Генри Олди - Тени моего города (Сборник) Страница 19

Гнев от 85 % – социально опасен.

– Убью, – буркнул я, душевным усилием гася ярость до приемлемой.

– Я в столовую, – доложила Люська. – Тебе принести бутерок?

– Пошла в жопу!

– Иду, уже иду…

Цок-цок, каблучки. Задом виляет, торопится. Шалава.

– Виктор Павлович, вас шеф зовет.

– Какого черта?!

– Придете-узнаете…

У секретарши Валечки по вторникам Л-47 %. Она от лени на ходу засыпает. Ко мне еле дотащилась. Зевает во всю пасть. Хоть бы рукой прикрылась, лимита деревенская. Когда на работу брали, вторничная лень у Валечки фиксировалась не выше тридцатки. Еще год-два, и с такими темпами роста…

Ничего, шеф ей напарницу подыщет. Это у него, козла, быстро.

Когда я вошел, шеф быстро шаркнул мышкой.

Это он зря. А то я не в курсе, какое окошечко он сейчас свернул. Sexopilochka, новые видеоролики. Черненькие, беленькие, желтенькие. Деточки, развратницы, толстухи. Горы совокупляющегося мяса.

– Репортажец, – буркнул шеф.

Он сопел и пыхтел, с трудом восстанавливая дыхание. Узкий лоб взмокрел, покрылся блестящими каплями пота. Бисер, значит. Сам перед собой мечет.

– «Княжий двор», новый ресторан в парке. Оператором возьми Генчика, он в курсе.

– Генчик? – я сжал кулаки. – Генчик идет лесом. Он у меня полтинник занял.

– И что?

– Ничего. Не отдает. На фиг Генчика.

– Не морочь мне голову.

– Я ему морду разобью. И объектив.

Шеф сощурился, вглядываясь в меня.

– А-а… Забыл. Ты ж сегодня полное Г. В четверг сходи. У тебя что в четверг? Чревоугодие? – он вывел на дисплей эмо-карты сотрудников, нашел мою. – Ага, хорошо. Вот и поешь от пуза. Княжата обещали, от щедрот.

Он все глядел и глядел на меня, словно впервые видел.

– Слушай, как тебе Валька? – вдруг спросил он. – Ну, с утра?

– Дырка с ручкой, – честно ответил я. – Гнать поганой метлой.

– Вот и я так думаю. Томная, теплая. Драть метлой. Скажи ей, пусть зайдет. Я ей кое-что продиктую.

– Глубже диктуй. С подтекстом.

– А ты не хами, не хами. Забуду, что друг детства, вставлю по самое… – взгляд шефа лип к телу, как мокрое белье. – Без вазелина… Короче, возьми Генчика. Возьми его за это… за самое…

Еще минута, и я дал бы ему в дыню.

– Я пошел?

– Что? Да, иди, – туманный глаз моргнул. – Вальку позови.

По вторникам у шефа похоть. П-47 %+. Плюс означал непредвиденные колебания в сторону роста.

– Толик?

– Нет, уголовка!

Тупость жены доводила до бешенства. Человек открыл дверь своим ключом, разувается в прихожей, а эта дура из комнаты интерересуется: муж, или нет? Ясное дело, это Чероки, наш мопс. Сам выгулялся, сам вернулся. Тапочки берет – жевать.

Идиотка!

Чероки прятался на балконе. Он, гад, хуже барометра. Чует, когда у меня гнев или алчность. Его тогда ничем не приманишь. Однажды руку прокусил, до кости. Я хотел его, падлюку, за шкирку. Он мою барсетку сгрыз.

Зато по четвергам ходит за мной хвостом. А за женой – по воскресеньям.

– Ужин есть?

– Макароны…

– Опять макароны?!

– В шкафчике. Ты свари их, Толик…

Лежит на диване, сволочь. На лбу – мокрое полотенце. Мигрень, депрессия, мировая скорбь. Л/У-54 %. Если у Вальки сегодня чистая лень, то у моей – с вариациями. Лень/уныние. На днях была передача, какой-то профессор разъяснял, почему эти грехи – двойняшки. Источники цитировал, на авторитеты ссылался.

Мудозвон.

С трудом удержавшись, чтобы не рассказать жене все, что я думаю про ее неваренные макароны, я пошел на кухню. Лучше так. В мае не сдержался, врезал. Назавтра стыдно было – хоть вешайся. Она на шее виснет, целует, в постель тащит. «Бьешь, значит, любишь!» Ну конечно, у нее в среду – похоть. А у меня-то – зависть. Отцеловываюсь, лишь бы отстала, а сердце колотится. Хорошо, мол, тебе, родная. Фингал под глазом – и тот в радость.

Мне бы так…

– Толик?

– Ну что?

– Сделай мне чаю… умираю, Толик…

Ага, умирает она. Еще меня переживет.

Ничего. Бывает хуже. Вон у Авраменко по вторникам чистый цирк. У него – гордыня, у нее – гнев. Весь дом ходуном ходит. Менты через раз. Меня как-то позвали успокаивать. А у меня тоже Г. Чуть не сел лет на пять. Хорошо, Авраменко утюг отобрал. Здоровый, собака. Сказал: никто иной, как я, ее убью. И в позу встал.

Я дверью хлопнул и больше к ним – ни ногой.

Четверг. Чревоугодие

…и что мы имеем с холодильника?

Гуся, увы, не наблюдается. Опа-на! Балычок-с! Горбуша? Она, родимая. Сейчас мы ее на хлебушек, да с маслицем, да сверху – лимончиком… Где у нас лимончик? И веточку укропа… Сыр? «Дор-Блю», «зеленая марка»? Любимый мой! Нет-нет, мы никуда не торопимся. Мы медленно спустимся с горы… На ломоть батона – «толстым-толстым слоем», как правильно учит нас реклама – и в микроволновку. Тридцать секунд. Ага, кофе подоспел. Ветчинка, помидорушки, шпротики – «Рижское золото», с медалями! – тортик на сладкое…

Заморим червячка?

– Толик, ты сдурел?

– Ыгм?

– Тут еды на неделю! Нам обоим! А ты!.. ты…

С сожалением откладываю бутерброд. Надо прожевать. Надо ответить. Внятно и убедительно. Иначе благоверная не отстанет.

– Какую неделю, Лидок! Оно ж испортится! Укроп вянет, ветчина сохнет. Про балык я вообще молчу. Пропадет! Жалко…

На «пропадет» супруга покупается. У нее, красавицы, по четвергам А-38 %. Алчность, или жадность, если по-простому. Уровень так-сяк, терпимо.

Запасы в холодильнике – со вчера. Похоть по средам – это кстати. Именины сердца! А путь к сердцу мужчины лежит, как известно, через желудок. Наша похоть – не только безумный секс, но и полный холодильник.

Эту истину жена усвоила.

– Балык – ладно… и правда, пропасть может. А сыр?

– Ну, сыр…

– А шпроты зачем открыл?!

– Я?! Это ты их вчера открыла! Я только доедаю. Чтоб не пропало… Присоединяйся! Это я для нас двоих приготовил.

Вру, разумеется. Для себя старался. Скромный завтрак волка-одиночки. Но мне не жалко! У меня обжорка, а не алчность.

Я себе потом еще сделаю.

– Я открывала? Быть не может!

– Ты, ты, лапочка…

– У них же срок годности… Еще полгода лежать могли!..

Супруга вздыхает и подсаживается к столу. Ф-фух, пронесло! Можно целиком отдаться процессу… М-м! Вкуснотища! Чревоугодие – мой любимый грех. Нет, похоть тоже ничего… Жалко, мы с женой по дням не совпадаем. Зато похоть с завистью совмещается.

«Зеркалка»: у меня похоть – у жены зависть, у меня зависть – у жены похоть…

Мог ли я такой кайф от еды получить до эпидемии «Синнера»? Как мы вообще до нее жили? Вспомнить страшно. Паника тогда по всему миру поднялась. Новый вирус! Не лечится, караул! Грипп птичий, свиной; чертячий. Температура, все тело ломит…

Обошлось без жертв.

Переболело 99 % населения шарика. А как начались последствия, так грипп и окрестили «Синнером» – «Грешником». «Семь смертных» – по дням недели. Поначалу опять двадцать пять: ужас, кошмар, явление Антихриста! Телевидение слюной захлебывается, интернет трещит, газеты пестрят… Ничего, приспособились. Года не прошло – службы пооткрывали. Бесплатные. Врачи, астрологи, тесты, эмо-карты…

Мракобесы упирались: эмо-карта от дьявола! Ни за что, никогда! Поскулили – утихли. А куда денешься, если при поступлении на работу требуют эмо-карту? В обязательном порядке. Мне даже нравится! По крайней мере, точно знаешь, в какой день чего от себя ждать.

Кто предупрежден, тот вооружен!

Лидок ест аккуратно, стараясь не уронить ни крошки. Тщательно прожевывает, чтобы лучше усваивалось. Темнота! Тут смаковать надо… Она ж не ест – питается! Смотреть больно.

Еще и бормочет под нос:

– …Жрешь в три горла… если б ты так деньги зарабатывал… скажи шефу, пусть тебе зарплату прибавит…

– Угу, – жую в ответ. – Умгу-ухм…

В дверь осторожно лезет Чероки. Косится на Лидку, кряхтит. Ждет, когда я один останусь. Пока благоверная рядом, шиш ему что обломится. Все понимает, зверюга… Дождался! Лидка в ванную ушла. Лови ветчинки, друг человека.

А это, извини, мне.

– …снимай крупный план. Фасад, столики на веранде. Вывеску – обязательно. Потом интервью с вами, Борис Павлович.

Генчик по-волчьи зыркнул на меня. И взялся за камеру, бурча: «Учитель нашелся! Бондарчук хренов…» Зря я ему про тот полтинник напомнил. У него ж сегодня алчность. Как у моей супруги.

Борис Павлович прихорашивался. Чиркнул по лысине расческой, поправил на галстуке заколку с бриллиантом. Сделал значительное лицо с уклоном в торжественность. Гордыня! Век пончиков не видать: она, родимая. Значит, обед закатит на славу – чтоб в грязь лицом не ударить. А поскольку обед халявный, Генчик тоже оценит.

Тьфу-тьфу, удачно складывается.

Хорошо бы и у шеф-повара гордыня оказалась… Я не выдержал: извлек из сумки пакет чипсов с паприкой. Сунул в рот хрусткий кругляш. Надеюсь, ресторатор все поймет правильно – и проявит снисхождение.

Ох, грехи наши тяжкие…

– Снято.

Черт, быстро он! Я даже чипсы доесть не успел.