Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён) Страница 34

Стипли словно будто придурошно веселился.

- Парис и Елена, лик, что тысячи судов гнал в путь. И конь: дар, который вовсе не дар. Анонимный подарок с доставкой на дом. Гибель Трои изнутри.

Марат слегка приподнялся в кресле на культях, проявляя эмоции по отношению к этому Стипли.

- Я усаженный здесь, ужаснутый naïveté[74] истории твоей нации. Парис и Елена были лишь казус белли. Все греческие государства в дополнение к Спарте Менелая атаковали Трою потому, что Троя владела Дарданеллы и требовала разорительные дани за проплыв, которые греки, дорого желавшие простой морской проплыв к Восточному осту, гневно отвергали. Все из-за торговли, война. Цитирующий «любовь» не цитирует Париса к Елене, потому что они только казус.

Стипли, гений допросов, иногда при Марате разыгрывал более чем обычную дурость, потому что она провоцировала Марата.

- Все-то у вас сплошная политика, ребят. Разве эта война вообще не только в песнях? Она вообще была на самом деле?

- Суть такова, что в путь тысячи судов погнали государство, общество и их интересы, - сказал Марат без горячки, утомленно. - Ты только желаешь притвориться перед собой, что любовь одной женщины способна погнать столько судов альянсом.

Стипли оглаживал периметры мескитовых царапин, отчего его пожатие плеч было неуклюжим.

- Я бы не был так уверен. Приближенные к Богу Роду говорят, что он готов умереть за Лурию, дважды. Говорят, даже не задумался бы. Не то что дал бы рухнуть всей ОНАН к чертовой матери, если до такого дойдет. Но и умер бы.

Марат шмыгнул.

- Дважды.

- Даже не взяв время на размышления, - сказал Стипли, поглаживая электролитическую сыпь на губе на задумчивый манер. - Многие у нас считают, что именно поэтому он еще на своем месте, а президент Джентл к нему до сих пор прислушивается. Конфликт интересов - это одно. Но если он делает все это из любви - что ж, тогда есть трагический элемент, который даже затмевает политический, что скажешь? - Стипли широко улыбнулся на Марата.

Собственное предательство AFR Маратом: за медицинский уход за состоянием его жены; за (наверное, воображает Стипли) любовь человека, женщины.

- «Трагично» - значит, что Родни Тан из Неопределенности не отвечает за свой выбор, как не отвечают сумасшедшие, - тихо сказал Марат.

Стипли улыбался еще шире.

- Трагическая черта, вечная, музыкальная, ну как тут Джентлу было не поплыть?

Маратовый тон теперь стал насмешливый, вопреки его легендарному стылокровию перед лицом технических собеседований:

- И это сантименты человека, который позволяет посылать его в поле в форме огромной девушки с сиськами под косоглазым углом, который теперь рассуждает о трагической любви.

Стипли, невозмутительный и завороженно задумчивый, взирая с утеса гор, поковырял помаду уголка губы рта самым маленьким из пальчиков, удалил какую-то песчинку.

- Ну конечно. Фанатично патриотичные Убийцы-колясочники из южного Квебека презрительно фыркают при мысли о межличностных сантиментах между людьми, - теперь глядя на Марата. – Нет? Даже несмотря на то, что именно благодаря им Тан подался к вам, под каблук к Лурии, если уж говорить начистоту?

Марат осел на зад в кресле.

- Твое сшайское слово для фанатичного – «фанатичный», - вас учат, что оно произошло из латынского слова «святыня»? Оно значит, буквально, «поклоняющийся святыне».

- Ох ты господи, понесло, - сказал Стипли.

- Как, если дашь мне позволение сказать, любовь, о которой ты говоришь, - великая любовь мсье Тана. Она значит как раз привязанность. Тан привязан, фанатично. Наши привязанности – это наши святыни, которые мы поклоняем, нет? Чему мы себя отдаем, во что вкладываем веру.

Стипли сделал жест усталой привычности.

- И понесло-о-о.

Марат проигнорировал это.

- Разве все мы из нас не фанатики? Я говорю только лишь то, что твое США притворяется, будто не знает. Привязанности имеют великую серьезность. Выбирай привязанность заботливо. Выбирай святыню фанатичнизма с великой заботой. То, что ты желаешь воспеть трагической любовью, есть привязанность, выбранная без заботы. Умереть за одного человека? Это сумасшествие. Люди меняются, уходят, умирают, болеют. Они уходят, лгут, безумеют, заболевают, предают, умирают. А народ - переживет тебя. Дело - переживет тебя.

- Как там, кстати, твои жена и дети?

- Вы, сшайцы, будто не верите, что каждый вы может выбирать, за что умирать. Любовь женщины, сексуальная, она зацикливает себя на себя, делает тебя узким, может, сумасшедшим. Выбирать с заботой. Любовь же к нации, стране и народу – она увеличивает сердце. Что-то большее, чем «Я».

Стипли положил ладонь среди разнонаправленных грудей:

- О... Канада...

Марат приподнялся и прильнул вперед на культях.

- Фырчи в насмехании, сколько желаешь. Но выбирай с заботой. Ты – то, что ты любишь. Нет? Ты, целиком и в полноте, то, за что умрешь, как ты говоришь, не думая дважды. Ты, мсье Стипли: ты умрешь, не думая, за что?

Пространное досье AFR на Стипли включало упоминание о его недавнем разводе. Марат уже информировал Стипли о существовании досье. Он не знал, насколько Стипли сомневался в рапортах него, Марата, или же просто принимал их как чистые деньги. Хотя стипливская легенда часто менялась, его машина во всех полевых заданиях оставалась зеленым седаном, спонсированным страшной рекламой аспирина на крыле – досье имело эту глупость в себе, - Марат и сейчас был уверен, что седан с рекламой аспирина стоит где-то внизу, незримый ими. Фанатично любимая машина мсье Хью Стипли. Стипли наблюдал или взирал в темноту дна пустыни. Он не отвечал. Его выражение скуки могло быть как настоящим, так и тактическим.

Марат сказал:

- Это, разве это не выбор самой первой из всех важностей? Кто учит ваших сшайских детей выбирать святыню? Что надо любить так, чтобы не думать два раза?

- И это говорит человек, который…

Марат предпринял усилия, чтобы его голос не приподнимался.

- Ибо этот выбор определяет все иное. Нет? Все из наших, как ты говоришь, свободных выборов исходят из одного: что есть наша святыня. Что есть святыня, таким в итоге образом, США? Что это есть, если ты боишься, что должен защищать сшайцев от самих себя, когда злые квебекуа замыслили кознями привнести Развлечение в их уютные дома с очагом?

Стипливское лицо приобрело выражение открытой усмешки, которое, знал он, квебекцы находили в американцах отталкивающим.

- Но ты все про выбор, осознание, решение. Это ли не наивняк, Реми? Ты что, садишься за гроссбух и трезво высчитываешь, что любить? Всегда?

- Альтернативой является…

- А если иногда нет выбора, что любить? А если святыня сама приходит к Магомеду? А если просто берешь и любишь? без решений? Берешь и: вот видишь ее, и в тот же миг забываешь свой трезвый бухучет, и не можешь выбрать ничего, кроме любви?

Шмыг Марат выдавал презрение.

- Тогда в случае такого твоя святыня – «Я» и сантименты. Тогда в примере такого ты фанатик страсти, раб индивидуальных субъективных жмущих сантиментов «Я»; гражданин пустоты. Ты становишься гражданин пустоты. Ты сам по себе и одинокий, на коленях пред тобой.

За этим последовало молчание.

Марат повозился в кресле.

- В случае такого ты становишься раб, который верит, что он свободный. Самые жалкие оковы. Ни трагедий. Ни песен. Ты веришь, что умрешь дважды за иного, но в правде умрешь только за одного себя, свои сантименты.

Последовало еще молчание. Стипли, который рано поднялся на высоту в Неопределенных службах благодаря техническим собеседованиям[75], применял паузы молчания как важную часть техники допроса. Сейчас пауза разрядила Марата. Марат почувствовал иронию своей позиции. Бретелька стипливского бра протеза выскользнула с плеча на обозрение, где глубоко врезалась в мясо верхней доли руки. В воздухе был пролит слабый запах креозота, но куда не так сильно, как на шпалах железной дороги, который Марат нюхал не понаслышке. Стипливская спина была широкой и мягкой. Наконец Марат изрек:

- Ты, в случае такого, имеешь ничто. Опираешься на ничто. Ничто из камня или земли нет под твоими ногами. Ты падаешь; тебя носит туда и этак. Как они принимают говорить: «трагически, невольно, потерян».

Последовало еще молчание. Стипли мягко пукнул. Марат пожал плечи. Полевой оперативник BSS Стипли мог усмехаться не взаправду. Lume[76] города Туксон в невлажном воздухе казался выбеленным и призрачно-белым. Сумеречные звери шуршали и, вероятно, шмыгали туда и этак. Под утесом и другими выходами породы висели жесткие и непрекрасные паутины ядовитого вида сшайского паука «вдова в черном». И когда ветер бил по горе под определенным углом, гора стонала. Марат подумал о своей победе над поездом, который отнял его ноги.[77] Он предпринял попытку англоговоряще спеть: