Далия Трускиновская - Феминиум (сборник) Страница 41

– Мне просто интересно зачем? У вас куча образцов.

– И все же. Тебе трудно?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Просто хотелось, чтобы вы объяснили свои действия.

– А я обязан?

Шано пожала плечами.

– Было бы неплохо. Мы все-таки партнеры.

– А что будет, если я не хочу объяснять?

– Ничего.

– Тогда распишись.

Шано поднесла ручку к бумаге и размашисто расписалась.

– Вы уверены, что с вами все в порядке, патрон? – поинтересовалась она, протягивая бумажный квадратик.

– Вполне. – Господин Мюллер лишь мельком глянул на него – «S» со вписанной в него «L» на манер символа доллара выглядела вполне отчетливо. Это решило все. – А что, я похож на сумасшедшего?

– Нет, – коротко ответила Шано и бросилась на него.

Господин Мюллер едва не прозевал этот момент, хотя и ожидал. Схватки не получилось. Негромко хлопнул выстрел, и Шано, пролетев мимо того места, где только что стоял господин Мюллер, кулем повалилась на пол. Если бы он не успел подхватить ее, она наверняка бы наверняка разбила себе лицо о ножку стула – ведь она не могла подготовиться к падению, потому что, не успев даже толком вскочить со стула, была уже в бессознательном состоянии. Стрелка, которой господин Мюллер выстрелил из не совсем обычного оружия, была смазана быстродействующим ядом нервно-паралитического действия. Доза была невелика и для человека не смертельна, зато гарантировала мгновенное отключение сознания и двигательных функций в течение ближайшего часа.

Осторожно опустив тело на пол, господин Мюллер положил пистолет на стол, достал из кармана носовой платок и вытер моментально вспотевшие шею и лицо. «Проклятье, совсем старею, – подумал он, – нервы ни к черту». Он сунул платок обратно в карман, вынул из него две пары наручников и замкнул их на запястьях и лодыжках пленницы. После этого запер дверь конторы на ключ, оставив его в замочной скважине, вернулся к столу, не спеша открыл сейф, спрятал в него свой странный пистолет, достал заранее приготовленный резиновый жгут и два шприца. Завернув рукав блузки, он сделал Шано инъекцию – теперь неподвижность тела была гарантирована на ближайшие четыре-пять часов. Во второй шприц он набрал немного крови из вены; выдернул иглу, приложил к ранке тампон. Пустой шприц он бросил в мусорную корзину, второй, уложив в бумажный пакет вместе со стрелкой, вернул в сейф, туда же направился аккуратно свернутый жгут. Прежде чем закрыть дверцу, господин Мюллер достал из недр сейфа бутылку коньяка, которую хранил «для медицинских целей», налил себе пятьдесят грамм в извлеченную оттуда же рюмку-наперсток. Опрокинув наперсток в рот, он постоял, прислушиваясь к ощущениям, налил еще. Вторую порцию он выпил тщательно, мелкими глотками, неторопливо, запер сейф и пошел в крохотную комнатку, служившую в конторе кладовкой, гардеробом и кухней, где при необходимости можно было переодеться, приготовить легкий завтрак или ужин. Открыв кран, господин Мюллер нагнул голову и бросил горсть воды в лицо.

Как и от коньяка, лучше не стало. Проклятая профессия, думал господин Мюллер. Проклятая интуиция. Проклятая жизнь. Проклятое, подлое совпадение. Все оказалось именно так, как он предполагал, но он не понимал почему – и это было самым проклятым. Это было отвратительно, это было странно, но весьма определенно: он не сомневался, что Исполнителем в предстоявшей акции должна была стать именно Шано Шевальер. Или…

Во всяком случае, он не имел права рисковать. Не имел, черт бы его подрал!

5

Сегодня утром, специально придя в контору гораздо раньше обычного, господин Мюллер сделал то, что ему следовало бы сделать еще вчера вечером, – провел тщательную, по всем правилам, ревизию ящиков рабочего стола Шано. Как и ожидалось, он не нашел ничего предосудительного. Зато в сумочке им была обнаружена карта-схема Корисы с пометками – несколькими пересекающимися линиями, проведенными под линейку в районе аэропорта Бенедикта Барра и вдоль шоссе, ведущего к княжеской резиденции, замку Лот-Сабан; карта была вложена в номер «Северингерт» недельной давности.

Чтобы узнать некоторые подробности пребывания Высокого Гостя в столице Северингии, господин Мюллер набрал сложный двенадцатиразрядный номер, который ответил ему после гудка и еще одного трехразрядного набора.

– Шутишь? – спросили на том конце провода, после того как господин Мюллер изложил свою просьбу. – Сведения совершенно секретные, тебя в списке допущенных нет и быть не может – ты же сто лет как в отставке.

– Формально, – перебил господин Мюллер. – Тебе ли об этом не знать.

– Все равно, – упрямилась трубка. – И зачем тебе это? Тебе мало газет и сети?

– Мало, – сказал господин Мюллер. – Уж поверь, просто так я не стал бы тебя беспокоить.

Трубка помолчала и спросила:

– Так серьезно?

– Более чем, – ответил господин Мюллер.

– На что ты меня подбиваешь, – посетовали в трубке.

– На должностное преступление, – подсказал господин Мюллер. – И ты на него пойдешь. Вы ведь там у себя хотите, чтобы Высокий Гость убыл из страны живым и здоровым, своими ногами, а не в рефрижераторе.

– Послушай, старина…

– Тебе повторить? – снова перебил господин Мюллер.

Повторять не пришлось.

– Хорошо, – ответила трубка после короткого молчания. – Но учти – я буду вынужден поставить в известность… сам знаешь кого. И за последствия не ручаюсь.

– За последствия можешь не волноваться, – ответил господин Мюллер. – Конец связи.

– Конец, – буркнула трубка.

Десять минут спустя в дверь конторы постучали.

В коридоре стоял молодой человек в безукоризненно строгом сером костюме.

– Томас просил передать вам письмо.

Мюллер принял у него из рук опечатанный конверт, осмотрел со всех сторон. Все было в порядке. Тогда он открыл дверь и сказал тоном приказа:

– Можете войти, но оставайтесь у порога.

Молодой человек шагнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь. От господина Мюллера его отделяло два шага, и он не отводил взгляда от конверта.

Господин Мюллер еще раз осмотрел конверт и печати и только после этого вскрыл. В нем находился официального вида документ со множеством грифов и кое-что, написанное от руки. Почерк был хорошо знаком господину Мюллеру, но записка была не от Томаса. Ибо никакого Томаса не существовало – он был мифической личностью, именем для пароля. В анонимной записке содержалось напоминание о необходимости вернуть бумаги немедленно по ознакомлении. Держа документ так, чтобы внимательный молодой человек не мог разглядеть ни буквы текста, господин Мюллер прочел его, перечитал еще раз, запоминая необходимые подробности, сложил документ вместе с запиской и вернул обратно в конверт, тот вложил в другой, большего размера, предупредительно поданный молодым человеком, заклеил и, написав по месту склейки «Передавай привет внукам, целую ручку. К. М.», поставил дату, не соответствующую сегодняшней, и точное действительное время. С этим он передал получившийся пакет молодому человеку, дождался, пока тот уложит его в не по фасону большой внутренний карман пиджака и застегнет «молнию», и только после этого отпер дверь и отступил в сторону.

Молодой человек учтиво приподнял шляпу и покинул помещение.

6

Обтеревшись полотенцем, господин Мюллер вернулся в комнату и некоторое время стоял над скорчившейся на полу в нелепой позе девушкой, гадливо морщась от столь дикого, невероятного, подлого совпадения. Ситуация, в которой он волей-неволей оказался, ему была противна. Было в ней что-то такое, неестественное. Все в ней было неестественным. Шано, та Шано Шевальер, которую он знал столько лет, просто психологически не могла быть Исполнителем. Не то чтобы ей не хватило умений или решимости, нет. Стрелять она умела лучше многих, а в трудных ситуациях не терялась – действовала быстро, четко и хладнокровно. И терпения, необходимого Исполнителю, у нее доставало. Но убить она могла только в самом крайнем случае, например защищая себя или другого человека – как убила того типа, «Сен-Этьенского мясника».

Это не Шано, старался убедить себя он, это что-то или кто-то заставило Шано. Нет, причин, по которым она могла начать хладнокровно планировать самый настоящий теракт против Высокого Гостя, господин Мюллер вообразить себе не мог. Как не мог понять, почему вынашивание этого плана заставило ее отказаться от имени Шано и вернуться к ненавистной Сандре-Лусии. А ведь он чувствовал, что одно должно быть неразрывно связано с другим.

Господин Мюллер вздохнул. Но ведь перед ним на полу, скованная наручниками, лежала именно Шано. Сомнений в этом не осталось, после того как господин Мюллер, морщась от отвращения к себе, присел возле лежащей девушки и приподнял край ее юбки – особая примета, шрам от автоматной пули рядом со складкой между бедром и ягодицей, оставшийся на память от поездки в Куфанг, – была на месте. Если, конечно, они не подделали особую примету.