Генри Олди - Карусель Страница 4

Слово «спонсор» билетерша выговаривала со смаком. Чувствовалось, что Сова истосковалась по общению. Сидит тут одна-одинешенька: пара человек в день — и то радость. Он не перебивал. Слушал. Он хорошо умел слушать — редкое качество, по большому счету.

— Она эту карусель сама нашла. В запаснике. Денег на починку дала…

Он моргнул с недоверием:

— На починку? Что ж не покрасили заново? Ухо льву не приделали? Работнички…

Сова просияла. Похоже, она ждала этого вопроса.

— Евгения Эдуардовна сказала: только механизм наладить. А карусель пусть останется, как была. Ретро, значит.

— Понятно…

Ничего он не понимал. На кой черт спонсорше понадобилась эта рухлядь?

— Раньше, тут библиотека была, — вздохнула Сова. — Вот прямо здесь и стояла. Маленькая, парковая. Потом — перестройка, Союз развалился, фонды выделять перестали… Горсовет постановил: закрыть. Книги по другим библиотекам распределили, по детским домам, интернатам… Часть списали. А здание снесли. Да какое там здание! — Сова безнадежно махнула рукой. — Сюда под конец заходить страшно было: того и гляди, крыша на голову рухнет.

— Откуда вы все это знаете? — удивился он.

— Так я же тут работала! Библиотекарем… Вам еще жетончик?

…он гикнул:

— Р-рубай, так и так!.. Рубай!!! — выхватил саблю и врезался в ряды противника.

С левого фланга скакали донцы, за ними — полтысячи полуголых калмыков: они спустили по пояс красные суконные бешметы и, ощетинив пики, с визгом мчались топтать утекавших пруссаков. Давно отбившись от своих, он колол и рубил, счастливо спасаясь от смерти…

Щелк пультиком.

— Как интервьюер, я отличаюсь от большинства тем, что не скован образованием на журфаке. Для меня главное — получить ответ от человека, невзирая на его пост, должность и звание. Один и тот же вопрос я задам десять раз, я доведу вопрошаемого до перитонита, но ответ получу.

На экране телевизора — армянин с трубкой в руке.

Щелк.

— В Украине в осенне-зимний период ожидаются три вспышки гриппа, сообщил сегодня Александр Гриневич, директор центра гриппа и респираторных инфекций Минздрава. По его словам, зимой ожидаются две вспышки гриппа сезонного и вспышка гриппа пандемического. Он также отметил…

На экране — блондинка гламурно сморкается в платок.

Щелк.

— Кабинет министров на очередном заседании в среду рассмотрит стратегию обращения с радиоактивными отходами…

На экране — диктор в очках. Щелк.

— …подвиг Кузьмы Крючкова. Георгиевский крест 4-й степени, полученный Крючковым, стал первой георгиевской наградой Первой мировой войны. О подвиге доложили императору. Бравый казак двадцати четырех лет от роду стал российской знаменитостью…

Щелк.

Или нет, вернемся.

Он не знал, чем ему вдруг стал интересен подвиг Крючкова.

Клац — для разнообразия.

— После Февральской революции Крючков был избран председателем полкового комитета, а после развала фронта вернулся на Дон. Бывшие односумы оказались по разные стороны кровавой межи, разделившей Россию. Так, участник легендарного боя Михаил Иванков служил в Красной Армии, впоследствии встречался с писателем Шолоховым и рассказывал ему о той знаменитой схватке. Или казак ошибся в рассказе, или Шолохов сознательно исказил факты, но в романе «Тихий Дон» бой Крючкова с немцами описан как нелепая стычка. Позвольте, я зачитаю отрывок, где описывается поведение Иванкова…

На экране — дамочка с книгой в руках.

— «Он отвел второй удар, направленный ему в бок, и, привстав, рубанул по спине скакавшего с левой стороны немца. Его окружили. Рослый конь грудью ударился о бок его коня, чуть не сшиб с ног, и близко, в упор, увидел Иванков страшную муть чужого лица…»

Он вздрогнул. Где-то далеко крутанулась, скрежеща шестернями, старая карусель. Не может быть, подумал он. При чем тут Шолохов? При чем казак Иванков, Крючков, черт, дьявол, Первая мировая?!

Это же был я!

— «С левой стороны над ним вырос драгун, и блекло в глазах метнулся на взлете разящий палаш. Иванков подставил шашку: сталь о сталь брызнула визгом. Сзади пикой подцели ему погонный ремень, настойчиво срывая с плеча…»

— Переключи на фильм, — сказала жена.

Она сидела на диване, и Барсик дрых у нее на коленях.

— Там реклама, — ответил он. — Я пока пощелкаю.

— Ну так найди что-нибудь интересное. Не эту же мымру слушать.

— Мне интересно, — огрызнулся он.

Он врал. Интерес исчез. На смену интересу пришло возбуждение.

— У нас есть Шолохов?

— Есть, — зевнула жена. — От папы осталось. Вон, зелененький…

Он ухватил все четыре тома «Тихого Дона» и удрал в соседнюю комнату. Отыскать нужный отрывок с ходу не получилось. Он вообще никогда не читал Шолохова, если не считать рассказа «Нахаленок», который в детстве ему прочел вслух отец. Когда в школе проходили «Поднятую целину», он крутился мелким бесом, наговорив кучу ерунды про становление колхозов и раскулачивание. Анна Макаровна сжалилась, поставила трояк.

Боже, как давно это было!

Книга внезапно увлекла его. Когда жена легла спать, он сел на кухне, заварил чаю и продолжил поиски. Отрывок про Иванкова нашелся в конце первой книги. Дальше он отыскал еще один знакомый фрагмент: про сотню, лежавшую в засаде за плетнями левады. В его воспоминаниях — хотя какие, к черту, воспоминания! — и в тексте книги имелись мелкие расхождения, но этим можно было пренебречь. Черные слова на белой бумаге. Они не рождали в душе отклика. Он читал, пытаясь восстановить кровавую муть, ярость, бешеную скачку, тяжесть шашки в руке; голое, очищенное от мельчайших примесей рефлексии действие, которое захватывало, сводило его с ума на карусели…

Ничего.

Даже эха, и того не было.

Ну и что, подумал он. Пусть Шолохов. Пушкин, Кукушкин, Мамин-Сибиряк. Какая разница, если у меня есть карусель?

…он с азартом, с прикряком рубил и рубил. Сбросил чекмень, потерял шапку, вот сабля его с силой ударила в чужое железо, сломалась, а кобыленка под ним зашаталась, осела и рухнула. Укрывшись за деревом, он мигом припал на левое колено и крепко упер в землю древко пики, прикрученной к правой руке выше локтя, а стальным острием ее и зорким глазом караулил врага, как зверолов медведя. Пред ним темной метелицей клубились пыль и дым, мимо него, гремя доспехами, скакали всадники. Звяк, топот, хряст, выстрелы — и пика поймала вынырнувшую из пыльной завесы чью-то грудь. Он разом к чужому коню, разом в седло, и куда-то понес его испугавшийся конь. Ружейные выстрелы, пушки гремят, крики, ругань, команда…

Взрыв он услышал еще у тира.

Даже не взрыв — хлопок. Неприятный, резкий. И почти сразу — зарево за деревьями. Уже понимая, что произошло, он кинулся напролом, через кусты. Ободрал лицо, выскочил на параллельную аллейку, задыхаясь, пробежал сто метров, свернул, чуть не врезавшись в знакомый монументальный джип…

Карусель горела. Корчились в пламени лошади. Упал на бок, обугливаясь, лев. Держался до последнего «Восток-2». Казалось, аттракцион вертится, обрадованный новыми, потрясающими гирляндами лампочек. Что-то щелкнуло. «Увезу тебя я в тундру, — грянул оркестр и захлебнулся рычанием. — В тундр-р-р-у-у-у…» Треск огня заглушил остаточный хрип, словно вздох умирающего.

Тетка-билетерша стояла поодаль, с круглыми глазами, прижав ладони ко рту. По теткиному лицу он понял, что та все знала заранее, возможно, даже получила деньги за молчание и за то, что не станет спешить с вызовом пожарной команды.

Прижавшись спиной к молодому дубу, на пожар смотрела Герда.

— Это ты! — закричал он, срывая горло. — Это все ты! Зачем?.. И шагнул вперед, сжимая кулаки.

Его обступили с двух сторон. Мягко, мощно взяли за плечи, свели локти за спиной. Он забился пойманной рыбой, ничего так не желая, как достать, дотянуться до этой холеной стервы, силой заставить вернуть все обратно, восстановить…

— Не трогайте его.

Герда сама пошла ему навстречу.

— Не могу больше, — сказала она, подойдя вплотную. — Не могу. Нельзя так.

— Ты…

— Ты понимаешь? Нельзя.

— Зачем?.. — повторил он, уже не ожидая ответа.

Он знал ответ.

— Это неправда, понимаешь. Дом, семья, дети. Этого нет. Обман, кролик в шляпе фокусника. Есть бизнес, конкуренты, клыки на горле. А семьи нет. Сладкая ложь. Ты привыкаешь и потом уже не в силах обойтись без головокружения. Три гривны за жетон. Дармовщина. Думаешь, мне легко было решиться?

За ее спиной горела карусель.

Ой, Лена-Леночка, такая вот игра,Какой был прикуп, но карта бита!Ой, Лена-Леночка, бандитская жена,Жена бандита, жена бандита…

Он вылетел на балкон, еще не понимая, что делает.