Американская история - Кристофер Прист Страница 36

Несколько недель спустя, когда конгресс в Сиднее закончился, я прилетел в Мельбурн. Моя голова все еще шла кругом от концепций квантовой вселенной, с которыми я познакомился за эти четыре дня: гильбертовы пространства, физика конденсированного состояния, теория возмущений, незапутанные квантовые состояния и многое другое, выходящее за рамки даже этих основных предпосылок. Это был вынос мозга, я был ошеломлен абстракциями, сбит с толку бесконечностью и бесконечно малым; понятиями, которые до того казались мне вполне ясными.

Я поселился в отеле недалеко от аэропорта. На следующий день я сел в трамвай до Сент-Кильды.

Я встретился с Тьюлисом в кафе в обеденное время. Там было полно офисных работников, народ сновал туда-сюда, и грохотали машины для приготовления кофе. Тьюлис приехал загодя и сел за относительно уединенный столик в задней части зала. Я тотчас узнал его, хотя за прошедшее время его внешний облик изменился. Он подстригся, стал стройнее и подтянутее, был в сером деловом костюме и в очках. Тьюлис моментально повторил то, что уже сказал мне в электронном письме. Он не помнит, что встречал меня в тот день, но, как он пояснил, а я с готовностью с ним согласился, в суматохе того утра было трудно что-то запомнить.

Как только нам принесли закуски и кофе, мы перешли к делу. Времени у него было мало.

– Практически все на планете видели видео обрушения двух башен Всемирного торгового центра, – начал я.

– Фактически обрушились три здания, – сказал он. Из-за акцента его слова прозвучали почти как вопрос. – Третье, ВТЦ 7, является самым важным, даже несмотря на то, что никто не был им убит напрямую.

Здание № 7 ВТЦ было огромным небоскребом, одним из самых высоких в Нью-Йорке, и оно обрушилось у всех на виду. Мало кто осознает, сколь значимо его разрушение. Это самое убедительное свидетельство того, что произошло в тот день в Нью-Йорке. Знаете ли вы, что в отчете комиссии по терактам 11 сентября о нем нет никакого упоминания, даже вскользь?

– Я этого не знал, – сказал я. – Но ведь все видели, как рушились башни! В них только что врезались реактивные авиалайнеры, под завязку загруженные топливом, и они взорвались при столкновении. Здания загорелись и рухнули. Я хочу, чтобы вы объяснили мне, почему вы сказали в тот день, что эти здания не обрушились, что они не могли обрушиться.

– Они упали, но не обрушились. Все три башни имели чрезвычайно прочные каркасы из конструкционной стали. У них были массивные центральные колонны, балочные элементы имели в основании толщину около одиннадцати сантиметров, но было также много внешних колонн. На башнях-близнецах внешние стены, вертикальный каркас, который хорошо виден с уровня земли, по сути, представляли собой феноменально прочный экзоскелет. Ниже уровня земли располагалось много невидимых дополнительных этажей: паркинг, зона уборки и обслуживания, генераторы. Здания были глубоко врезаны в толщу Манхэттена. Каждая из башен-близнецов весила около полумиллиона тонн и была способна противостоять ветрам ураганной силы.

Наибольшее из зарегистрированных значений ветрового давления составляет около пяти тысяч тонн. Здания были спроектированы как паруса – таким образом, чтобы боковое давление, создаваемое сильным ветром или, коль на то пошло, мощным тараном реактивного самолета, по мере изгиба здания перераспределялось бы на другие опоры. Многие из выживших, тех, кто находился внутри зданий, когда в них врезались самолеты, сообщали о движении и скрежете, как будто после удара здание восстанавливало вертикальное положение. В 1993 году в Северной башне была взорвана бомба, после чего в спецификации были внесены поправки, а сами здания многократно усилены.

Тогда они были способны выдержать таран полностью загруженного, с полными топливными баками «Боинга-707» или «Дугласа DC8» – конструкционная избыточность приняла бы смещенную нагрузку. Самолеты, протаранившие обе башни 11 сентября, были более современными, чем указанные модели, но схожи по размеру и весу. Короче говоря, даже после того, как самолеты врезались в здания, ни одна из башен не подверглась риску обрушения.

– И все же они рухнули. Сначала раздались мощные взрывы, затем начался пожар.

– Самолеты взорвались уже внутри зданий. Опять-таки внутренняя сила конструкции легко выдержала взрыв. Возникло бы невероятное количество поверхностных повреждений, но конструкция выдержала бы нагрузку. Как изначально и предполагалось.

– А пожары?

– Их температура была недостаточно высока, чтобы повредить стальную конструкцию. Сталь начинает прогибаться или деформироваться примерно при 1500 градусах Цельсия. Авиационное топливо никогда не горит при температуре более 1000 градусов, да и то при сильном притоке воздуха. Как всем известно, погода в Нью-Йорке 11 сентября была тихой, почти безветренной. В любом случае большая часть топлива, пролитого при ударе, сгорела в виде огненных шаров, которые наблюдались в течение первых нескольких секунд.

Последовавший за тем пожар был относительно нормальным, типичным для офисных зданий: горела бумага, ковры, шторы, деревянные детали, пластик, офисное оборудование. Они горят при температуре не более 250 градусов, что вряд ли может серьезно опалить стальную конструкцию. Черный дым, который все видели, доказывает, что это был низкотемпературный пожар, горящее офисное здание.

– Тем не менее здания обрушились, – сказал я.

– Неужели? Эти башни были просто снесены. Большинство людей, работающих в той же сфере, что и я, пришли к одним и тем же выводам. Кто-то заложил фигурную взрывчатку, и оба здания со скоростью свободного падения осели прямо вниз, на свой собственный фундамент. Будь обрушение вызвано самолетом, как утверждают власти, оно затронуло бы только этажи выше точки столкновения и несколько этажей ниже. Закон сохранения энергии абсолютен. Большинство этажей были ниже точки удара, но они тоже обрушились. Когда я наконец добрался до Детройта, я пошел в офис своих партнеров. Все были единодушны – мы стали свидетелями контролируемого сноса.

– Почему здание ВТЦ 7 было самым важным? Это то, что вы сказали.

– Кажется, вы, американцы, называете это дымящимся ружьем. Доказательства настолько убедительны, что сами по себе являются достаточными. В корпус № 7 не врезался ни один самолет. Он был поврежден обломками Северной башни и загорелся. Но повреждение пришлось в основном на одну сторону здания, которое было чрезвычайно мощным: сердцевину образовали двадцать четыре стальные колонны и еще пятьдесят восемь колонн по периметру. На видеозаписях видно, что внутри здания произошло около десяти возгораний, но все они были офисными пожарами нормального размера и далеко