Джеймс Баллард - Утонувший великан (сборник рассказов) Страница 34

А самое главное, мне просто не терпелось разделить с кем-то свое открытие. Частота записей и практически полное отсутствие свободного места — если только не использовались обратные стороны мегалитов, что казалось мне маловероятным, — свидетельствовали о приближении развязки, очевидно, той самой развязки, которую ждал Таллис. Сотни записей были сделаны за время его пребывания на Мураке; наблюдая целыми днями из обсерватории, он, должно быть, видел каждое приземление.

Когда я добрался до вездехода, на рации упорно пульсировал сигнал вызова. Я щелкнул тумблером, и в уши ворвался голос Майера:

— Куэйн? Где ты пропадал, черт побери? Я уже собрался поднимать тревогу!

Он находился в лагере геологов — решил, что у меня сломался вездеход, когда я не явился вовремя, и пошел на поиски.

Через полчаса я усадил его в машину, развернулся, взметая клубы пыли, и на полной скорости помчался назад. Майер всю дорогу допрашивал меня, но я молчал, ведя «крайслер» через озеро параллельно предыдущему следу. Температура поднялась уже выше 95°, пепельные холмы, казалось, надулись от злости.

В голове среди калейдоскопически мелькающих обрывков мыслей выделялась одна: скорее доставить Майера к мегалитам. Лишь когда вездеход пополз вверх по склону плато, я почувствовал первый леденящий укол страха и опасливо покосился на накренившееся небо. Едва мы успеем достигнуть чаши, как придется не меньше часа пережидать — вдвоем в тесной душной кабине, под оглушающий рев двигателя, с бесполезным слепым перископом… Прекрасная мишень.

Со дна котлована рвался к солнцу раскаленный воздух, и вся центральная часть плато мерцала и пульсировала. Я вел машину прямо туда. Майер застыл в своем кресле. В ста метрах от края чаши марево внезапно рассеялось, и стали видны верхушки мегалитов. Не успел я заглушить двигатель, как Майер выскочил из кабины. Крича что-то друг другу и хватаясь за ракетницы, мы побежали сквозь закипающий густой воздух к возвышавшимся в центре чаши мегалитам.

Я, наверное, не удивился бы, если бы нас встречали, но у плит никого не было. Я первым забрался на пятиугольное основание, глотая ртом расплавленное солнце, помог подняться Майеру и поволок его читать надписи, с гордостью показывая свою находку, включая и нетронутую плиту, зарезервированную для Земли.

Майер слушал, отходил в сторону, потрясенно смотрел на мегалиты.

— Куэйн, вот это да!.. — тихо бормотал он. — Может, это храм?

Я ходил за ним следом, вытирая пот с лица и прикрывая глаза от нестерпимого сияния, отражаемого поверхностями плит.

— Ты только погляди, Майер! Они прилетают сюда уже десять тысяч лет! Понимаешь, что это значит?

Майер робко протянул руку и коснулся одного из мегалитов.

— Аргив Лига XXV… Бета Три… — прочитал он. — Выходит, мы не одни? Боже всемогущий! Как, по-твоему, они выглядят?

— Какая разница? Они, наверное, сами создали плато, вырыли котлован и вырезали плиты из камня. Ты представляешь, какие для этого нужны инструменты?

Мы сжались в крошечной тени мегалита. Температура поднялась до 105° — сорок пять минут до полудня.

— Что же это? — спросил Майер. — Их кладбище?

— Вряд ли. Зачем тогда ставить памятник для Земли? Если они смогли выучить наш язык, то уже поняли, что это бессмысленный жест!.. Так или иначе, сложные погребальные обряды — верный признак упадка, а перед нами свидетельство обратного. Я уверен: они надеются, что в будущем и мы примем активное участие в записях.

— Да, но что происходит? Надо мыслить нестандартно… — Маейр, прищурившись, смотрел на мегалиты. — Это может быть все что угодно, от накладной этнологической экспедиции до списка гостей на вселенском званом вечере.

Вдруг Майер, заметив что-то, нахмурился и подбежал к плите, ощупывая ее руками и всматриваясь в зернистый материал.

— Что с тобой? — спросил я.

— Заткнись! — рявкнул он и попытался отковырнуть ногтем несколько крупинок. — Все это чушь, Куэйн, главное — плиты не из камня!

Майер вытащил из кармана складной нож и яростно начал скрести им мегалит, процарапав прямо через надписи длинную борозду. Я хотел было остановить его, но он меня оттолкнул и провел по царапине пальцем, собирая крошки.

— Ты знаешь, что это? Окись тантала! Чистейшая окись тантала, идущая на вес золота! Неудивительно, что мы здесь добываем так мало. Я-то не мог понять… Они, — он злобно указал пальцем на мегалиты, — просто выжали планету досуха, чтобы возвести эти чертовы штуковины!

Воздух накалился до 115° и стал желтеть. Мы уже не дышали, а лишь коротко судорожно всхлипывали.

— Давай вернемся в машину, — предложил я. Майер явно терял контроль над собой. Его широкие плечи сгорбились под тяжестью непреодолимого гнева, глаза слепо смотрели на гигантские плиты, лицо было искажено гнетущей жарой. Он походил на безмозглого недочеловека из коллекции галактического суперохотника.

Слова прямо-таки рвались из него, пока мы брели по пыли к вездеходу.

— Чего же ты хочешь? — заорал я. — Повалить плиты и пропустить их через рудодробилки?

Майер замер как вкопанный, голубая пыль буранчиком взвилась у его ног. Воздух гудел в расширившейся от жары чаше. Вездеход был всего метрах в пятидесяти от нас и манил раем прохладной кабины.

Майер медленно кивнул, не сводя с меня глаз.

— Это вполне осуществимо. Десять тонн взрывчатки — и от плит останутся лишь куски, с которыми справится любой трактор. Мы можем устроить склад в твоей обсерватории, а потом уже потихоньку переправлять их к обогатительным…

Я зашагал к вездеходу, качая головой и забыв убрать с лица застывшую улыбку. На Майера жара действовала явно возбуждающе, усиливая горечь накопившихся разочарований.

— Прекрасная идея. Свяжись с гаммой Грус — может, они дадут тебе право на разработку.

— Я серьезно, Куэйн! — крикнул он мне в спину. — За несколько лет мы разбогатеем!

— Ты спятил! — закричал я в ответ. — Солнце выжгло тебе мозги!

Я начал подниматься по склону. Ох и несладко будет провести час в крохотной кабине вдвоем с маньяком, готовым разорвать на части даже звезды. Мое внимание невольно привлекла рукоятка ракетницы, торчавшая из кобуры; увы, довольно слабое оружие.

Я добрался уже почти до самого края чаши, когда услышал сзади топот ног. Тяжелый удар по голове повалил меня наземь, но я успел вскочить, и мы сцепились, шатаясь как пьяные. Потом Майер вырвался и нанес правой рукой чудовищный удар мне прямо в лицо.

Я упал навзничь, оглушенный болью; мне казалось, что челюсть моя треснула и во всей левой половине черепа не осталось ни одной целой косточки. Но все же я приподнялся и увидел, что Майер вылез из котлована и бежит к вездеходу.

Теряя силы, я вытащил из кобуры ракетницу, передернул затвор и прицелился в Майера. Тот был метрах в тридцати от меня, у самого вездехода. Держа ракетницу обеими руками, я нажал на курок, как раз когда Майер открывал дверцу кабины. Он обернулся при звуке выстрела и замер, глядя на несущуюся к нему серебряную птицу.

Ракета ударила в кабину совсем рядом с ним и взорвалась с ослепительной вспышкой. Все заволокло сияющим облаком. Когда воздух очистился, стало видно, что кабина вездехода, капот и передняя панель охвачены пламенем и горят с громким потрескиванием. Из этого костра вдруг вынырнул Майер, закрыв лицо руками. Он добежал до края чаши, споткнулся, упал и покатился вниз, еще метров двадцать, пока не застыл бесформенной грудой дымящегося тряпья.

Я тупо посмотрел на часы. Было без десяти двенадцать; температура достигла 130°. Я заставил себя медленно двинуться к вездеходу, не зная, хватит ли сил. Голова гудела и раскалывалась, будто там бушевал вулкан.

В трех метрах от края чаши я увидал, что лобовое стекло «крайслера» расплавилось и крупными густыми каплями стекает по приборной панели.

Я выронил ракетницу и повернулся к вездеходу спиной. До полудня оставалось пять минут. Небо источало огненный дождь, жаркие струи падали на дно котлована и вновь поднимались восходящим потоком. Ослепительная пелена скрывала мегалиты, но я слепо шел вперед в отчаянной надежде обрести среди них спасение.

Солнце прямо над моей головой чудовищно разбухло, заполнив все небо. Тысячи огненных рек струились по его поверхности. В воздухе стоял адский гул, перекрываемый тяжелыми монотонными ударами, будто все вулканы в каменных джунглях вновь ожили. Словно во сне, я тупо шел вперед, шаркая ногами, закрыв глаза, чтобы хоть как-то отгородиться от этого пылающего горнила. Потом вдруг осознал, что сижу на дне чаши, которая с каким-то визгом вращается вокруг своей оси…

Странные видения возникли в моем воспаленном мозгу.

Целую вечность кружил я невесомо в бурных водоворотах, падал в бездну, боролся с потоками, корчился в распадающейся материи континуума — бесплотный дух, бегущий от космического Сейчас. Затем миллионы ярких точек пронзили тьму надо мной, осветив бесконечные пути пространства и времени, уходящие среди звезд к краям галактики. Размеры моего «я» сжались до метафизической проекции астрального нуля, меня влекло к звездам. Вокруг взрывались и раскалывались островки света. Я миновал Альдебаран, пронесся над Бетельгейзе и Вегой и, наконец, остановился в сотне световых лет от короны Канопуса.