Михаил Елизаров - Библиотекарь Страница 47

Она благоговейно осязала полиграфическое чудо, а я на все лады пересказывал подробности своей неудачи. Так попросила Маргарита Тихоновна. Ей казалось, что я просто не заметил Смысла или не придал ему значения:

— Он слишком велик и слишком сложен, чтобы выплеснуться целиком, — Маргарита Тихоновна упрямо качнула головой. — Но Смысл ищет пути воплощения, облекает себя в те минимальные сжатые формы, в зародыши смысла, из которых он позже воспроизведет себя в полном объеме! Ты же знаешь, всякий, кто читает Книгу Памяти, получает свое индивидуальное прошлое. Значит, при чтении Книги Смысла каждый получит и свой индивидуальный, лишь ему понятный Смысл.

— Словосочетание «Неусыпаемая Псалтырь» мне ничего не проясняет! Случайный оксюморон — деревянная вода, ледяной кипяток!

— Смысл до времени пребывает в состоянии спячки, — терпеливо убеждала Маргарита Тихоновна. — При благоприятных условиях он сразу же раскроется, вот увидишь!

— А не проще ли вам самой прочесть Книгу Смысла, Маргарита Тихоновна? — предложил я.

Она неуверенно потянулась за Книгой, потом вдруг одернула руку и виновато улыбнулась:

— Боязно…

— Берите, Маргарита Тихоновна, — настаивал я. — Вы справитесь лучше меня.

— Думаешь? — она помолчала, вздохнула, словно приняла нелегкое решение. — Так тому и быть.

— А с ребятами что? — задал я наболевший вопрос. — Надо бы сказать им про Книгу, а то нехорошо как-то получается…

— Ты говоришь весьма неуверенно, — проницательно заметила Маргарита Тихоновна. — Тебе кажется, что широнинцы не совсем уравновешены, а излишний ажиотаж внутри читальни только навредит. Я правильно тебя поняла?

Я кивнул, хотя формулировка Маргариты Тихоновны не вполне соответствовала моим чувствам.

— Успокойся, Алексей, мы не утаиваем Книгу, мы приберегаем ее. Точно козырный туз в рукаве. — Она бережно завернула «Думу…» в газету и уложила сверток на дно сумки.

Я, честно говоря, предполагал, что Маргарита Тихоновна останется читать у меня, а когда сообразил, что она собирается, уже постеснялся возражать. Какая разница, где будет Книга? Без нее даже спокойней.

— Уходите? — на всякий случай уточнил я. — Рискованно же одной, Маргарита Тихоновна. Мало ли что случиться может.

— Да кому я нужна, старая, больная тетка?! И какие могут у меня быть в сумке ценности, кроме сотни рублей, половинки «Бородинского» и валидола? — Маргарита Тихоновна засмеялась.

— Давайте я с вами проедусь…

— Не стоит, Алексей, я прекрасно обойдусь без провожатых, — Маргарита Тихоновна торопливо отмахнулась. — А вот ты лучше сиди дома и носа лишний раз не высовывай. Вполне возможно, за читальней следят. Если тебя увидят со мной, могут подумать, что Книга Памяти без присмотра…

— Тем более никуда не отпущу вас…

— Вот еще глупости! — в голосе Маргариты Тихоновны впервые прозвучали стальные нотки, впрочем мгновенно заглохшие. — Ладно, поскольку у нас в читальне денег куры не клюют, вызовем на дом такси. Гулять так гулять!

Минут через пятнадцать перезвонила женщина-диспетчер и равнодушно сообщила, что такси у подъезда. Я на всякий случай уточнил еще и номер машины.

Эти предосторожности были излишними. Во дворе для вражеской засады было слишком светло и людно. Протяжно и ржаво скрипели качели. Поднимая крошечные белые смерчи с утоптанной земли, прыгали по нацарапанным квадратам мелкие школьницы. Лавочные старухи, в том числе и моя соседка по этажу, церемонно поздоровались. Я проводил Маргариту Тихоновну до дверей потрепанной желтой «Волги» и удостоверился — номер тот же, что мне назвали, а в салоне нет посторонних. Рыжий водитель, свесивший из окна конопатую руку со смердящим окурком, также не будил подозрений. Вряд ли Совет отрядил бы такого броского человека.

Я расплатился с водителем. Маргарита Тихоновна уселась на переднее кресло, поставила сумку на колени и подмигнула мне на прощание.

Вернувшись, я позвонил Луцису:

— Привет, Денис, — бодро сказал я. — Ну, рассказывай, как вы там. Все в порядке?

— Рад тебя слышать, — отозвался Луцис. — Мы, между прочим, уже волновались, — добавил он с легким укором. — Маргарита Тихоновна предупредила, чтоб лишний раз тебя не беспокоили, что ты занят очень важным делом…

— Интересно, каким?

— Послушай, Алексей, — примирительно сказал Луцис, — только не злись, пожалуйста. Я знаю, Маргарита Тихоновна обещала тебе, что будет молчать. Не обижайся, просто у нас в читальне нет секретов. В конце концов, этот переезд по-любому пришлось бы вынести на общее обсуждение. Но я тебе заранее скажу — наш побег ничего не решит. Ну, оттянет проблему на время…

— Какой побег? — ошалело переспросил я.

— Который ты планируешь, — нетерпеливо пояснил Луцис. — Я ведь понимаю, ты хочешь, как лучше. Книгу со дня на день экспроприируют, а отстоять ее мы не сможем, и самое разумное — бегство… Но Совет нас все равно разыщет. Через месяц или год. Наш дом здесь, а жить, как предлагает Маргарита Тихоновна, общиной в заброшенной деревне где-то под Челябинском — это абсурд. Мы же не старообрядцы… Ты не согласен?

— Согласен, — я перевел дух. — Денис, я спросить хотел. Ты случайно не в курсе, что означает «Неусыпаемая Псалтырь»?

— Еще раз первое слово…

— Не-у-сы-па-е-ма-я, — раздельно произнес я.

Луцис задумался:

— Ну с Псалтырью понятно — сборник псалмов из Библии. Используется в христианском богослужении, как и Евангелие. Над мертвыми читают Псалтырь… Но я вообще-то далек от религии. А почему ты спрашиваешь?

— Наверное я что-то напутал. Забудь.

— А насчет общего собрания? — спросил Луцис.

— Не знаю, может, на днях проведем.

— Хорошо… — Луцис замялся, — только ты уж не выдавай меня Маргарите Тихоновне, что про переезд рассказал. Ладно?

— Само собой, — пообещал я.

Остаток вечера я ждал звонка от Маргариты Тихоновны, но позвонил Луцис.

— Алексей, ты не ошибся. Неусыпаемая Псалтырь существует. У меня тут Гриша был, он мне объяснил, я даже на бумажку записал. Псалтырь читается изо дня в день, из года в год, без перерыва. Один чтец сменяет другого, причем лучше всего это делать внахлест, чтобы не возникало пауз, потому что в эти паузы, как в щели, может пролезть дьявол…

В мозгу за мгновение набряк и лопнул гигантский кровяной сосуд. Оранжевый жар затопил глаза. Я лишь успел сказать: «Спасибо, Денис», — и выронил трубку.

Я очнулся на полу от ломающей затылок боли, приподнялся на локтях, из носа потекла медленно-сливовая, словно из печени, кровь. Схлынуло небытие, голова посвежела. Слова о Неусыпаемой Псалтыри обрели свое конкретное значение.

У Книг не было Смысла, но был Замысел. Он представлял собой трехмерную панораму ожившего Палеха, хорошо памятную мне советскую иконопись на светлой лаковой подкладке, изображавшую при помощи золота, лазури и всех оттенков алого цвета картины мирного труда: заводы, драпированные трепещущим шелком, буйные пшеничные нивы и комбайны. Рабочие сжимали в могучих руках кузнечные молоты, колхозницы в бирюзовых сарафанах вязали золотистые снопы, космонавты в звездчатых шлемах и развевающихся серебряных плащах попирали грунт неизведанных планет. В красных вихрях вскидывал руку стремительный октябрьский Ленин, матрос и солдат несли бесконечное и легкое, будто шифоновое, знамя, а над ними крейсер «Аврора» пронзал тучи солнечным лучом…

Замысел раскрыл надо мной сферу черного Палеха. Мрачные события былых и грядущих катастроф проступали красной ртутью на угольной полировке. Туда, где крошечным диодом пульсировало сердце советской Родины, обрушился жесточайшей силы удар, из погасшей точки побежали тонкие паучьи лапы географических трещин. Выкрошились мерцающие трубки границ, разошлись швы республик, и на дырявых рубежах новой ослабевшей страны сразу появился древний извечный Враг. Он раскидал в морях акустические буи, ловящие каждое движение глубин, закинул в космос невод тотального контроля. Невидимая рука с алмазным стеклорезом углубила трещины хрупкой федерации. По этим контурам намечен будущий раскол, сокрушающий и окончательный. В подножиях промышленных городов уже вырыты особые хранилища, и доступ к ним имеют только стерегущие тайну янки с надменными брезгливыми лицами.

Враг извратил все, к чему ни прикоснулся. И вот запахшая утопленником Балтика наставила шпионские уши радиолокационных станций, распахнула Врагу казармы, открыла порты его кораблям. Азия залила бетоном хлопковые поля, превращая их в посадочные полосы для бомбардировщиков, возвела парники по голландскому образцу — потчевать соей и картофелем американо-датских, австрийско-итальянских и канадо-турецких солдат.

В назначенный час взорвутся ядовитые хранилища. Всплывут вражеские субмарины в Тихом океане, Северном, Балтийском, Баренцевом и Черном морях. Сквозь переродившуюся Украину на урчащей бронетехнике двинутся угрюмые солдаты в дедовском немецком камуфляже. Со стороны Грузии в американских вертолетах полетят чеченские боевики. По стылым водам Амура заскользят хищные перепончатые джонки, понесут пиратский десант к российским берегам. Узкоглазые коробейники, хабаровские и благовещенские «ходи», достанут из клетчатых сумок «калашниковы» китайского производства и покорят древнюю Сибирь. На Сахалин, Курилы и Камчатку хозяевами ступят японские войска.