Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Возвращение Страница 28

6

После общения с заведующей терапевтическим отделением — блондинка при ближайшем рассмотрении оказалась крашенной — я иду в свой кабинет. Два стола, шкаф для халатов, кушетка. Слева за столом с компьютером сидит девушка с большими глазами. Прямые темно-русые волосы, расчесанные на пробор. Узкие плечи, тонкие руки. Хорошо отутюженный белый халатик. Улыбнувшись, она говорит:

— Здравствуйте, Михаил Борисович. Я — Марина, ваша медсестра.

Я отвечаю на приветствие и сажусь за свой стол.

— Сегодня у нас нет записи, её только сейчас выложат на две недели вперед, — говорит Марина, — поэтому к нам из регистратуры будут отправлять всех, кто придет записаться на прием или кто обратился с болями, то есть экстренных пациентов.

Первый больной не заставил себя ждать. Через пять минут пришла женщина, которая оформляется на санаторно-курортное лечение. Все анализы в норме, узкие специалисты пройдены, диагнозы вписаны в санаторно-курортную карту. Я выполняю рутинный осмотр, — заглядываю в рот, слушаю фонендоскопом легкие и сердце, пальпирую живот. Марина измеряет артериальное давление, пока я пишу в амбулаторной карте.

— Приятного отдыха в санатории, — улыбаюсь я пациентке.

— Спасибо, доктор.

У женщины две дочери и уже двое внуков. Она живет и радуется жизни, и она здорова. Она умеет говорить волшебные слова, и она использует их часто и от души. В местный санаторий она едет вместе с внуком, который проходит реабилитацию после тяжело перенесенной ангины.

После пришели мужчина с болями в спине, которого я отправляю на консультацию к неврологу, и женщина с явлениями острого распираторного заболевания.

Потом наступает тишина, Марина, взяв бикс, уходит, и, оставшись один, я думаю. О том, что здесь в поликлинике я значительно чаще буду общаться со здоровыми людьми, ну, или почти здоровыми. Конечно, я знал, что в стационар поступают только те, кому действительно нужна помощь, те, у кого есть пусть предварительный, но диагноз. В поликлинику люди приходят не только лечиться, но еще и обследоваться, на профилактический прием, для оформления различных документов, и порой просто поговорить. Мне, как врачу поликлинического приема, надо из сотни здоровых или почти здоровых найти пару-тройку больных, и вовремя отправить их на более глубокое обследование и лечение.

Я задумчиво смотрю в окно, где уже начали опадать первые листья с тополя. Начало осени, первые дни сентября, листва пока еще зеленая, но ветер уже может сорвать часть листьев и унести их прочь.

Смена времени года нисколько не волнует меня. Пусть будет осень, а потом — зима. Даже хорошо, что серые тучи затянут небо и закроют солнце. Плохо то, что будет холодно и сыро. Грязь под ногами, дождь сверху.

Стук в дверь отвлекает меня от мыслей.

Я громко говорю:

— Да, войдите.

В дверном проеме появляется мужчина. Спросив разрешения войти, он неторопливо подходит, складывает на стол амбулаторную карту и затем садится на стул. Его отекшее лицо мне знакомо. Он живет в общежитии. Я видел его там, и, надеюсь, он не видел меня.

Виктор Аркадьевич Усиков, тридцать один год, холост, рабочий на заводе. У него рак толстого кишечника. И пока только я знаю об этом. Его единственная жалоба на то, что он стал замечать кровь в каловых массах.

— Знаете, доктор, когда я в первый раз увидел, то подумал, что показалось. Ведь не болит ничего. Не болит, вообще, и не болит, когда я иду по большому. Может, просто съел что-то или трещинка там какая-то?

После осмотра я назначаю дополнительное обследование.

Я знаю, что Бог — отличный парень. Он всегда приходит только, когда человек дойдет до края. Не раньше, чтобы предотвратить, чтобы не допустить, а в тот момент, когда человек уже созерцает бездну. Светлый Лик из тьмы — это ли не лучше всего прочищает мозги, изгоняя из них призыв смерти. Крепкая Рука Бога, когда ты балансируешь над пропастью, — это ли не лучшая помощь в борьбе со своим больным сознанием, когда небытие кажется самым замечательным местом. Последнее Слово, обращенное к тебе, когда ты уже умер в своем сознании, — это ли не истина, которая возвращает к жизни.

До края Усикову еще далеко. Он еще не осознал свою болезнь. У него в мыслях преобладают простые желания — вкусно поесть, выпить пиво с друзьями, посмотреть телевизор, раз в неделю перепихнуться с соседкой по общежитию.

Он еще даже не подошел к пропасти.

Я улыбаюсь мужчине, и говорю:

— Что же, Виктор Аркадьевич, будем искать.

7

Мария Давидовна смотрела на Максима и ждала, когда он продолжит говорить. Она видела, как парень перебирает свои воспоминания, словно книги на полке, разбирая их по порядку. Взяв каждую, он смотрит на обложку, думает несколько секунд и затем ставит в нужное место.

— Я живу на пятом этаже. Помню, что летел вниз и чувствовал какую-то странную радость. Даже, как мне кажется, кричал от счастья. А потом провал в памяти. Мне потом рассказали, что я всю ночь я пролежал на земле, а утром меня нашли соседи и вызвали скорую помощь. Переломы обеих ног, сочетанная травма груди и живота, сотрясение головного мозга. Шесть месяцев по больницам, пять операций, разорванные воспоминания и боль. Врачи поставили меня на ноги, и весной я снова вернулся на работу. Словно ничего и не было. Обычная история — пьяный мужик выпал из окна пятого этажа, но остался жив.

Максим снова замолчал. Мария Давидовна, поняв, что парень что-то не договаривает, спросила:

— Если я правильно понимаю, с тобой что-то случилось, когда ты лежал в больнице.

— Да. Там в больнице Он пришел в первый раз.

— Кто пришел?

— Бог.

Больничная реальность, которая стала сном. Или наркотический сон, ставший реальностью.

Среди рваных воспоминаний в больнице, когда жизнь и смерть идут рука об руку, Максим слышит голос и чувствует тепло руки, которая сжимает его ладонь. Тепло несет облегчение. Боль, которая гложет изнутри и снаружи, медленно уходит.

Максим говорит — спасибо.

И спрашивает — кто ты?

И слышит простой ответ — я Бог. И Максим сразу верит. Всем сердцем и открытым разумом. Не раздумывая, и не сомневаясь.

— Так и сказал. Я — Бог, — зачем-то уточнила Мария Давидовна.

— Да, — кивнул Максим, — я сразу поверил ему. Да и как не верить, когда он помогал мне пережить любую боль. Он держал меня за руку, когда меня оперировали. Он стирал пот с моего лба, когда высокая температура высасывала из меня жизнь. Он говорил со мной, когда я терял сознание. И просто Он был рядом, когда мне было плохо. И самое главное, — никто, кроме него, ко мне не приходил, будто на этой планете есть только я, Бог и медицинские работники, которые лечили меня.

Сделав паузу, Максим сказал:

— Врачи поставили меня на ноги, а Он вылечил меня и объяснил мне, зачем я живу.

— Ну, и зачем ты живешь? — спокойно спросила Мария Давидовна.

— Я живу для Бога.

— Ну, это понятно, — согласно кивнула она, — все мы живем с именем Бога на устах.

— Нет, вы не поняли, — помотал головой парень, — я здесь для того, чтобы сделать для Него кое-какую работу. Он выбрал меня. Он избавил меня от болезни, чтобы я выполнил работу.

— Работу? — вопросительно наклонив голову, переспросила Мария Давидовна.

— Да. Он сказал, что я должен убивать. Он сказал, что я должен взять нож и убивать. Он это сказал не сразу. Я помню эту ночь. Я уже находился в реабилитационном центре и уже мог немного ходить. Я сидел в темноте у окна и смотрел на дорогу, по которой ехали автомобили — сотни движущихся белых и красных огоньков. Он пришел и сел рядом со мной. Я чувствовал, как Он страдает. Я чувствовал Его боль.

— Ты его видел?

— Нет. Я его чувствовал, — помотал головой Максим, и продолжил, — и вот там у окна Он мне сказал, что только кровь может что-то изменить на этой планете. Кровь и страх. Он мне сказал — посмотри в глаза людям, они боятся даже слова Смерть. Страх парализует их волю. Цвет крови заставляет закрыть глаза в ужасе. Предчувствие неминуемой гибели страшнее прихода Смерти. И вот тогда ты придешь и принесешь жертву. Он сказал, что когда придет время, Он даст мне знать.

Лицо с широко открытыми безумными глазами. Мария Давидовна смотрела на Максима, который пристально, не мигая, вглядывался в свои воспоминания, и сжимала свои дрожащие пальцы. Она в этот момент вспомнила слова и глаза человека, который сказал, что он — Бог. Простые слова, сказанные спокойным голосом. Уверенность в глазах, не поверить в которые невозможно.

— И там, в реабилитационном центре я сказал Ему, что рад буду выполнить эту работу для Него.

— Максим? — позвала Мария Давидовна.

— А? Что? — спросил парень, вернувшись из глубин своей памяти.

— Что было дальше?

Максим похлопал глазами и, пожав плечами, сказал: