Илья Шумей - Страна овец Страница 5

– То есть Вы предлагаете мне продать Вам свою душу в обмен на тепленькое местечко? – мой голос стал хриплым от стиснувшего глотку напряжения.

– Такова цена входного билета в земной рай, – подобной улыбкой, наверное, одаривал своих клиентов сам Мефистофель, – я же говорил, мы не изобретаем велосипед…

Сигнал телефона отозвался в голове воем зубной бормашины. К этому времени под столом скопилась уже изрядная батарея пустых пивных бутылок, но легче мне пока не стало. А вот голова уже разболелась.

– Привет, Олежка! Как дела? – проклятье! В таком состоянии меня раздражал даже жизнерадостный голос Киры.

– Никак, – угрюмо буркнул я.

– Что случилось? – обеспокоено спросила она. По моему голосу даже глухой догадался бы, что дела у меня обстоят неважно.

– Ничего.

– Ты ходил на собеседование?

– Ходил?

– И как?

– Никак, – тупо повторил я.

– Что значит «никак»? – недоуменно переспросила Кира, – тебя приняли или нет?

– Я отказался сам.

– Что!? Отказался!? Но почему!?

– Потому.

– Стоп, – я почти видел, как она привычным движением рубанула воздух рукой, – давай все по порядку. Тебе предложили работу?

– Ну, да.

– Деньги-то хоть нормальные?

– Пф-ф! – я помотал головой, отгоняя навязчивые воспоминания, – пальчики оближешь!

– Но что же тогда тебя не устроило?

– Обязательная Психокоррекция, – в моем представлении это словосочетание было равноценно последнему гвоздю в крышке гроба. Именно так я и постарался его произнести.

– Ты что, серьезно!? – Кира аж задохнулась, – из-за этой ерунды ты отказался от работы в «Юраско»!?

– Ничего себе «ерунда»! Если они принимают к себе только тех, кто соглашается на поголовное зомбирование, то мне с ними не по пути.

– Ты совсем рехнулся, что ли!? Одно дело, когда ты отвлеченно рассуждал о том, как хорошо быть белым и пушистым, но тут-то речь идет о реальности! Такие предложения бывают, возможно, единственный раз в жизни! Нельзя жертвовать своим будущим из-за какой-то глупой фобии!

– Это не фобия, а нежелание становиться Пустышкой! Я не хочу быть бессловесной послушной куклой в чьих-то руках!

– Ну с чего ты взял, будто из тебя собираются сделать куклу!? – возмутилась Кира, – ты в их корректировочную Карту-то хоть смотрел?

– Смотрел.

– И что там такого ужасного? Обязательство сделать себе харакири, если подвел родную компанию?

– Нет, обычный хлам, – я вздохнул, – корпоративная лояльность, неразглашение того, сего, отвержение любых предложений со стороны, повышение деловой порядочности, добросовестности, ответственности, блокировка алкогольной зависимости и все такое.

– И что тебе не нравится? Боишься, что не сможешь больше пить свое любимое пиво?

– Невелика потеря. Меня бесит сам факт того, что с виду серьезные люди буквально молятся на какое-то дешевое шарлатанство. Может, они еще для каждого сотрудника куклу Вуду заводят, чтобы втыкать в нее иголки, ежели что? Как бы то ни было, лично я не ощущаю потребности в улучшении или усилении чего-то в своей голове. Мне и так неплохо. Все свои достижения я совершил, оставаясь самим собой, без какого-либо мозгового «тюнинга». Если очень надо, я лучше абсента хлебну – совмещу, так сказать, приятное с полезным.

– Думаю, ты еще долго будешь искать место, где тебя примут с такими замашками.

– Ничего, подожду, – я вылил в рот остатки пива из бутылки, – никуда они не денутся.

– Это, скорее, ты сам никуда не денешься… или переквалифицируешься в дворника.

– Уж лучше так.

– Знаешь, как это называется?

– Ну?

– Безответственность!

– Это почему же?

– Потому, что ты только о себе думаешь! Ты – мелкий инфантильный эгоист! – Кира завелась и уже не могла остановиться, – тебе давно уже повзрослеть пора, третий десяток разменял, а все в облаках витаешь! Только и можешь, что вставать в позы и ждать, что весь мир начнет крутиться вокруг тебя! Не начнет!

– И что я должен сделать, чтобы стать взрослым в твоих глазах?

Перестать бриться и отрастить бороду?

– Кончай кривляться! Ты все прекрасно понимаешь! Взрослый человек отличатся от ребенка тем, что отвечает не только за себя, но и за других людей. Тебе же родителей кормить надо, о своей семье подумать, наконец!

– Ха! Мой отец будет первым, кто удавит меня, узнав, что я согласился на Психокоррекцию.

– И что теперь? Умирать с голоду? Тебя же, в конце концов, никто не заставляет сообщать ему все.

– А с чего эта тема тебя-то так волнует? – устав от ее нападок, я решил перейти в контрнаступление, – твой-то какой здесь интерес?

– Ты не поверишь, – язвительно отозвалась она, – но мне небезразлично, как складывается судьба моего друга.

– Ага! Ты в мечтах уже видела, как я покупаю тебе меха и бриллианты, и катаю тебя на лимузине по модным курортам?

– Прекрати!

– Знаешь что, – теперь завелся уже я, – если тебе так невмоготу, то иди и сама промывай себе мозги! Может тогда тебя куда и возьмут. Будешь потом меня содержать. Хе-хе!

– Уже взяли.

– С ума сойти! И куда?

– В «ЕвроСтил», причем, на очень неплохих условиях. Не так шикарно, как предлагали тебе, конечно, но я не привередливая. Мне ведь еще и учебу брата оплачивать надо.

– Но… но ведь они тоже требуют обязательную Психокоррекцию!

– Да, и у них прямо в главном здании есть очень уютный салон.

– И ты что…

– Да, я сегодня там побывала, – Кира хмыкнула, – что, сильно заметна разница?

– Не-а, – протянул я, – как ты дурой была, так дурой и осталась.

– Сам ты дурак, Олежка, – вздохнула она и повесила трубку.

Чтобы не оставаться в долгу, я швырнул телефон об стену. Задняя крышка отлетела в сторону, и вывалившийся аккумулятор укатился под шкаф. Ну и ладно, по крайней мере, теперь меня никто беспокоить не будет.

Я протянул руку и достал из холодильника очередную запотевшую бутылку.

– Эй, Макс, подожди! – я отыскал рослую худощавую фигуру возле выхода из главного корпуса института, – разговор есть!

Он обернулся и удивленно вскинул брови, завидев меня.

– Привет, Олег. Что стряслось?

– Когда у вас следующий пикет? И где?

– А-а-а, – понимающе кивнул он после недолгого раздумья, – отфутболили?

– Угу.

– Как я тебе и говорил. Насколько больно?

– «Юраско» – угрюмо буркнул я.

– О-о-о! – Макс прищелкнул языком, – высоко же тебе было падать! И теперь ты передумал?

– После такого пинка мне не терпится сказать им пару ласковых в ответ. Могу даже подержать транспарант… или что-нибудь потяжелее.

– Понятно, – он оценивающе окинул меня взглядом, – завтра, в шесть вечера, около салона «Открытое небо» на Бастрыкинской.

– Я приду, – то не было решением разума, принятым после тщательного взвешивания всех за и против и оценки возможных последствий. То был мятеж, эмоциональный протест, способ дать выход пару, накопившемуся у меня внутри.

Макс и его соратники уже давно отравляли жизнь психокорректорским салонам, хотя позже я выяснил, что они досаждали не только им – за определенную мзду было возможно устроить неприятности кому угодно. Разбитые витрины и распуганные клиенты всегда были в цене. Возможно, они действовали по заказу и указке конкурентов, желавших поправить свои дела за счет ухудшения положения других, не знаю. В любом случае, добровольцы, согласные принять участие в их акциях, да еще за бесплатно, только приветствовались.

Поскольку я никогда не делал тайны из своего отношения к Психокоррекции, то очень скоро оказался в «картотеке» Макса как потенциальный волонтер. Он уже пару раз подъезжал ко мне с предложениями, но до сих пор я предпочитал ненавидеть психосалоны заочно. Однако теперь моему терпению пришел конец.

Да, их пикеты почти всегда заканчивались битьем витрин и стычками с полицией, но, похоже, именно это мне сейчас и требовалось…

Первые пятнадцать минут я еще пытался не отставать от остальной толпы, скандирующей заранее разученные речевки типа:

«Все, от плебеевДо важных шишек —Вступайте в рядыБезмозглых Пустышек»!

Или вот такой:

«Свободой своейДорожит только трус!Теперь я – Пустышка,И этим горжусь»!

Не говоря уже о банальных: «Пустышки – мартышки!» и прочих подобных словесных плевках. Однако вскоре мое нетренированное горло охрипло, и я начал скучать. Моя душа требовала более активного действия. Чтение развернутых над головами транспарантов развлекало меня недолго. На мой взгляд, лучшим из представленных произведений было: «Труд сделал из обезьяны человека – Психокоррекция сделает из него амебу!»

Вообще-то, пикет, собравшийся перед салоном, насчитывал лишь несколько десятков человек, но грамотное распределение людей по улице и активная генерация шума создавали впечатление, что протестующих собралось гораздо больше. Время акции было подобрано таким образом, чтобы заблокировать в салоне как можно больше клиентов, основной наплыв которых, как правило, приходился на конец рабочего дня, когда люди заходили сюда по дороге с работы. И теперь сквозь стекла закрытых дверей можно было видеть их лица – раздосадованные и немного испуганные.