Игорь Пронин - Мао: Душевная повесть Страница 26

— А больно будет?

— Это ты всегда успеешь. Главное — принять веру сердцем.

— Так я же ничего про эту веру не знаю. Ну почти. Коран-то я учил, но вообще-то забыл уже. И ни про какую другую веру тоже ничего не вспоминается.

— Да все веры одинаковы! — воскликнул Филипп. — Вера — это значит честно жить, ни на что не жалуясь, потому что есть Бог, который о нас заботится. Ты согласен так жить?

— Ну, не знаю. Я ведь ворую иногда. И жалуюсь. Так просто. А еще Апулей говорил: не пить и свинины не жрать. А если нет ничего, кроме свинины?

— В общем, так, — вздохнул Филипп и улыбнулся. — Тебе что прописано? Стать хорошим мусульманином. Вот и стань прямо сейчас: поверь, не греши, не пей, не ешь свинины. — Он помолчал минуту, потом спросил: — Ну как, получается?

А я и не начинал. Но тут я что-то сообразил. Я представил, что где-то очень далеко есть Кто-то, Кто обо мне заботится. Я представил, как Он построил для меня это Небо с Канцелярией, эту землю с городами и горами, и моря, и звезды, и вот Он кормит меня и поит. Хоть и впроголодь, но ведь не помер же я! Просто так, ничего от меня не требуя. А я все жалуюсь, чем-то недоволен… Вот Ему, наверное, противно слушать. И я даже могу про Него не думать и заниматься одними только гадостями, а все равно Он оставит море и звезды, ну разве только отправит меня в Небесную Канцелярию на реинкарнацию в осла или муху, и все. А потом, наверное, простит, потому что мухой же я не смогу делать гадостей. То есть смогу, но не такие, как человеком. Пожру дерьма сколько положено — и Он меня простит, и снова разрешит быть человеком и есть мясо разное и пить водку. А когда я пью водку, то иногда безобразничаю. Наверное, Ему это тоже неприятно. Мне стало немного стыдно. Может быть, Ему неприятно и когда я эту свинину ем? А я ведь даже никогда и не спрашивал, свинину ем или рыбу какую-нибудь, жрал молча и все. Демона вот жрал. А это, может, тоже вредно.

Еще я вспомнил, как не так давно стоял один-одинешенек в горах и плакал, так мне было себя жалко, одинокого. Я понял, что плакать не стоило, потому что даже тогда я не был одинок. А теперь вот у меня есть друзья, которые обо мне заботятся и помогают. А кто же их послал? Конечно, Он. Он не сделал Саида пауком, а Филиппа — улиткой, Он разрешил им быть Саидом и Филиппом. Наверное, это для меня. И Райфайзена Он не сделал, например, комаром-кровопийцей. У меня есть все, что нужно, и все это только благодаря Ему. Жаль только, что Он почему-то не подружился с Апулеем так же, как со мной. Но, может быть, Апулею осликом будет лучше? Вот если бы я был осликом в парке, то меня бы кормили и поили и дали где поспать, а водки я бы не хотел и мяса бы не хотел. А Он мне доверил более высокую должность. Или это в Небесной Канцелярии доверили, без Него? Все равно, Он ведь им не помешал.

И от всех этих мыслей у меня разболелась голова. Захотелось выпить, и живот заурчал. Но я помнил, что у нас ничего нет. Значит, Он не хочет, чтобы я пил водку и ел свинину. И поэтому я решил, что не стану больше пить водку и есть свинину, если Он не хочет, чтоб я так поступал. Я сказал об этом Филиппу. И не стал даже ему жаловаться, что голова болит.

— Молодец. Готово дело, поехали теперь, пока Саид все патроны не расстрелял.

— Я что ж теперь, хороший мусульманин? — спросил я Филиппа по дороге к машине.

— По-моему, да. Свое обещание ты выполнил, теперь можешь понемногу портиться.

— А это честно? — хотя мне хотелось бы выпить. Немного.

— Не очень. Но со стороны твоих духов тоже ведь нечестно так над тобой издеваться. И вообще, не надо быть святее Папы Римского.

— Это кто?

— Это очень хороший мусульманин. Вроде бы. Все так говорят.

Мы сели в машину, и я на всякий случай опять растолкал Райфайзена и рассказал ему, как мы поступили, и спросил его, все ли в порядке.

— Все отлично, — простонал он. — Занимайтесь ерундой и дальше. Скорей бы только я подох.

— Он такой ограниченный… — снова сказал Филипп, когда Райфайзен потерял сознание.

В машине я почти сразу уснул. Приятно засыпать с чистой совестью! И вообще я устал. Цуруля я сперва не заметил, только услышал пыхтение. Потом он как-то сразу выскочил из-за кресла, натягивая трусы.

— Ты чего? Я ж сказал — сюда больше не ходи!

— Я доложить. Ваше приказание выполнено! — это я вспомнил, как немного побыл солдатом.

— Шо, все сделал? И эту… Тоже? Ну молодец, молодец. Все тогда, гуляй.

Вдруг за спинку кресла ухватилась крепкая женская рука, а потом появилось и лицо Каролины. Она была в вязаной шапочке и неприятно улыбалась.

— Кого я ви-и-ижу-у… — пропела она и, прихрамывая, двинулась ко мне.

Каролина была одета в тельняшку Цуруля, как раз ей до колен. Она оскалилась и выставила вперед длинные крашеные когти, я попятился. Но Цуруль не хотел, чтобы мы с ней общались, он ловко обошел ее сбоку и толкнул корпусом обратно за кресло. Каролина и оттуда, с пола, продолжала шипеть, но он на нее прикрикнул и повернулся ко мне:

— Все? Все. Гуляй!

От его крика я проснулся. Гудела полицейская сирена — это Саид научился ее включать. Мы мчались по пустому ночному шоссе, Филипп спал, Райфайзен, наверное, тоже. Саид копался с радио, никак не мог найти музыки, там все полицейские переговаривались. Мне стало скучно. Наверное, пора немного перестать быть хорошим.

— Саид, давай остановимся, а? Выпить бы и поесть.

— Ага, вот только приедем куда-нибудь — и остановимся. Скоро бензин кончится, пора заправку ограбить.

Мы въехали в городок примерно через час, проехали его минут за десять, и на выезде как раз была бензоколонка. Я разбудил Филиппа, и мы втроем пошли ее грабить. Для себя я решил так: если нет другого выхода — значит, Он так хочет. Конечно, можно было бы идти пешком в этот Нью-Йорк, но так не хотел я. Вот и получается, что приходится иногда и ограбить.

Нам навстречу вышел заспанный прыщавый парень в кепке и спросил, какого нам бензину.

— Хорошего, — сказал Саид. — Лучшего. А где платить?

— Вон там, в лавочке. А стекла вам протереть? А колеса подкачать не надо?

— Протри и подкачай, и можешь еще парню в машине перевязку сделать.

Мы пошли в лавочку. Там было полно всяких продуктов, и можно было брать сколько хочешь самому. И даже бутылки были со всяким спиртным, и тоже бери сколько хочешь. Мне еще больше Америка понравилась. У входа стояла касса, за кассой сидел старик с сигарой, он зло посмотрел на нас.

— Сколько с нас за бензин? — Саид подошел к старику, а нам махнул рукой, чтобы мы запасались едой.

Я стал набирать бутылки и все, что рядом лежало, в охапку, а за моей спиной Саид разговаривал со стариком:

— Выше руки! Морду сломаю, чумо, говно баранье! Выйди сюда! Что дергаешься?..

Когда я стал ронять еду, я решил, что хватит. Проходя мимо Саида, я попросил его не грубить старику, все-таки он нам ничего не сделал, даже наоборот, собрал тут для нас еду и бензин.

Саид, подумав, согласился и даже разрешил старику встать.

— Слышишь, какой ты молодец? — спросил его Саид. — Спасибо тебе огромное. Только денег в кассе мало, будь молодцом, скажи, где остальные?

— Только идиот ночью в кассе будет деньги держать, — проворчал старик. — Вам повезло, что там семьдесят долларов оказалось, недоглядел я. А вот где остальные, не скажу, хоть режь меня. Хоть режь! — Старик был доволен, что смог поддеть Саида, и даже подпрыгивал от счастья. — Хоть режь меня на куски!

— Не буду я тебя резать, ты что, нас за зверей держишь? — обиделся Саид. — Просто сожгу тут все, и то только потому, что ты такой вредный. Иди, Мао, вон Филиппу надо дверь подержать. Ждите меня в машине.

— Только ты его не обижай, — попросил я еще раз.

— Ладно, ладно, пальцем не трону. — Саид поддерживал револьвером поникшего старика.

Я открыл дверь Филиппу, которого совсем не было видно за коробками, и мы вернулись к машине. Парень заканчивал перевязывать Райфайзена.

— Вот, — сказал он, — голову я перевязал, а на руку бинтов не хватило. У нас старая здесь аптечка, но в лавке, кажется, были бинты. Это его копы так? А сколько копов вы убили?

— Убивать нехорошо, — сказал я. — Мы не убиваем ни копов, ни даже ментов и полицейских.

— Ну да! — не поверил мне парень. — Что ж они вам, просто так свою машину отдали! Да еще полдня кричат на своей волне про вашу банду! Возьмете меня с собой? Я умею стрелять.

— Люди не стреляют, — поучительно заметил Филипп. — Стреляет оружие. Человек может лишь достать его или убрать. Стоит ли доставать то, чему не можешь быть хозяином?

— Круто, — сказал парень. — Берете меня?

— Нет. — Саид подбежал к нам с пачкой денег в одной руке и пистолетом в другой. — Убирайся.

— А если я сейчас позвоню в полицию? — парень нехорошо посмотрел на Саида.

Саид нехорошо посмотрел на парня. Я уже хотел предложить взять его с собой, ну хотя бы прокатить пару километров, но тут заговорил Райфайзен: