Джеймс Баллард - Утонувший великан (сборник рассказов) Страница 35

Странные видения возникли в моем воспаленном мозгу.

Целую вечность кружил я невесомо в бурных водоворотах, падал в бездну, боролся с потоками, корчился в распадающейся материи континуума — бесплотный дух, бегущий от космического Сейчас. Затем миллионы ярких точек пронзили тьму надо мной, осветив бесконечные пути пространства и времени, уходящие среди звезд к краям галактики. Размеры моего «я» сжались до метафизической проекции астрального нуля, меня влекло к звездам. Вокруг взрывались и раскалывались островки света. Я миновал Альдебаран, пронесся над Бетельгейзе и Вегой и, наконец, остановился в сотне световых лет от короны Канопуса.

Перемещались эпохи. Время накапливалось и, вздыбившись, сталкивалось гигантскими фронтами изуродованных вселенных. Передо мной неожиданно разверзлись бесконечные миры будущего — десять тысяч лет, сто тысяч лет, неисчислимые эпохи проносились в единый миг, радужная череда звезд и туманностей, пронизанная слепящими траекториями полетов и исследований.

Я вступил в поток времени.

1 000 000 мегалет. Я вижу Млечный Путь — вращающуюся карусель огня — и далеких потомков землян, бесчисленные расы, населяющие каждую звездную систему в галактике. И за исключением редких темных пятен — постоянно мерцающее поле света, бескрайний фосфоресцирующий океан, насыщенный трассами электромагнитных сообщений.

Чтобы преодолеть космические бездны, потомки землян замедляют свое физиологическое время сперва в десять, потом в сто раз, тем самым ускорив бег звездного и галактического времени. Пространство оживает роями комет и метеоров, созвездия снимаются с мест и плывут к далекой цели — проявляется неспешное, величественное вращение самой Вселенной.

10 000 000 мегалет. Млечный Путь начинает распадаться, таять, и его покидают. Чтобы достичь иных галактик, потомки землян замедляют свое временное восприятие в десять тысяч раз, и таким образом на межгалактический контакт друг с другом требуется — в их восприятии — всего несколько лет. Уходя все дальше в глубокий космос, они стали создавать электронные банки памяти, которые хранили информацию об атомарной и молекулярной структуре их тел, передавали ее со скоростью света и затем восстанавливали себя во плоти и крови.

100 000 000 мегалет. Потомки землян занимают все соседние галактики, тысячи далеких туманностей. Их временное восприятие замедляется в миллион раз, а сами они становятся единственной постоянной структурой вечно изменяющегося мира. За один миг их жизни появлялись и исчезали звезды, а Вселенная по-прежнему сияла и переливалась мириадами ярких точек возникающих и исчезающих созвездий.

Теперь они, наконец, отринули свою материальную оболочку и превратились в светящиеся магнитные поля — первичный энергетический субстрат Вселенной, — в сложнейшие многомерные комплексы, сотканные из бесчисленных импульсов информации, переносящей через пространство саму жизнь.

Они взнуздали целые галактики, чтобы обеспечить энергией эти магнитные поля, и оседлали взрывные волны, образующиеся при гибели звезд, на своем пути к пределам Вселенной.

1 000 000 000 мегалет. Они уже начинают сами определять форму и размеры Вселенной. Преодолевая гигантские расстояния, потомки землян замедляют восприятие времени до одной стомиллионной прежнего уровня. Великие галактики и спиральные туманности, казавшиеся вечными, теперь существуют лишь краткий миг и более невидимы. Пространство заполняется некоей сущностью, способной создавать и воспринимать идеи, своего рода гигантским струнным инструментом, проявляющим себя лишь в волновой форме.

Вселенная медленно пульсирует, то расширяясь, то сужаясь, и в такт этому пульсируют силовые поля идеетворной сущности, постепенно увеличиваясь в размерах, словно эмбрион во чреве космоса, дитя, которое вскоре заполнит и поглотит взрастившее его чрево.

10 000 000 000 мегалет. Идеетворная сущность уже поглотила весь космос, изменив собственные динамические пространственные и временные координаты. Она поглотила первичные временные и энергетические поля. Стремясь к тому, чтобы окончательно заполнить Пространство, идеетворная сущность вновь уменьшает свое восприятие времени до 0,00000… n-й степени прежнего уровня.

Наконец она достигает крайних пределов Пространства и Времени, вечности и безграничности, и застывает на абсолютном нуле. И взрывается в чудовищном катаклизме, не в состоянии более питать самое себя. Огромные энергетические поля начинают сворачиваться, вся система извивается и бьется в смертной агонии, извергая колоссальные потоки энергии. Вновь возникает время.

Из этого хаоса формируются первые протогалактические поля, потом появляются галактики и туманности, звезды и планетные системы. В первичных морях на основе углерода зарождаются первые формы жизни.

Цикл повторяется…

Звезды плыли, складываясь в очертания десятков разных созвездий. Ослепительными дугами пронзили тьму вспышки Новых, высвечивая знакомый профиль Млечного Пути: Орион, Волосы Вероники, Лебедь.

Опустив взгляд со штормового неба, я увидел пять мегалитов. Я вновь был на Мураке. Чашу вокруг наполняло великое стечение молчаливых фигур, выстроившихся на затемненных склонах, плечом к плечу в бесконечных рядах, будто зрители на призрачной арене.

Где-то рядом со мной зазвучал голос; казалось, он поведал мне все о том космическом действе, свидетелем коего я явился.

Перед тем как вынырнуть из омута этих видений, я в последний раз попытался задать вопрос, давно формировавшийся у меня в голове, но голос ответил прежде, чем я заговорил. А усыпанное звездами небо, мегалиты, толпы зрителей поплыли и стали бледнеть, уносясь в сон.

— Между тем мы ждем у порога Пространства и Времени, празднуя родство и идентичность частичек наших тел с солнцем и звездами, нашей быстротечной жизни с огромным периодом существования галактик, с всеобщим объединяющим временем космоса…

Я очнулся, лежа лицом вниз на прохладном вечернем песке. Котлован заполняли тени, ветры обдували мою спину освежающими струями. Со дна чаши в прозрачный голубой воздух, будто разрезанные надвое тенью от заходящего солнца, поднимались мегалиты. Сперва я просто лежал, пробуя шевелить руками и ногами, но через несколько минут заставил себя подняться и оглядел окрестные склоны, не в силах забыть о безумных картинах, все еще живо стоящих перед глазами.

Огромные толпы, наполнявшие котлован, видение космического цикла, голос собеседника — все это еще было для меня реальностью, будто я только что вышел из параллельного мира, вход в который находился где-то рядом в воздухе.

Но не плод ли это воспаленного сознания, не бредовые ли галлюцинации человека, спасенного лишь каким-то термодинамическим фокусом строения чаши?

Я поднес к глазам термодатчик и проверил экстремальные показания. Максимум: 162°. И все же я жив! Я чувствовал себя полным сил, отдохнувшим, почти помолодевшим. Мои руки и лицо не были обожжены — хотя при температуре выше 160° плоть должна свариться на костях, а кожа обуглиться.

У края чаши я заметил вездеход и побежал к нему, только сейчас вспомнив про гибель Майера. Я ощупал свои скулы, потрогал челюсть. К моему удивлению, сильнейшие удары не оставили даже синяка.

Тело Майера исчезло! От вездехода к мегалитам вела одна-единственная цепочка следов, а в остальном ковер голубой пыли был не тронут. Никаких признаков нашей схватки, никаких признаков пребывания Майера.

Я быстро взобрался наверх и подошел к вездеходу, заглянул между гусеницами под дно машины, открыл дверцу кабины.

Лобовое стекло было цело. Капот не почернел, ни одной лишней царапины на краске… Я упал на колени, тщетно стараясь найти хоть пепел от вспышки магния. Из кобуры торчала рукоятка ракетницы с неизрасходованным патроном в стволе.

Я оставил «крайслер» и побежал на дно чаши к мегалитам. Наверное, с час я бродил среди плит, пытаясь разрешить бесчисленные мучившие меня загадки.

К пятой плите я подошел в последнюю очередь. И прежде всего посмотрел на верхний левый угол — интересно, удостоился бы я чести быть первым занесенным в список, если бы погиб этим полуднем?

В строчку букв уже заползли тени.

Я отступил назад и задрал голову. Сперва шли символы четырех неизвестных языков, а потом гордо под звездами сияло:

ЧАРЛЗ ФОСТЕР НЕЛЬСОН ЗЕМЛЯ 2217

«Скажите, Куэйн, где бы вы хотели быть, когда наступит конец света?»

За семь лет, которые минули с тех пор, как Таллис задал мне этот вопрос, я вспоминал его тысячи раз. Почему-то именно он казался ключом ко всем необычайным событиям, происшедшим на Мураке, к их значению для людей Земли. (На мой взгляд, удовлетворительный ответ содержит приемлемое изложение философии и верований человека, достаточный заряд того морального долга, в котором мы находимся по отношению к самим себе и Вселенной.)