Олег Дивов - Леди не движется-2 Страница 30

Рассел внимательно и придирчиво осмотрел орочьи трупы — полиция была в таком шоке, что даже не пыталась выгнать из зала посторонних, которые устроили там великосветскую тусовку, — одобрительно покачал головой, сообщил мне, что орков валил мастер своего дела. Орка свалить труднее, чем человека, как правило, нужно два-три смертельных попадания, потому что без сердца орк живет еще пару минут — не теряя разрушительных способностей. В качестве примера привел диких кабанов, которые пробегают иной раз и подвести метров, когда у них уже ни сердца, ни легких нет. Орки, заверил меня Рассел, еще хуже кабанов.

Я лишний раз подумала, как мне повезло, когда отстреливалась в гостинице. Кстати, интересно, как я без чипа заберу оттуда свои вещи? Как докажу, что я это я? Впрочем, я же мертвая, мне без разницы. Макс придумает, как вытащить барахло.

Нина, внезапно развеселившаяся, отыскала умопомрачительный кадр и показала мне. Да уж, есть чему завидовать. Макс на коленях у моего трупа, а мой труп так женственно и картинно лежит на бетоне… Тут я обратила внимание на комментарий и нахмурилась: Нина выдернула кадр уже из земной новостной ленты. «Сегодня на Эвересте, в ходе перестрелки на территории кампуса колледжа Святого Луки, убита Офелия Гвиневра ван ден Берг (псевдоним Делла Берг), ассистент инквизитора первого класса Августа-Александера Маккинби…» Я взбесилась, раскричалась, потребовала, чтобы мне отдали на расправу того гада, который опять обозвал меня Гвиневрой, когда у меня второе имя — Гвиневера… Макс даже испугался. Ну конечно, это Макс напортачил. Никак запомнить не может. Все присутствующие женщины пришли в восторг от «Гвиневеры», что только усилило мое раздражение. Если я что и ненавидела в этой жизни люто, так свое полное имя и фантазию папаши с дядюшкой, это ж они выдумали, спасибо, папиного двоюродного брата не было, а то у него тоже воображение, и была бы я какой-нибудь Корделией, хорошо еще не Дездемоной — а что, у Шекспира много прикольных женских имен…

В разгар этого дурдома открылись большие двери зала, и нас стало на три человека больше. Воцарилась тишина, потому что их никто не ждал.

Алистер и Кейт Торны. А на шаг впереди — Август Маккинби.

Август стоял и просто смотрел мне в глаза. Через весь зал. На его лице отсутствовал даже намек не то что на выражение — а на то, что это выражение хоть когда-нибудь бывает.

Жили только глаза.

Я не знала, плакать мне, или смеяться, или сделать вид, что ничего не заметила, списать на стресс, — так много всего было в этих глазах.

Вокруг снова поднялся шум, но я не разбирала ни слова. Звуковой шторм обтекал меня и Августа, как две скалы в море.

Наконец Август изрек слово. Одно.

— Живая.

Тон Августа не сулил мне ничего хорошего. Собственно, никакого тона не было вовсе. Это-то меня и пугало. Я понимала, конечно, что он зол. Зол как черт. Но это же Август-Александер Пол Николас и еще двенадцать имен Маккинби. У него абсолютное самообладание, многократно проверенное на тестах и провокациях в университете. Раз в год он позволяет себе сорваться — в быту, не при посторонних. Сейчас посторонних хватало, поэтому Август будет ровен и невозмутим, как робот. Но по-отом… но когда мы останемся вдвоем… Пожалуй, я даже жалела, что мой босс — не Макс. Макс просто зверски отымел бы и успокоился. «Зверски» в том плане, что имел бы, пока ему не надоест, но, конечно, без грубости. Что выдумает мне в наказание Август, я боялась и гадать.

Но при всем этом я была чертовски рада его видеть. У меня просто сердце запело, когда он вошел. Я разом осознала, как же мне не хватало его. Все эти жуткие трое суток, прожитых в отчаянии и страхе. Честное слово, первым моим порывом было кинуться ему на шею и разреветься от счастья. Конечно, я сдержалась.

Бесшумно и легко ступая, Август обошел все трупы, профессионально их оглядел. Подошел следователь, Йен представил их с Августом друг другу. Следователь сам еще ничего не знал, потому что я не успела придумать, что врать про Даймона… Август внезапно повернулся, буквально в пять шагов пересек разделявшее нас пространство и сел рядом раньше, чем я выдохнула.

— Насколько важно сохранять легенду? — спросил он.

— Очень важно.

Август скользнул равнодушным взглядом по собравшимся. Ничего уточнять не стал.

— Какие идеи?

— Ну, основная — добыть гроб и вынести меня в гробу.

Август чуть не застонал.

— Ни ума, ни фантазии у вас. Тебя не могут отдать для похорон в день убийства. Будешь тут жить до срока?

— Это не моя идея, — с достоинством возразила я. — Я тактик, так далеко вперед не заглядываю и решаю проблемы по мере их поступления.

— Хочешь сказать, проблема выхода еще не поступила? — Август посмотрел на меня почти с ненавистью. Ну, не с ненавистью, но при его сдержанности недовольный взгляд означал примерно ту же степень неодобрения, что взрыв бешенства — у Макса.

— Ко мне — нет, еще не поступила. Я только что решила задачу «притворись трупом», замерзла как собака, сижу отогреваюсь. Отогреюсь — позвоню комиссару и попрошу самый маленький комплект формы для шлемонавта. И преспокойно выйду. Вон, Нину Осси сопровождать буду. Ей же нужна охрана, чтоб толпа не разобрала на клочки на память.

— Уже лучше, — фыркнул Август. — Ладно, сиди. — Он встал, еще раз оглядел присутствующих, на этот раз особое внимание уделив дамам. — Мисс Осси, могу я попросить на вечер ваш парик?

Я покосилась на нее. То, что волосы у нее не натуральные, я заметила. Но как Август определил, что именно парик?

Нину интересовало то же самое.

— Вы на всех записях избегаете резких движений головой, не встряхиваете волосами даже тогда, когда этого требует хореография, — пояснил Август. — Привычка с тех времен, когда вы не могли позволить себе дорогой парик с надежным креплением.

Нина хохотнула и принялась отлеплять от висков и кожи за ушами тонкую пленку, намертво удерживающую парик. Через минуту она протянула свои малиновые волосы Августу. Под париком у нее обнаружилось полтора дюйма симпатичной золотистой шерстки а-ля индианка. Короткая стрижка разительно меняла ее.

Через минуту морг превратился в гримерку. Август собрал у всех женщин декоративную косметику и принялся разукрашивать меня с Ниной. Нине нарисовал роскошный фингал на половину лица, с припухлостями и ссадинами. Типа свидетельница расстрела, убежала, ее догнал орк, стукнул, тут его настигла пуля неизвестного снайпера. Синяк и другая прическа превратили Нину Осси, при ее-то запоминающихся неправильных чертах лица, в совершенно незнакомую девицу из студенческой богемы. А уж когда мы поменялись одеждой, Нина и вовсе перестала быть собой.

Август послал полицейского на поиски луковицы — разумеется, большой и натуральной, — а сам взялся за меня. По идее, надо было мне самой поработать, я ведь обучена профессиональному маскировочному гриму, и даже с набором гражданской косметики могла преобразиться так, что Даймон бы языком цокал, но, во-первых, в морге не нашлось зеркала, а во-вторых…

Я млела, когда он касался моего лица, кончиком пальца стирая лишнее. Стыдно признаться, но млела. Сейчас мне было наплевать, где и с кем он завел себе личную жизнь и как это отразится на моей судьбе. Август всегда окутывал меня особенной аурой, я чувствовала себя словно в защищенном от всех ветров коконе.

Наши лица были очень близко, и я видела, какая гладкая кожа у него на щеках. Как будто он брился прямо перед посадкой на Эверест. Мне вдруг безумно захотелось погладить его, до боли просто захотелось. Поскольку у меня нет комплексов вроде «нельзя приставать к начальнику», я быстренько выдумала, что у него соринка и жизненно важно ее смахнуть, иначе мое эстетическое чувство взбунтуется.

Я несколько раз коснулась ладонью его скулы — «соринка» липкая оказалась, ага-ага. Август смотрел на меня с растущей тревогой. Он не любил, когда я прикасалась к нему, сразу напрягался.

— Мусор какой-то прилип, — объяснила я дружелюбно.

— Я так и понял, — ответил он бесстрастно.

— Надо же, ты не разбираешься в женских тряпках…

— Уже разбираюсь.

— …зато знаешь тонкости макияжа.

— У меня была богатая оперативная практика. Умею гримироваться всем, что есть под рукой. И других гримировать.

Через полчаса он водрузил мне на голову малиновый парик, критически оглядел. Зрители восхищенно охали и ахали.

— Надеюсь, парик идет мне больше, чем орочьи мозги, — озабоченно сказала я и потребовала зеркало.

Зеркало мне не дали: его вроде бы искали, но до сих пор не нашли. Зато пришел сам комиссар и притащил большую луковицу. Протянул Августу. Тот снял с пояса нож, быстро разрубил лук на несколько частей и разложил по гигиеническим салфеткам. Одну дольку завернул и сжал в кулаке. По моргу потек странный запах — химии и еще чего-то, непонятного, в носу защипало.