Лазарь Лагин - Патент АВ Страница 28

Шум, поднявшийся в городе, постоянная сутолока, царившая в доме, — все это, к величайшей радости вдовы Гарго, несколько отвлекло доктора Попфа от мыслей о Беренике. Время от времени он забегал на минуту-другую к супругам Бамболи, чтобы перекинуться несколькими словами, выпить стаканчик минеральной воды и снова убежать по делам. И стоило ему только закрыть за собой дверь, как мадам Бамболи патетически разводила руками и говорила мужу:

— Морг! (Имя аптекаря было Морг) Морг, ты, верно, забыл, что у тебя жена и четверо детей!

А почтенный аптекарь в ответ виновато улыбался:

— Ты понимаешь, милочка, нужно выбрать подходящий момент, чтобы он не подумал, что мы все это делали для него из корыстных побуждений. Да ты не беспокойся, милочка, я уверен, что все будет отлично…

Конечно, дело было не столько в тактичности, сколько в нерешительности господина Бамболи. Но и мадам Бамболи не меньше ее супруга понимала, что неудачный и несвоевременно начатый разговор может погубить дело, и поэтому не очень терзала его, а ограничилась только тем, что время от времени напоминала ему о количестве его иждивенцев.

Когда вышла газета с объявлением доктора Попфа, толпы горожан хлынули осматривать животных, взращенных в столь короткий срок, и шкуры гигантов, вывешенные на наружной стене хлева. Весь город полон был разговоров об удивительном эликсире и его изобретателе. Обсуждали, кого выгодней привести к доктору седьмого сентября, в день начала массовых инъекций: поросенка, ягненка или теленка. Кое-кто считал целесообразным выждать, пока появятся результаты первых инъекций. Другие, те, кто победней, были серьезно озабочены, как бы приобрести себе сосунка подешевле и попородистей. Несколько мясоторговцев собирались пригнать Попфу целые стада телят и поросят. Словом, весь город был приведен в движение, все шло как по маслу, все обещало успех.

В седьмом часу вечера к доктору Попфу, обедавшему в обществе вдовы Гарго, постучался господин лет сорока четырех с синеватыми бритыми щеками и розовыми острыми ушами, растопыренными, как крылья бабочки. Он вежливо приподнял шляпу и отрекомендовался:

— Синдирак Цфардейа из акционерного общества «Тормоз». Прошу уделить мне четверть часа для делового разговора…

ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой читатель знакомится с акционерным обществом «Тормоз»

Контора акционерного общества «Тормоз» помещалась в одном из небоскребов делового квартала Города Больших Жаб, на пятьдесят третьем этаже. На дверях конторы висела медная дощечка:

А. О. «ТОРМОЗ»

Производство универсальных автомобильных тормозов системы

Франциско Боуро

Вся контора занимала восемь комнат с весьма скромной меблировкой: прихожая, кабинет директора-распорядителя с приемной, бюро информации, научно-исследовательское бюро, статистическое бюро, бухгалтерия, коммерческая группа — вот и все, что умещалось на этой небольшой площади. Заседания совета общества происходили обычно на квартире одного из директоров.

И все же мы берем на себя смелость утверждать, что после опустошительных ураганов, время от времени сметавших с лица земли целые округа и даже провинции, акционерное общество «Тормоз» было самым ужасным бедствием для всей Аржантейи. Не было ни одной компании в стране и за границей, которая могла бы сравниться по своему могуществу с акционерным обществом «Тормоз».

Еще у всех на памяти сенсация, вызванная в свое время уходом в отставку вице-министра финансов, который через несколько дней занял незаметный пост заведующего бюро информации незаметного акционерного общества «Тормоз». В интервью, данном представителям печати, бывший вице-министр объяснил свой переход на работу в А.О. «Тормоз» потребностью в спокойной, далекой от государственных масштабов деятельности.

Очевидно, акционерное общество действительно обеспечивало своим сотрудникам спокойную жизнь, потому что не успел еще заглохнуть шум, вызванный неожиданной отставкой вице-министра финансов, как ушел с поста руководителя всемирно известного Института энергетики и металла знаменитый профессор Эгон Нахтфеллер, академик и глава целой научной школы.

— Я устал. Мне уже немало лет, и не под силу тащить на своих плечах такую махину, как Институт энергетики и металла, — сказал он насевшим на него репортерам.

В тот же день, когда его интервью было опубликовано в газетах, профессор Нахтфеллер был зачислен в штат конторы акционерного общества «Тормоз».

Газеты терялись в догадках насчет странной притягательной силы акционерного общества «Тормоз». Фельетонисты изощрялись по этому поводу в течение многих месяцев, карикатуристы рисовали экс-вице-министра и профессора Нахтфеллера дремлющими в качалках или играющими в фанты со своими сотрудниками. Но это, конечно, не прибавляло ясности, а только подчеркивало, что, кроме карикатур и фельетонов, газеты не могут ничего предложить своим читателям по этому вопросу.

Некоторые особо предприимчивые репортеры пытались проникнуть в контору общества под видом клерков или бухгалтеров, но каждый раз их встречали одной и той же фразой:

— К сожалению, свободных мест нет и не предвидится.

Пробовали репортеры дежурить у входа в контору: не удастся ли, следя за посетителями, напасть на какой-нибудь след? Подежурили дней десять и на след не напали. Поняв, что им не суждено заработать на «Тормозе», репортеры занялись другими делами.

Между тем они зарабатывали на «Тормозе» много и часто, совершенно об этом не подозревая.

Взять хотя бы самоубийство Анжело Боротти. Какие причины вынудили этого молодого и красивого итальянца покончить с собой на другой день после женитьбы? Нужда в деньгах? Но он буквально сорил деньгами. Незадолго до своего трагического конца он получил целую кучу денег за какое-то очень важное изобретение. Еще за два часа до самоубийства его встретили на улице его друзья. Он был весел и счастлив. Он сказал:

— До вечера, друзья. Я спешу. Меня ждет удача!

А когда они в назначенное время пришли, чтобы проводить молодую чету в свадебное путешествие, они застали новобрачную в глубоком обмороке: Анжело Боротти отправился в путешествие, из которого никто еще не возвращался, и водолазы тщетно разыскивали его тело на дне реки.

Этой трагедии несколько недель подряд газеты посвящали целые полосы. Журналистами были написаны миллионы слов, и читатели получили самую разностороннюю информацию обо всем касавшемся покойного Боротти. Кроме одного: причины, толкнувшей его на этот роковой шаг.

А непонятная судьба прославленного автора универсального автомобильного тормоза Франциска Боуро, который несколько лет с увлечением работал над изобретением механической штамповки одежды из особого вещества, названного им «боурином»! Это изобретение должно было совершить подлинный переворот в производстве одежды. За гроши каждый мог бы получить прочную, красивую и выштампованную идеально по фигуре одежду. Все газеты страны сообщали, что работа Боуро приближается к концу. Но спустя примерно полгода Боуро вдруг заявил, что с «боурином» у него ничего не вышло, и он навсегда прекращает свои изыскания. Самые ловкие, самые опытные репортеры пытались выведать у него причины этого неожиданного решения и ничего не добились. Все успокоились, прочитав в газетах статью известного врача, объяснившего, что в данном случае, очевидно, имеет место заболевание нервной системы. И это было похоже на истину: Франциск Боуро купил себе дорогую виллу на побережье и пьянствовал в ней беспробудно около года, пока не умер от белой горячки.

А Вальтер Смит, который работал над синтетическим сахаром, а изобрел вместо него вкусно пахнущую массу для мощения автострад!

Кто мог догадаться, что и самоубийство молодого Боротти, и белая горячка старика Боуро, и неожиданный поворот в работе Вальтера Смита, и великое множество других газетных сенсаций были результатом деятельности научно-исследовательского бюро скромного общества, помещавшегося на пятьдесят третьем этаже мрачного небоскреба на улице Процветания.

Не следует думать, что контора А.О. «Тормоз» совершала какие-то уголовные деяния. Все, что она делала, не выходило за рамки законности. Более того, самоубийство Анжело Боротти и нелепая смерть Боуро произвели самое тягостное впечатление на руководителя научно-исследовательского бюро профессора Нахтфеллера, потому что Боротти был его любимым учеником, а Боуро — одним из ближайших друзей.

— У нас нет и не может быть оснований выходить за рамки законности, — пояснил как-то Примо Падреле в тесном кругу директоров «Тормоза». — В крайнем случае, нам выгоднее раздвинуть эти рамки путем разумного воздействия на законодательство. И разве только в самом крайнем и неотложном случае, если на карту будут поставлены интересы страны и культуры… — Он замолчал на мгновение, и все поняли, что речь идет об очень выгодном деле… — Только в таком исключительнейшем случае мы, пожалуй, были бы вынуждены презреть некоторые обветшалые установления.