Наталья Турчанинова - Создатель кошмаров Страница 36

— Любопытство.

— Ты удовлетворил его?

— Вполне.

— Кто ты, мальчик? — В его свистящем голосе зазвучало любопытство. — Морок?

— Нет.

— Нет? Ты уверен?.. Что не морочишь мне голову?

— Он искуситель, — внезапно сказала Мираж.

— Искуситель?.. — Альбинос прислонился к спинке кресла, еще сильнее отдаляясь от меня. — Значит, из черных гурий… Редкий дар. Ты овладел им в полной мере?

— Думаю, да, — соврал я уверенно и с вызовом посмотрел прямо ему в глаза. — Хотите, продемонстрирую?

Дэймос издал приглушенный, шипящий звук. И я понял, что это смех.

— Дай мне какую-нибудь из своих вещей, мальчик. Я прогуляюсь в твоем сне на досуге.

— К сожалению, у меня нет ничего при себе, — улыбнулся я. — Может быть, вы дадите вашу вещь?

Теперь смеялся не только Альбинос, но и вся его свита.

— Хорошая попытка… — произнес он наконец. — Но ты забываешь. У тебя есть ты сам.

Альбинос криво улыбнулся, взглянул на девушку.

Я уловил едва заметное движение за спиной, угрожающее и стремительное дуновение воздуха. Меня схватили за волосы, пальцы, царапая кожу, запрокинули голову, к шее нежно прижалась тонкая ледяная сталь.

— Не дергайся, — прошептал над ухом мягкий женский голос. — Или я отрежу тебе голову. Милый получится сувенир для некрокомнаты.

Хозяин между тем обратился к победителю лотереи, потеющему в недоумении над своим прибором. Произнес резкую фразу, нехорошо усмехнулся. Сиамец с ужасом посмотрел на меня, отшатнулся и заговорил торопливо, испуганно и заискивающе.

Затем Альбинос вновь обернулся ко мне, и я сразу угадал, о чем спросил сиамца дэймос. Откуда тот взял меня — своего спутника на этот вечер? Перепуганный мужчина тут же сообщил, что поменялся катоями с одним из гостей.

— Где он? — спросил Альбинос, и в его голосе прозвучала отдаленная угроза.

Я молчал, скосив на него глаза, чувствуя, как бьется под ножом вена на моем горле, и крепко стиснул в руке осколок стекла.

— Я говорю о танатосе, который напал на Мираж.

Если бы Альбинос подошел ближе, хотя бы наклонился…

— Он в этом доме, — гневно выдохнул дэймос.

Я еще сильнее сжал свой трофей. Острые края врезались в ладонь, проникая все глубже.

— Я не убиваю тебя только потому, что твой дар очень редкий и очень ценный, мальчик. Но мое терпение не безгранично.

Я понимал, какой истинный смысл кроется за этой фразой. Любой дэймос без раздумий станет сотрудничать с тем, кто сильнее. А в особенности — молодой дэймос. Раньше моим покровителем был Феликс. Но теперь, если Альбинос докажет, что обладает большей властью, я тут же должен переметнуться к нему. Кроме того, он злился, что я сразу не признал его превосходство, но пока я представляю для него некоторую ценность, он будет сдерживаться. Недолго.

— Он нашел тебя давно, — сказал я сквозь зубы, стараясь не обращать внимания на боль. — Он считает, что ты боишься встречи с ним, потому что он сильнее. Он сильнее тебя, Альбинос.

Глаза дэймоса покраснели. Ноздри дрогнули. Он подался вперед, и в эту секунду я рванулся к нему, схватил за руку. Осколок в моей ладони разорвал его перчатку, оцарапал кожу. Крошечная капелька крови попала на стекло. И тут же лезвие ножа вонзилось в мою шею. Я почувствовал, как лопнула, расходясь, кожа, как перерезаются волокна плоти. А потом жизнь хлынула из меня неудержимым потоком.

Послышался женский вскрик, гневный голос Альбиноса, отдающего короткие приказы по-сиамски. Рану на моем горле пытались зажать. Но я уже проваливался в темноту. У меня есть пара минут. Для сна — колоссальное время. Только бы Феликс успел…

Я стоял посреди ровной как стол долины. Вдали чернели высоченные горы, впивающиеся в небо. Над ними сверкали молнии и клубились тучи.

Ледяной ветер носился кругами, пихая меня то в грудь, то в бок, то в спину. Пахло разрытой землей, мокрым камнем и мускусом. Несочетающиеся запахи, обжигающие ноздри.

Я сделал шаг вперед и увидел дыру у себя под ногами. Осторожно, чтобы не сорваться, заглянул туда. На самом дне, в грязи скорчилось человеческое тело. Бледное и жалкое, словно росток без света.

Комок глины скатился из-под моего ботинка и плюхнулся вниз. Человек вздрогнул и поднял голову. Это был тот самый катой, что ушел с Феликсом. Я попал в подсознание парня, проникнув туда через осколок бокала, ставшего личной вещью молодого сиамца. И какое же паршивое это было место. Абсолютно изломанная, задавленная психика. Убитая и почти похороненная.

— Помоги! — Его голос едва долетал до меня из-под земли.

Меня по затылку ударила увесистая капля, затем такая же разбилась о плечо. Я взглянул на небо. Тучи больше не висели в горах — они расползлись уже на всю долину, накрывая нас тяжелым куполом. Хлынул дождь, разрезая ледяной воздух тугими плетями.

— Помоги. — Пленник отчаянно потянулся ко мне. — Вытащи меня!

Я наклонился, и тут же мое запястье перехватила знакомая рука, рванула, разворачивая.

— Нет времени на его спасение, — сказал Феликс. — Ты захватил Альбиноса?

— Да. Сейчас проведу тебя. А что с ним? — Я взглянул на юношу в яме, уже частично залитой водой.

— В реальности? Я оглушил его, — беспечно отозвался дэймос. — А теперь идем.

Он отвернулся и шагнул сквозь дождь. В пустоту мира сновидений.

Пока план работал прекрасно. Феликс дождался меня в подсознании бесчувственного катоя, куда я смог попасть через осколок бокала. Кровь Альбиноса — прекрасный трофей, гораздо лучше пуговиц или запонок — открыла для меня дорогу в его личный мир снов. Осталось провести туда моего учителя.

Над головой прогремел гром. Мощный, раздирающий небо раскат. Я стоял на расколотой могильной плите. Сквозь дыру виднелись старые раскрошившиеся кости, разбитый череп. Я невольно шагнул в сторону, когда из провала глазницы, лениво перебирая лапками, выползла гигантская лоснящаяся сороконожка. И наступил на другую могилу — нога провалилась в осколки камня, внизу что-то хрустнуло. Я дернулся прочь. Но отступать было некуда. Везде, куда падал мой взгляд, были надгробия. Древние, относительно недавние и совсем новые, лезущие из старых глянцевыми острыми краями, открытые, где копошились белесые черви, монолитные памятники, устремленные в небо. Огромный, бесконечный некрополь до горизонта.

Что же он сделал со своим миром снов?! Я растерянно оглянулся.

Снова загрохотал гром… Длинная, ветвистая, слепящая молния стекла на землю, разбрасывая вокруг шипящие искры. Я увидел размытый контур, превратившийся в человека. Белая, словно облитая молоком фигура приближалась ко мне. Небрежный взмах рукой, и меня пронзил электрический разряд. Еще немного, и тело сновидения расплавилось бы или сгорело без следа.

— Никто не смеет призывать меня в сон без моей воли! — прогремел над головой нечеловеческий голос. — Никто не смеет прикасаться ко мне.

Струи дождя хлестали меня, стегая по лицу, слепя и пытаясь задушить холодными пальцами. Невидимая рука вздернула в воздух, земля под ногами треснула, открывая новую глубокую могилу. Сейчас я упаду туда…

Плечо обожгло, в кожу, в мышцы вплавились раскаленные пальцы. Дернули в сторону, и я рухнул в мокрую глину. Оглушенный, едва дышащий от боли, но живой. Струи дождя вокруг меня испарялись. И сквозь колышущуюся дымку пара я разглядел Феликса… Феникса. Он горел, в полной мере оправдывая свое истинное имя. Живое пламя окутывало его руки, плечи, металось вокруг лица кольцами, оплетало грудь.

— Здравствуй, Анахарсис, — прогудело пламя. — Рад видеть тебя живым.

Альбинос не стал тратить время на приветствие. Белое тело вытянулось, прижимая руки к бокам, и устремилось в небо длинным росчерком молнии. Феникс превратился в огненную комету и устремился следом.

Они обрушивали горы и раздирали трещинами землю. Разрывали саму структуру сна и перекручивали ее по-новому. Могильные плиты лопались и текли расплавленным камнем, обугливались от ударов молний. Два танатоса, не замечая ничего, разрушали все вокруг в вечном желании убийства и мести. Это было почти красиво. Передо мной бушевали две дикие стихии. Сталкивались, отрывали друг от друга куски, взрывали воздух и разбирали на атомы землю.

А потом все стало блекнуть. И я понял, что погружаюсь во тьму. Теперь по-настоящему. Я умирал. Брат моего бога Гипноса наконец пришел за мной.

…Не знаю, сколько прошло времени. И шло ли оно вообще. Секунда, а может быть, час или сутки.

Я открыл глаза. Болела шея. Надо мной склонялась красивая девушка с узкими сиамскими глазами и чувственными губами уроженки Полиса. Черная растрепанная прядь падала на выпуклый лоб.

— Все, — произнесла она, общаясь к кому-то за пределами моего зрения. — Жить будет. — Улыбнулась мне криво: — Повезло. Не был бы ты искусителем…