Игорь Пронин - Мао: Душевная повесть Страница 25

— Так вас же спасал! Я чертовски рад, что ты жив, парень! Капитан Готвальд всегда старается исправлять свои ошибки!

— А, спасибо. Жалко вот, друзей не найду, погибли, наверное.

— Да, тут запросто погибло человек сорок. Или пятьдесят. Но это еще ерунда! Ты бы видел, что там. — Он махнул рукой в сторону. — Я же не мог утерпеть, хотел узнать, что с тобой, ну и катапультировался. А пока летел, видел, что самолет мой, похоже, в химический завод угодил. Вот там сейчас веселье! А, черт с ним, мне надоело летать. Ты откуда?

— Из Москвы.

— Обожаю русских! Как тебя зовут?

— Мао.

— Обожаю китайцев! Честно тебе скажу, как только я тебя увидел — просто сразу влюбился. Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Я не знал, что сказать, но мы были уже возле бара. Филипп, который так там и стоял, распахнул перед нами дверь. В баре было все так же пусто, мужик все не мог справиться со стаканом.

— Что тебе заказать? — спросил Готвальд.

— Водки. И ему вот тоже водки.

У Готвальда мужик денег почему-то не спросил, мы выпили. Готвальд взял еще орешков всем, съели орешки. Потом снова выпили, и он наконец снял руку с моего колена, чтобы сходить в сортир.

— Ты ему понравился, — сказал Филипп. — Странно.

— Любовь с первого взгляда, — объяснил я. — Он славный.

Мужик у стойки спросил, не налить ли нам еще. Я согласился, но Филипп не захотел пить. Тогда я предложил мужику за стойкой, мужик выпил с удовольствием.

— Послушай, — сказал он потом. — Ты тут впервые, судя по всему, так вот, может быть, ты не понимаешь… Этот парень — он ведь не только угощать тебя будет. Он ведь тебя домой пригласит, потому что здесь я таких вещей не позволяю.

— Это хорошо. Неплохо бы нам у него заночевать. Да, Филипп?

Филипп неопределенно пожал плечами и попросил еще орешков. Тут вернулся Готвальд, обнял меня за шею и зашептал что-то неразборчиво. От него какими-то апельсинами пахло, очень противно. Я вырвался и говорю:

— Ну хватит уже тут сидеть. Если хочешь пригласить домой — поехали, пожрем нормально и в кровать. С утра нам надо еще по моргам поездить, знакомых поискать.

Готвальд просиял. Он засуетился, достал кошелек, стал расплачиваться с барменом, выронил ключи. Я поднял, положил себе в карман. Приятно все-таки, дома у меня никогда ключей не было, как и самого дома. Филипп попросил подождать, пока он в туалет сгоняет. Готвальд удивился:

— Он тоже с нами?

— Это мой друг. Он тихий.

— Ну ладно… Хотя я думал — теперь я твой друг…

Тут двери открылись и зашли Саид и Райфайзен. Здорово же их потрепало, страшно смотреть, особенно на Райфайзена. Саид поддерживал Райфайзена, а Райфайзен — свою руку. Увидев нас, Саид загоготал:

— Я же говорил, он бессмертный!

— Мао! И Филипп! Нам надо скрыться… — простонал Райфайзен. — Иначе нас могут выдворить… Но мне нужен врач.

— Это тоже мои друзья, — сказал я Готвальду. — Ты случайно не врач?

— Я летчик, если ты забыл, — обиделся Готвальд. — И друзей у тебя слишком много. Вот что, ребята, кидалово не пройдет.

И Готвальд достал большущий пистолет. В ту же секунду в него прицелились мужик из-за стойки и трое вбежавших в дверь полицейских. Все стали орать, Готвальд — про кидалово какое-то, мужик — про стаканы, полицейские — чтобы все положили руки на стойку. Я решил слушать полицейских, все-таки их больше. Мужик за стойкой опустил револьвер, а потом и Готвальд тоже бросил свою пушку, когда его совсем не слышно стало. Такие уж в Америке горластые полицейские.

— Капитан Готвальд? — спросил самый здоровый полицейский, когда отдышался.

— Нет. Я больше не капитан. Я увольняюсь.

— Вы арестованы. Руки за спину, сволочь.

Полицейские заковали Готвальда в наручники и повели к выходу.

— Любовь моя! — кричал мне Готвальд. — Скоро я прикончу пяток копов и вырвусь на свободу! Жди меня и я вернусь! Только очень жди!

— А адрес-то! — опомнился я. — Где ты живешь?

— Нью-Йорк, тысяча шестнадцатая авеню, восемьсот тридцать шесть, пятьдесят восемь! Всем смертям назло! — крикнул мне Готвальд из-за двери.

— Хороший парень, — сказал я ребятам, — жаль, что дурак и преступник.

— Мне неприятности не нужны, — бармен снова достал из-под стойки револьвер. — Вот тебе на сдачу стаканчик, и проваливайте, скоро пожар потушат и нормальные клиенты вернутся.

— А где тут Нью-Йорк?

— Довольно далеко на востоке. Но каждый может показать. Проваливайте.

— Доктора… — стонал Райфайзен.

— Пистолет, — отрезал Саид. — Сначала пистолет, потом все остальное. Иначе я не смогу тут жить. А с пистолетом, кажется, смогу.

— Так несите меня отсюда… — Райфайзен чуть не падал. — Найдем тебе пистолет, только быстрее. Я подскажу, а вы не зевайте.

Бармен провожал нас дулом револьвера до самой двери. Мы вынесли Райфайзена из забегаловки и понесли его по улице, скоро нам попался одинокий полицейский, он косился на нас, нехорошо скривившись.

— Я ранен! — стал кричать ему Райфайзен, когда мы подошли вплотную. — Я пострадал на пожаре! У меня сломана рука в двух местах и вывих шейки бедра! Помогите мне!

— Что я, тебе искусственное дыхание сделаю? — проворчал полицейский. — Пошли к машине, вызову врача и патруль.

Мы поднесли Райфайзена, полицейский отвернулся, заглянул внутрь машины, и тут Саид выпустил Райфайзена и со всей мочи огрел полицейского по хребту двумя руками. Полицейский так и ввалился внутрь, на сиденья, а Райфайзен выпал у нас из рук и ударился головой об асфальт.

— Ах ты, гад! — Полицейский барахтался в машине, пытаясь вытащить пистолет, Саид вполз на него и тоже пытался вытащить пистолет. Тогда полицейский стал его наоборот засовывать поглубже в кобуру.

— Если кто увидит, нам хана. Электрический стульчик. Совсем Саид одурел, — сказал Филипп и покачал кудрявой головой. — Может, пойдем?

— Нет, — говорю, — ну ты что? Давай попробуем помочь.

Я обошел машину и открыл дверь с другой стороны, там, где раскачивалась голова полицейского. Надо было чем-то его ударить побыстрее, а то и правда, люди начали оглядываться. Я вспомнил, что забыл в рюмочной рычаг. Больше ничего на глаза не попадалось, решил быстренько сбегать, стал захлопывать дверь — а она не захлопывается. Попробовал несколько раз, и Саид стал кричать, чтоб я скорей залезал. Я снова распахнул дверь и увидел, что Саид вытаскивает за ноги наружу полицейского с разбитой в кровь головой. Тогда я сел на заднее сиденье и помог Филиппу втащить внутрь Райфайзена, у него голова была в крови, совсем как у полицейского. Саид прыгнул за руль, и мы поехали, и как раз вовремя: кто-то споткнулся о полицейского и поднял крик. Хорошо еще, что на улицах у них совсем не было камней, а то могли бы и стекла побить.

Довольно быстро мы выехали из города, Саид стал прямо за рулем рассматривать револьвер полицейского, настроение у него поднялось, стал даже напевать. Филипп нашел в бардачке орешков, и мы их съели, а потом я вспомнил, что мне Цуруль дал сутки на все дела. Я растолкал Райфайзена и стал его расспрашивать, но он все больше стонал, только сказал, что на почте надо платить за марки, мечеть строить тоже стоит денег, а принять ислам — это больно. Тогда я оставил его в покое и стал спрашивать Саида, но Саид сказал, что сначала надо приехать в Нью-Йорк, зацепить там девочек и раздобыть денег, а потом он сам обо всем позаботится. Я верил Саиду, но как-то мне было неспокойно. Тогда я обратился к Филиппу.

— Не беспокойся, — сказал он. — Дел на полчаса. Саид, остановись, пожалуйста, у реки, ненадолго.

Саид выругался, но остановился — ему не терпелось пострелять из револьвера, патронов он нашел целую коробку. Пока он стрелял, мы отошли в сторонку. Филипп взял с собой бутылку из-под лимонада, которая валялась на полу в машине.

— Тебе духи что повелели сделать? Письмо послать? Так почта бывает разная. Можно голубя поймать, а вот в бутылке — это морская почта. Давай бумажку с адресом и диктуй, у меня карандаш есть.

Я наговорил ему, как помнил, что там писать, и он на другой стороне апулеевской бумажки все записал, потом сунул в бутылку, оторвал от рукава рубашки лоскут и заткнул горлышко.

— Вот и все. Отправить сказали тебе, так что кидай.

Я бросил, но Филипп заставил меня перебросить: оказывается, если почта морская — нужно в воду кидать, а не просто подальше. Саид мою бутылку заметил, но промахнулся и крикнул, чтоб бросили еще раз. Филипп попросил его не мешать. Потом Филипп помог мне построить мечеть. Красивая мечеть получилась, круглая и довольно высокая. Я палочкой понатыкал в мокром песке окошек и камушками выложил: «Мечеть Борхонджона». Все-таки меня что-то беспокоило.

— А ничего, что мы не по-настоящему мечеть построили?

— Настоящая мечеть может быть только в сердце верующего, — успокоил меня Филипп. — А все остальные мечети — ненастоящие. Так что займемся твоим сердцем. Ты готов принять ислам?