Влада Воронова - Пути Предназначения Страница 31

И понимал, что означает для мастера утратить мастерство, лишиться истинного Я.

— Послушайте, дээрн… — начал он, шагнув к Малугиру.

— Нет, предвозвестник! — вскочил тот на ноги. — Вы можете расстреливать меня как бунтовщика и оскорбителя устоев империи, но я никогда не назову правильным и справедливым то, что сделали с Авдеем! Это преступно, подло и грязно. А значит и сам я стал преступником, подлецом и грязью.

Клемента не ответил. Он и не знал, что опалить душу горечью могут чужие вина и боль. А оттого, что и вина, и боль достались Малугиру незаслуженно, горечь жгла вдвойне.

— Но ведь не вы отдали приказ, — сказал Клемент. — Не вы принимали решение.

— Но случилось всё из-за меня. Значит и весь грех на мне. Незамолимый грех, — опустил голову Малгуир.

Клемент ничего не понимал. «Почему они такие разные? Внешне молодой Шанвериг — точная копия своего деда, но в мыслях и поступках они разнятся как ночь и день».

— Идите в кабинет очных ставок, дээрн, — сказал Клемент. Голос предвозвестника прозвучал мягко и ободряюще. — Ждите там.

Малгуир поклонился, ушёл. Пора вызывать Джолли. Но сердце почему-то сжалось в тоскливом страхе и предчувствии боли, словно этот ничтожный опальник властен был отправить Клемента в экзекуторскую.

Смелости подойти к селектору Клемент набирался целую минуту. Но привести приказал не Джолли, а губернаторского теньма.

От холодных сквозняков в приёмной перед следовательским кабинетом у Авдея разболелась рука. Он старательно делал вид, что ничего не происходит, но Кайдарс, помощник отца, высокий сухощавый наурис, всё равно заметил и силком натянул на него свой свитер.

— И нечего без нужды геройствовать, потому что получается не геройство, а глупость. Тебе руку для дальнейшего лечения беречь надо.

…Врач, который оперировал Авдея, оказался искусным целителем. И биоизлучатели в госпитале, несмотря на всю его обшарпанность, действительно были хорошими. Медсёстры добросовестно давали пациенту все предписанные лекарства и выполняли все процедуры.

И люди, и техника сделали всё возможное. Всё, что было в их силах. Но повреждения оказались гораздо серьёзнее, чем думалось на первый взгляд. Рука, а в особенности кисть, так и осталась покорёженной, неловкой, в паутине грубых шрамов.

«Это ничего, — заверял врач. — Это лишь начальный этап. На последующих операциях и кости выправят, и шрамы уберут. Лечение потребуется длительное, но все функции восстановимы. Вы обязательно вернётесь на сцену».

Авдей кивал, улыбался. А в памяти звучали слова Ланмаура: «…навечно застрянет между прежней и новой жизнью, так и не обретя ни одну из них».

…Кайдарс крепко сжал Авдею плечи, заглянул в глаза.

— Ты чего, парень? Не нужно так, — он вытер Авдею скользнувшую по щеке слезинку. — Не обижайся ты на батю, — попросил Кайдарс. — Если бы он мог, то обязательно приехал бы за тобой сам. Но дело есть дело. Слишком много жизней зависит от твоего отца.

— Я и не обижаюсь. До Гирреана я и сам мог бы добраться. Это о другом.

— А «другое» не навсегда! Всё поправимо. Вспомни, что сказал врач.

— Я помню.

Авдей улыбнулся Кайдарсу, мягко высвободился из-под его рук и сел рядом с Джолли. Тот смотрел в пол, комкал и теребил носовой платок. Авдей ободряюще пожал ему запястье.

— Вам нечего бояться, учитель. Это всего лишь формальный допрос. Минут пятнадцать-двадцать — и всех опустят по домам.

— Почему ты сказал следователю, что в фургоне был не Ланмаур и не его теньмы? Зачем покрываешь эту сволочь? Чего боишься?

— Того, что сделает с собой в этом случае Малугир.

— Малугир? — растерянно переспросил Джолли. — При чём тут он?

— При том, что он честен, смел и совестлив. Чувство вины для таких людей смертельно. Тем более, когда последствия совершённого необратимы. Малгуир всю тяжесть дедовского преступления возьмёт на себя. С моими показаниями или без них, а Ланмаур всё равно избежит наказания. Но если вина старого Шанверига будет доказана, младший обязательно уничтожит себя тем или иным способом. Ему просто не справиться со стыдом и с болью от чувства вины. Мир станет беднее на одного хорошего людя и талантливого музыканта. А мир и без того не слишком-то богат на красоту и доброту. Поэтому Малгуир должен быть абсолютно уверен в полной невиновности деда.

— Что за вздор ты несёшь?! — возмутился Джолли. — Ни одно преступление нельзя оставлять безнаказанным. Преступник должен получить возмездие за свои преступные дела. Справедливость надо свершить!

Авдей ломано и неловко повёл правым плечом.

— Надо остановить зло, учитель. Это и будет истинной справедливостью. Нельзя, чтобы разрушение оказалось сильнее созидания. Ланмаур уничтожил мою руку. И вместе ней уничтожил всё то хорошее, что я мог дать миру. А значит вместе с моей рукой умерла какая-то часть мира. Пусть это ничтожно малая часть, но смерть есть смерть, и потеря есть потеря. Они не приносят ничего, кроме боли. — Авдей немного помолчал. — Покарать Ланмаура, не уничтожив при этом Малугира, невозможно. Но если во имя мести… или ради абстрактной справедливости уничтожить Малугира, то это не вернёт мне руку, а мир потеряет еще одного творца, который мог бы сделать его богаче на красоту и доброту. Созидание опять сменится разрушением. В победителях окажется зло. — Авдей дёрнул плечом так, как будто закрывался от удара. — Учитель, уберечь от боли и смерти невинных гораздо важнее того, чтобы покарать виновного. Созидание должно продолжаться, пусть даже ради этого придётся отпустить уничтожителя без возмездия. Жизнь творца дороже смерти разрушителя. Это и есть истинная справедливость.

— Авдей прав, — сказал Кайдарс.

— Я не понимаю, — упрямо возразил Джолли.

Кайдарс ответил с горечью:

— Есть два изречения о возмездии. Первое: «Пусть весь мир погибнет, но правосудие свершится». И второе — «Пусть лучше сто виновных останутся безнаказанными, чем будет осуждён один невинный». Раньше я считал безоговорочно правильным первое. Но теперь понял, что в погибшем мире правосудие не понадобится никому.

Джолли опустил голову и тихо сказал «Я не знаю». Авдей пожал ему запястье. Джолли посмотрел на ученика, улыбнулся. И тут же схватил его под руку, спросил тревожно:

— Что с тобой?

Побледнел Авдей до мертвенности. Мимо них в кабинет следователя провели теньма.

Референтка принесла Адвиагу и Пассеру чай.

— На сегодня я больше не нужна?

— Нет, — качнул головой Адвиаг. — Можете идти домой.

Пассер глянул на часы. Одиннадцать вечера.

— Зачем теньм-четырнадцать поехал в Каннаулит? — спросил Адвиаг.

Пассер презрительно покривил губы.

— Уточняет предоставленную дознавателями информацию о невероятных и доселе невозможных поступках, которые многострадальные каннаулитцы совершили под влиянием злотворного излучения ауры Погибельника. Как только науточняется, то поймает сие отродье дьявола и принесёт Максимилиану его голову. Государь требует от предвозвестника ежедневного отчёта.

Адвиаг отмахнулся снисходительно:

— Чем бы свиняка ни забавлялся, лишь бы в дела не мешался.

— А дела у нас неважные, — вздохнул Пассер. — Ввод войск в Гирреан поначалу вызвал бурное возмущение, мы ждали вооружённых столкновений. Но вдруг всё затихло, как выключенное. — Пассер досадливо помолчал. — Партийцы занялись активной пропагандой в войсках. Успешно.

— Одна отрада, — хмуро сказал Адвиаг. — Партий слишком много. Офицерам, не говоря уже о солдатах, сложно будет сделать окончательный выбор.

— Если бы. Центристы резко начали набирать очки. Баланса, а вместе с ним и стабильности больше нет. Если эти твари перетянут к себе хотя бы четверть гирреанских военных, могут смело начинать смену власти. Не знаю, как на революцию, но на госпереворот им сил хватит.

Адвиаг в задумчивости водил пальцем по ободку чайной чашки.

— Расстрелы за пропаганду в войсках станут лишь полумерой. Уничтожать надо не агитаторов, а творцов пропангандируемых идей. Тогда агитаторам не с чем будет идти к народу.

— В первую очередь убирать надо стратегов, — возразил Пассер. — Именно они решают, когда, где и как воплощать созданные идеологами учения. Именно они делают их абстрактные идеи очень конкретной, а главное — успешной программой действия. Без стратегов все призывы идеологов канут в пустоту.

Адвиаг досадливо прицвикнул уголком рта.

— Всё не так просто. Идеи имеют свойство притягивать людей, желающих, а главное, способных воплотить их в жизнь. Была бы идея, а стратег для неё сам отыщется. — Он вздохнул. — Хотя ты и прав, конечно. Избавляться необходимо и от идеологов, и от стратегов. К несчастью, прямых оснований для ареста у нас нет, к тому же многие из партийных вождей живут в эмиграции и выбирают страны, с которыми у Бенолии нет договора об экстрадиции. А физическое устранение — средство сомнительное, только на самый крайний случай. Как бы мы ни старались представить смерти идеологов и стратегов естественными, в это никто не поверит. Возмущение рядовых партийцев, а вслед за ними и обывателей начнётся мгновенно. К несчастью, мятежнические идеологи и стратеги пользуются у бенолийцев популярностью не меньшей, чем звёзды стереовидения. Рядовые агитаторы у центристов, да и во многих других партиях достаточно сообразительны и профессиональны, чтобы скоординировать действия и самостоятельно поднять бучу, как минимум, в одном секторе, если не в целом округе. И таких бунтующих секторов и округов сразу же будет не меньше десятка. А дальше — больше.