Ярослав Питерский - Ленин жЫв Страница 36

Хотя из его уст и вырвалось довольно вежливое приветствие:

– Доброе утро, как Вам спалось? Я надеюсь, сосед не доставил сильных проблем?

– Да нет… вроде.

Хрущёв кивнул головой и лукаво ухмыльнулся:

– Понимаете, у старика случаются ещё побочные эффекты от процедур. Да сами понимаете, возраст, возраст…

– А сколько ему?

Начальник гостиницы всплеснул руками:

– Этот вопрос у нас в республике обычно считают некорректным. Он очень даже не приветствуется. Но Вам, так и быть, скажу. Приблизительный возраст пациента под литером ноль девяносто… примерно восемьдесят лет.

– Ноль девяносто… – загадочно подхватил Кирилл.

– Да, товарищ Кирилл, Вы ноль девяносто восьмой, – кивнул головой Хрущёв.

– А какой в этом смысл?

Хрущёв невинно улыбнулся:

– Да никакого, просто номер и всё. Вы особо-то не озадачивайтесь. Всё равно всего не поймёте. Так, лишь малость. Кстати, он Вам вчера про кремлёвскую таблетку говорил. Там не всё правда. Он ведь всего не знает. Её вводили не через желудок в кишечник, а через задний проход. У одного из членов Цэ-Ка тогда геморрой был. Так вот мучился бедняга… представляете, таблетка-то немалая в объеме, а ему туда её вталкивают. Орал жутко! – в конце своего рассказа он, словно издеваясь, изменил интонацию на брезгливую.

Кирилл понял, что начальник гостиницы хочет показать, что знает весь его вчерашний разговор с Лениным. Вторая же часть этого мерзкого по смыслу спича была предназначена в виде примера: никто тут не имеет вечной ценности, и когда-то и тебе в задницу могут затолкнуть такую же таблетку, а потом рассказывать про это всем остальным.

– А вы сами-то видели, как её впихивали? – сурово и пренебрежительно спросил Кирилл.

– Нет, дед видел… – огрызнулся Хрущёв.

– Так у вас это семейное, что ли? А деда-то зовут случайно не Сергей Никитович?

– Нет, Юрий Михайлович. А Вы, товарищ Кирилл, поторопитесь. Вас сегодня ждут через час на самом важно высшем совете республики. Вы приглашены туда в качестве почётного гостя. Вот, наденете этот костюм, – Хрущёв кивнул на чёрный идеальный мужской костюм, белую рубашку и ало-красный галстук, которые висели на вешалке рядом с его кроватью. – Это очень почётно и серьёзно. Мало кто удостаивается такой вот чести, – Хрущёв зло сверкнул глазами и добавил, – и ещё… танца с саблями там не было… никакой музыки не было, ноль девяностый Вам солгал.

Кирилл хмыкнул и махнул рукой:

– Мне всё равно! – он повернулся и прошёл к столику.

Засунул салфетку за воротник и деловито бросил Хрущеву, который стоял, как официант в ресторане, немного согнувшись, словно в ожидании заказа. Он в эту секунду был так похож на обычного гарсона.

– Да, кстати, кто была эта женщина утром?!

– Какая женщина?! – заморгал глазами Хрущёв.

– Ну эта… в бордовом, красотка с третьим номером…

– Хм, не знаю. Вам, наверное, приснилось что-то, товарищ Кирилл. Не было никакой женщины… не было! – Хрущёв повернулся и зашагал к двери. – И помните! Вам нужно быть готовым через сорок минут. Приятного аппетита! – прикрикнул он, выходя из номера.

– Да пошёл ты… – жуя бекон, выругался Лучинский.

После завтрака он переоделся. Костюм был сшит словно по нему. Словно портной снимал мерку, а может, и снимал. Он ведь так долго был в их руках совершенно беззащитный…

Его вновь вели по многочисленным и странным коридорам. Но на этот раз, как показалось Кириллу, путь наверх, на воздух к жизни на земле был чуточку короче, а может, даже и не чуточку. Хотя, конечно, обычно говорят: обратная дорога короче, но тут Кирилл почувствовал, что его всё-таки вели другим путём.

Они поднимались в лифте, и опять длинный коридор с красной ковровой дорожкой правительственного здания в Кремле. За окном макушки башен и фрагмент виднеющейся крепостной стены с зубцами в виде букв «М». Где-то вдалеке пробили куранты на Спасской. Кирилл вдруг понял, что мелодия боя совсем другая! Отличавшаяся от той, которую знал весь мир в его, прошлом, времени!

Его завели в огромную приёмную. Золото ручек, дверей, люстр и обводов на пилястрах и колоннах. Но тут кресел для ожидания нет. Все люди, а их было человек десять-двенадцать, стояли. Когда Кирилла ввели, все мгновенно замолчали, рассматривая нового им человека в чёрном гражданском костюме. Кирилл непроизвольно тоже обвёл взглядом эту кучку. Как он понял, в основном тут стояли какие-то военачальники или руководители силовых структур: не то генералы, не то маршалы (Кирилл так и не сумел научиться разбираться в загадочных знаках различия). Кирилл понял, что это точно были военачальники: это стало ясно по ажурным золотым нашивкам на лацканах, плечах и отворотах кителей.

У огромных двухстворчатых дверей стояли два солдата, как понял Кирилл, из роты почётного караула. Они в высоких шапках, похожих на гусарские (только без козырьков) и красные фартуки на синих кителях. До блеска начищенные ботинки и выправка. Эти два болванчика в военной форме даже не моргали, казалось, что это восковые фигуры.

И вдруг зазвучали фанфары, и солдаты ожили. Они, как роботы, как танцоры брейка, как-то неестественно задергались и, повернувшись, одновременно (каждый свою) открыли створки дверей.

Впереди засверкал главный зал. Все люди, что стояли в приёмной, медленно, но как по команде прошли в проём. Кирилл тоже двинулся на зов фанфар.

Это был огромный зал с множеством окон, шикарными панно на стенах, золотыми люстрами, сверкающими хрусталём подвесок. Посреди этого помещения на высоком помосте примерно полутора метров высотой стоял широкий и длинный стол с красным, похожим на трон, креслом во главе. А вдоль этого стола были расставлены другие, более низкие стулья. Кирилл понял, что именно тут и проходит высший государственный совет.

Между тем генералы, не ожидая приглашения, начали подниматься на помост, рассаживаясь на стульях. Обслуга учтиво двигала их, подставляя мягкие сиденья под задницы этих вот сильных мира сего. Когда расселись все, то стало как-то непроизвольно тихо. Кирилл стоял один и смотрел: он не знал, что ему делать. Вдруг кто-то тронул его за локоть. Это был высокий охранник, он приветливо кивнул и шепнул на большой стул в углу помоста. Но этот стул не был придвинут к столу.

– Вы поднимайтесь и садитесь вот на то место. Это место почётных гостей, сегодня – ваше. Поднимайтесь и садитесь.

Кирилл вздохнул и ловко влетел на помост, плюхнулся в стул. Генералы как-то неодобрительно покосились на него. Видимо, тут было принято всё делать медленно и степенно. Ну а дальше пришлось ждать. За столом пустыми оставались четыре стула. Тот, что во главе (Кирилл понял, что это место Правителя) красный, как трон, и три оранжевых по бокам.

И вновь звучат фанфары, все встают, Кирилл по инерции тоже. Наконец, в зал входит Верховный.

Но сегодня, в отличие от прошлой встречи, он действительно похож на Правителя! Его мундир блестит золотом. Тёмно-красные брюки с золотыми лампасами, сзади него в оранжевых мундирах идут два человека и толстяк с псевдонимом Бунин. Этот первый зам, оказывается, действительно первый.

В этот момент кто-то громко и истошно кричит! Там, в углу. Кирилл непроизвольно вздрогнул, такого дикого и бешеного вопля он давно не слышал! Хотя слово «давно» становится в «его положении» просто издевательством.

Но!

Этот крик оказался сигналом. Это вопил солдат в углу. Здоровенный детина в форме с огромным золотым аксельбантом на груди и меховой папахе на голове, натянутой на лоб до самых бровей. Он даже закрыл глаза, словно от удовольствия.

Все замерли и началось.

Дикая мощная музыка ворвалась в помещение. Это гремел сумасшедший оркестр! Нет, десяток оркестров! Звуки заполнили разум!

Было так громко…

Наконец, так же неожиданно всё стихло… всё, но не совсем. Эти звуки… песня… да, звучит песня.

После жуткой силы звука в зале звучит просто вокал. Это поют генералы и высшие чиновники, стоящие за столом. Поют отрешённо, что есть мочи! Они рвут жилы на шеях, чтобы реветь в полную глотку! Напряглись и воют… воют…

Кирилл покосился на Верховного… Он тоже пел…

«Это гимн, это гимн их республики…» – догадался Кирилл.

И опять.

Опять неожиданно рванула музыка. Она до чёрных кругов в глазах давит на уши. И через секунду звучат лишь голоса тех, кто за столом. Такое вот неожиданное чередование громкости. Музыку то включают, то выключают. А они поют, поют…

Кирилл непроизвольно прислушался к мелодии, слова он не мог разобрать, но мелодия гимна показалась ему знакомой!

«Стоп! Это же „Боже… храни!“ или… ещё примесь… но чего?! А, да, это „…нерушимый …республик!“» – догадался Лучинский и невольно улыбнулся.

Их гимн – это страшный какой-то винегрет из двух мелодий. Одна сменяет другую и вновь, словно не совсем удачная аранжировка и попурри на эти темы. И вновь гром музыки в ушах. Они опять включили на полную катушку.