, – говоришь ты.

Старый лифт поднимает тебя и какую-то морщинистую женщину с мопсом на руках.

– Я видела вас без одежды сегодня утром, – говорит женщина с укором. Ты надеешься, что с укором. Надеешься и молчишь. А женщина и ее мопс смотрят на тебя.

– По-моему, ты сходишь с ума, – говорит тебе Майк.

– Я не слушаю тебя.

– Ты сходишь с ума.

– Не слушаю.

– Сходишь с ума.

– Не слушаю!

– Сумасшедший! – говорит женщина с мопсом и останавливает лифт.

– Видишь, – говорит тебе Майк. – Даже она предпочитает подниматься по лестнице, чем ехать с тобой в одном лифте.

Ты выходишь в коридор. Двери закрываются за спиной, разделяя тебя и Майка. Но двери не сдержат тех, кого нет.

– Я не виноват, что ты умер, а я нет, – говоришь ты, но в коридоре никого кроме тебя нет.

Секретарша перезванивает в тот самый момент, когда ты настырно пытаешься прикурить. Бумажные спички загораются и гаснут, загораются и гаснут…

– Я не вовремя? – спрашивает секретарша, тщетно изображая смущение, словно застала тебя за чем-то непристойным.

– Это же не онанизм, – говоришь ты и наконец-то прикуриваешь.

Дым заполняет легкие. Где-то здесь был тюбик с антидепрессантами. Чувствуя свою ненужность, секретарша спешно сообщает причины изъятия шарманки.

– Вы будете забирать ее сами или выберете платную доставку?

– Доставку, – говоришь ты.

– В таком случае мы вышлем к вам курьера, – говорит секретарша. – Вам интересны расценки за доставку?

– Нет.

Секретарша желает удачного дня и отключается. Ты смотришь на темный экран и думаешь, зачем Кэт понадобилось сообщать в «Феликс» о неисправности твоей шарманки.

– Вот так всегда, – говорит Майк. – Ты сидишь и ломаешь голову, как помочь людям, а люди берут и помогают тебе.

Новая шарманка выглядит совершенно чужой и незнакомой. Курьер хотел выписать счет, но ты настоял, чтобы расплатиться наличными.

– Видела бы тебя твоя мать! – говорит Майк.

– Ты не знал мою мать, – говоришь ты и думаешь, что старая шарманка была единственным, что напоминало тебе о ней. Теперь остался лишь старый кожаный чемодан.

– Может, сначала проверишь? – спрашивает Майк, когда ты убираешь новую шарманку в старый чемодан.

– А чего ее проверять-то?! – говоришь ты.

– Ну не знаю, – улыбается Майк. – Вдруг начнет писать какие-нибудь скабрезности или что…

– Чертова машина! – ругаешься ты, потому что новая шарманка почему-то не помещается в чемодан.

– Антидепрессанты в левом кармане, – напоминает Майк… И позже. Намного позже. Когда день подошел к концу, в желудке переваривается ужин, а ты лежишь на кровати и притворяешься, что спишь: – Знаешь, Ян, по-моему, у тебя самая бессмысленная жизнь из всех, кого я когда-либо знал, – говорит Майк.

Ночь. Радио тихо играет. Ты сидишь за столом, и новая шарманка насилует твой мозг, пробирается в твою память. И ты думаешь… Нет, ты надеешься, что старая шарманка действительно была неисправной. Может быть, когда в «Феликсе» настраивали ее для тебя, что-то напутали, как это всегда бывает. Ведь когда ей владела твоя мать, она была счастлива, перечитывая созданные шарманкой листы. А ты? Во что превратился ты? Ты надеешься, что с новой все будет по-другому. Как сказал проповедник, закаленный характер рождает надежду. И если даже это не сработает, то, по крайней мере, пока ты здесь, за столом, отдаешь свой разум этой чертовой машине, Майка нет в твоей жизни. И только поэтому ты готов сидеть здесь часами…

Ночь. Радио все еще работает. Ты читаешь созданные шарманкой листы. Ничего не изменилось. Всего лишь новый корпус со старым содержанием, и песня по радио как-то неназойливо вгрызается в голову:

Тебя держат в неведении.Ты знаешь, что все они притворяются.Тебя держат в неведении.Ну вот, началось…Давай, вытаскивай свои скелеты.Пой в такт марширующим костям.Им нужно, чтобы тебя похоронили, глубоко закопав.Твои секреты готовы выйти наружу.А ты к этому готов?Я больше не хочу ни в чем разбираться.Закончена безграмотная мольба.Это все… оправдание.Парень, это бесконечно…Колесо, вращающее меня,Никогда не остановится, никогда.И это для меня не ново…

Ты слушаешь песню, и в какой-то момент тебе кажется, что эти же строчки написаны на созданных твоей шарманкой листах. Но это не так. Это безумие. Эта чертова машина сводит тебя с ума!

– Что ты делаешь? – спрашивает Майк, когда ты набираешь на видеофоне номер «Феликса».

Ты не отвечаешь. Закуриваешь сигарету и ждешь перед черным экраном.

– Это же не бесплатная «горячая линия»! – смеется Майк. – Знаешь, куда люди звонят обычно ночью? Верно, а еще лучше завести настоящую подружку и спать. Понимаешь? Спать! – он смолкает, потому что экран вспыхивает ярким светом.

Блондинка. Безупречная и до отвращения улыбчивая, как брюнетка, с которой ты разговаривал днем. Она смотрит на тебя большими голубыми глазами и спрашивает, чем может помочь. Ты орешь на нее, говоришь, что новая шарманка еще безумнее, чем прежняя, а она просит тебя оставаться на связи и выключает экран… Тишина.

– Похоже, тебе снова пора в «Ексодус», – говорит Майк и тяжело вздыхает.

Экран снова вспыхивает. Блондинка извиняется за то, что заставила ждать, и говорит, что завтра к тебе лично приедут сотрудники «Феликса» и все проверят на месте. Но когда наступает утро и ты открываешь дверь, на пороге стоят правительственные агенты и говорят, что ты должен проследовать с ними.

– Вот тебе и еще один шаг по мосту Чинват, – говорит Майк. – Еще один шаг.

Глава вторая

Закон – нечто духовное, я же – смертный. Я был продан в рабство греху. Я не ведаю, что делаю, вернее, я делаю то, что сам же ненавижу. И если я творю то, чего сам не желаю, то значит, я согласен с законом о том, что он добр. Но на самом деле не я все это делаю, а грех, живущий во мне. Да, я знаю, что добро не живет во мне, в моей грешной природе. Желание совершать праведные поступки всегда со мной, но я не совершаю эти поступки. Ибо не творю я добро, как мне бы хотелось, но вместо того я творю то самое зло, которое не хочу совершать.

Агент Хэнзард показывает тебе фотографию азиатки и говорит, что ее зовут Миранда Чжунг.

– Так значит, она существует? – спрашиваешь ты.

– Что значит, существует? – спрашивает агент.

Ты пожимаешь плечами и говоришь, что, когда встречался с азиаткой в квартире Шмидта, она дала тебе свою визитку, но, когда ты позвонил по указанному номеру, мужчина ответил, что не знает никаких азиаток.

– Как выглядел этот мужчина? – спрашивает агент.

– Не помню, – говоришь ты.

– Что вы делали в квартире Шмидта?

– Искал Диану. Это копир, который принадлежит моей сестре…

– Мы знаем, кто такая Диана.

– Вот как?

– Вы знали, что Шмидт в розыске?

– Нет.

– Вы знали, что Миранда Чжунг в розыске?

– Нет.

– Как вы познакомились со Шмидтом?

– Он приехал ко мне.

– Почему?

– Потому что его шарманка начала писать обо мне.

– Почему?

– Не знаю, я не создавал этих машин.

– Ваша шарманка принадлежала вашей матери и досталась вам после ее смерти, когда вы вернулись с фронта?

– Да.

– Почему вы записались добровольцем, прибавив себе лишний год?

– Тогда это мало кого волновало.

– Что вы хотели доказать этим поступком?

– Ничего.

– Вам нравилось убивать?

– Лишь тех, кто по другую сторону.

– У вас есть награды?

– Я никогда не хотел быть героем.

– Почему по окончании войны вы не остались в армии?

– Потому что война закончилась.

– Значит, вы служили лишь потому, что была война?

– Да.

– Что вы можете сказать об офицерах?

– Ничего.

– Ничего хорошего или ничего плохого?

– Просто ничего.

– Вы поддерживаете отношения с сослуживцами?

– Они все погибли.

– Вы обвиняете себя в их смерти?

– Нет.

– Они могли бы обвинить в своей смерти вас?

– Это война.

– Вас никогда не посещали мысли о суициде?

– Нет.

– Почему же тогда вы посещаете психоаналитика?

– Потому что это оплачивает правительство.

– Вы когда-нибудь употребляли наркотики?

– Да.

– Вы считаете себя наркоманом?

– Нет.

– Вы считаете, что легализация наркотиков – это плохо?