Дорис Лессинг - Маара и Данн Страница 22

— Живо!

Выкрикнув это, Данн спрыгнул ниже, стараясь держаться подальше от марширующих колонн. Маара поспешила за братом, дрожа от страха и опасаясь, как бы не ступить в эту смертоносную массу; догнала Данна, плюхнулась в воду. Они смыли с себя черный налет, наполнили бидоны, но больше всего пили, пили через силу, напивались впрок, постоянно следя за передвижением подземных полчищ. Видя, что насекомые приближаются к их яме, Маара хотела выскочить из воды, но Данн удержал ее. Дождавшись, когда первые из них свалятся в воду, он принялся молниеносно отрывать им головы и запихивать извивающиеся тела себе в рот. Он проглотил несколько штук, увидел выражение лица Маары, задержался. Она едва сознание не потеряла от ужаса. По краю ямы в воду сваливалось и тонуло множество юрких шестиножек. Данн протянул руку к лежавшему на берегу мешку, вынул из него другой, маленький, набил его тонущими насекомыми и кивнул Мааре в сторону берега. Она со страхом смотрела, как брат ловко выпрыгнул из воды, не наступая на потоки насекомых, которые в короткое время могли оставить от обоих двуногих начисто объеденные скелеты. Однако перед шестиногими погорельцами стояла иная задача: как можно скорее найти место, где можно на необожженной земле основать новые города. Но повсюду, сколько охватывал взгляд, простиралась лишь черная обожженная земля. Неизвестно, сколько им еще нужно было пройти, транспортируя пищу с подземных ферм, тоже сухую и сморщенную от засухи, таща на себе детишек и громадных матерей, с ладонь величиной, которые и в пути продолжали извергать яйца, тут же подхватываемые челюстями носильщиков. Переселялся целый народ — так же как переселялись жители скальной деревни, занимая оставленные выбывшими дома. Маара смотрела, как Данн переступает через ручьи насекомых, и следовала за ним. Им удалось пересечь живую реку без неприятностей, и они вновь зашагали вдоль русла, превратившегося в череду пустеющих ям с водой. Отойдя подальше, Данн вытряхнул содержимое мешка на раскаленную скалу. Насекомые с шипением сморщивались, уменьшались в объеме. Данн, пристально глядя на Маару, вручил ей сморщенную оболочку, и она послушно положила эту гадость в рот. Вкус оказался своеобразный: резкий, кислый; она попыталась представить себе, что это какие-то редкие ягоды. Данн подсовывал сестре еще и еще, пока она не наелась. Затем он снова понесся к потоку переселенцев, снова набил мешок и снова вывалил его содержимое на горячие камни. Покусанные руки его покраснели, распухли, но он не обращал на это внимания. Он ел насекомых сам, снова заставлял есть Маару, оценивая ее взглядом, замечая, что она на глазах поправляется.

— Ешь, Маара, ешь. Тебе нужно растолстеть.

Солнце всползало выше. Снова шагать по самой жаре. Они шли вдоль русла. Нигде никакого укрытия, ни скал, ни деревьев. Лишь изредка обгоревшие стволы, вытягивавшие к небу остатки ветвей. Огонь остался сзади. Впереди воздух — пыльный, но без дыма. Маара опять хотела рухнуть, и лучше всего в воду, в одну из быстро высыхающих ям.

Она глядела под ноги, чтобы солнце не слепило глаза, крепко держалась за палку, на которой висели бидоны.

— Глянь вперед, Маара! — услышала она вдруг.

Она подняла взгляд и увидела, что холмы резко переходят в горы. Сверху сочится жалкий водопадик — то, во что превратился бурный поток. К воде, конечно, не подобраться.

— Скоро остановимся, — пообещал Данн. Маара обратила внимание, что брат обращался к ней так, как она сама говорила с ним когда-то, уговаривая, заманивая. — Там, вверху, гораздо лучше, вот увидишь. К вечеру мы остановимся на середине подъема, а завтра влезем на самый верх.

Вечером они снова спустились к воде. Здесь вместо ям с водой текла настоящая река, когда-то большая, полноводная, и все еще текущая от водопада сплошным потоком, прежде чем потеряться в песках и скалах. Везде россыпи, кучи, груды костей. Большие, поменьше; ребра, черепа, а также рога и бивни. Данн и Маара обходили их, переступали и наступали на мелкие, рассыпающиеся, похожие на слипшийся меловой порошок. Маара боялась, что в воде могли спрятаться драконы и жалохвосты. Очевидно, Данн тоже этого опасался, ибо усердно тыкал в воду палкой. Но нет, ничто им не угрожало. Вода появилась лишь в результате ливней, до этого здесь так долго свирепствовала сушь, что вся живность передохла, не осталось ни жаб, ни лягушек. Снова они пили, купались, плескались, набрали воды. Затем начали подъем вблизи водопада, прислушиваясь к его неторопливому бормотанию. А ведь еще совсем недавно водопад этот был шириною в полмили, вода низвергалась там, где они поднимались, ее следы сохранились на скалах, настолько сглаженных переносимыми ею взвесями, что ноги скользили. Еще не стемнело, когда они остановились, чтобы осмотреться, вгляделись туда, откуда пришли. Вдали бушевал огонь. Деревню они не увидели, хотя до нее не так уж и далеко, ведь шли медленно из-за слабости Маары, шли по черной земле, меж тлеющими бревнами, дымящимися кучами костей. Маара попыталась разглядеть холмы старых городов, но они терялись в далекой дымке.

Она добавила в муку воды и снова выложила лепешки на горячие камни. Муки осталось совсем немного, а корней — всего восемь.

— Наверху пищи больше, — успокоил сестру Данн. Он вытащил кошелек, вывалил на камень и пересчитал свои сероватые монеты. — Много мы на это не купим. — Он пошевелил кучку монет пальцем. — Я вот о золоте думаю. Как бы нам его обменять? Давай поглядим.

Она вытащила мешочек, высыпала содержимое.

— Я, знаешь, никогда о них и не слышал, кроме как в разговорах… Ну, там — «дороже золота», «не все то золото, что блестит», «золотые россыпи» и все такое. Его используют, я знаю, но только богатые люди, потому-то я сначала и не сориентировался… — Он задумчиво тыкал пальцем в золотые монеты. — Нас убьют, если узнают, что у нас при себе такое.

— Если их не обменять, то как еду купим?

— Я не сказал, что нельзя обменять. — Данн напряженно что-то обдумывал.

Маара прикоснулась к одной из сверкающих монет — та уже нагрелась от горячего камня.

— На одну такую монетку можно купить дом, — процедил он сквозь зубы.

— О, Данн, давай купим дом там, где все время есть вода.

— Ты ничего не понимаешь, Маара, — поморщился он. Да, она не понимала, многого не понимала, и брат постоянно напоминал ей об этом.

— Так расскажи мне, объясни.

На плоском камне грелись, как будто враждебно переглядываясь, золотые и серые, безобразные, тощие монеты. Вокруг никого, но Данн понизил голос.

Он поднял палку и принялся чертить в пыли между камнями. Изобразил какую-то фигуру неправильных очертаний: вытянутую, с одного конца толще, чем с другого, как будто нарисовал непомерно разжиревшую метательную дубинку.

— Это весь мир. Земля, а вокруг море.

«Весь мир» Маару не удивил. Сразу вспомнились давние занятия с родителями.

— Нет, Данн, мир больше. Мир — это много кусков земли, а между ними много воды.

Он пригнулся к сестре, как будто испугавшись чего-то.

— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? Нам вообще ничего знать не положено.

— Нас учили. Ты не помнишь, ты был еще маленьким. Нас родители учили.

— А их кто научил? Нам ничего не говорят, хотят, чтобы мы дальше собственного носа не видели. Как скальники, которые воображают, что за их холмами земля заканчивается. — Он криво усмехнулся.

— Я помню этот рисунок, Данн. Это называется Ифрик. Тот большой кусок земли, на котором мы живем. Где мы тут, в каком месте?

Он ткнул пальцем в центр фигуры, пониже большой выпуклости.

— Рустам от нас далеко?

Он указал место, затем чуть раздвинул указательный и средний пальцы, продемонстрировав расстояние от Рустама до них.

Маара почувствовала себя мелкой и незначительной, как букашка. Ведь путешествие из Рустама ей казалось долгим, длинным, как между мирами, между жизнями. А тут, на этом рисунке, — расстояние между двумя чуть расставленными пальцами. Всего ничего. А она сама и того меньше.

Но Маара не пала духом.

— Я помню, родители говорили, что Ифрик очень большой. А куда мы завтра направимся?

Данн снова показал на карте такое же расстояние, но в противоположную сторону от места, в котором, как он сказал, они находились.

— Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра…

— Это и есть север?

— Да, это север. Но настоящий север… — Данн показал на самый край нарисованной фигуры.

— Если мы так долго пробирались сюда, то сколько же времени у нас уйдет, чтобы добраться до севера?

— Почему долго? Всего-то два дня.

— Но… — Маара думала о ночном бегстве из Рустама, и поняла, что брат говорит не об этом. Да и не мог он его помнить.

— Отсюда на север легче будет.

— А на юг — тяжелее, так?

— Да, чем южнее, тем хуже, кроме самого юга, здесь. — Он ткнул палкой в самый край Ифрика. — Здесь, внизу, горы, вода, зелень…