Патрик О'Лири - Невозможная птица Страница 52

Она просияла и посмотрела на него из-под своих пленительных бровей.

– Нам не обязательно есть. Мы всегда можем отложить ланч и пойти ко мне.

Майк в смятении обнаружил, что это предложение вызвало в нем отклик. Он покачал головой.

– У нас есть время.

Она потянулась через стол и взяла его за руку.

– Боже, какая холодная!

– У меня все нормально.

К их столику подошёл официант с блюдом сыра, шипящего в горячем масле. Он хлопал себя по переднику в поисках спичек. Донна сказала:

– Возьмите.

Она протянула ему серебряную зажигалку. Он со щелчком откинул крышку, чиркнул колёсиком, и пламя взвилось в воздух. Волна жара обдала лицо Майка.

– У-упс! – хмуро сказал официант и выжал лимон, гася огонь. Он поставил блюдо перед ними; сыр теплился маленьким голубым огоньком.

– Гип, – сказал официант и улыбнулся, возвращая ей её «зиппо».

– Гип, ура, – ответила она радостно.

Майк смотрел, как она прячет «зиппо» в свой кошелёк. Вот оно, подумал он. Вот в чем секрет Перешедших. Вот почему Клиндер все время торчал на экране. Он набирал последователей. И вот почему все, казалось, шли за Крылатым с такой лёгкостью, с такой покорностью. И почему никто не смог разглядеть его сквозь оболочку, увидеть подлого, пустого, слабого эгоиста, каким он был на самом деле.

Они загипнотизированы.

Они все постоянно находятся под гипнозом.

Её глаза обшаривали его лицо.

– Тебя что-то расстроило?

– То, что ты сказала вчера вечером. Насчёт вечности.

– Не припомню, чтобы мы много говорили, – Донна откинула назад голову и рассмеялась. Хотя он не мог видеть сквозь ворот свитера, он вспомнил, как совершенна была её шея. Молочно-белая и бархатистая. Кто-то говорил ему, что можно определить возраст женщины по морщинкам на её шее. Венгр-оператор, с которым он вместе работал, говорил, что у стареющей женщины шея как у цыплёнка. Ему приходилось использовать для них более мягкую фокусировку. Роясь в своей коробке с фильтрами, он говорил с чудовищным акцентом: «Давай прикончим этих цыплят».

Майк поёрзал на стуле и сказал:

– Я не думаю, что мы созданы для бессмертия.

– Ну и что! – это была одна из фраз, которые напоминали ему, насколько молода она была. – Будто любой человек не выберет жить вечно, если сможет. Это же универсальная концепция. Жизнь после смерти.

– Виртуальная лотерея, в которой мы не выиграли.

– Я не вижу проблемы. То есть мы же бессмертны. Зачем бороться с этим? Почему просто не принять это и не продолжить жить своей жизнью?

Опять это слово. Принять. Когда он это слышал, его начинало выворачивать.

– Это не моя жизнь. Это ошибка. Черт ведь я даже не просил об этом.

Он осознал, что вовлёк себя в спор, в котором не хотел побеждать. Это значило просто оттягивать неизбежное. Он уже все решил.

Она вытащила хлебную палочку из корзинки, окунула её в вязкий сыр и откусила кончик.

– Это какое-то извращение, Майк. Это же сон, воплощённый в жизнь, а ты хочешь отослать его обратно, как недожаренный бифштекс?

Он уже думал об этом. Он больше не был зол. Он был оскорблён.

– Мне не нужен сон, – сказал он устало. – Я хочу проснуться.

Она потрясла головой.

– Я не понимаю этого. У тебя есть я, зачем ещё тебе нужна жизнь? Чем плохо – мир во всем мире, свобода от голода, и преступлений, и…

Он сказал за неё слово, которое она не могла произнести.

Донна поёжилась.

– Никогда не привыкну к тому, как ты говоришь это. Она жила в отредактированной версии. В Уотергейтском варианте жизни, где все неприличные слова были исключены. Как просто и безопасно. Знала ли она секрет? Встречала ли она кого-нибудь, кто мог произносить это волшебное слово? На какое-то мгновение он был раздражён её наивностью. Майк посмотрел на Донну и проделал свой фокус со сжатием. Он делал её все меньше и меньше, пока она не оказалась на дальнем конце комнаты, в отдельной кабине. Ростом около трех дюймов. Симпатичная маленькая куколка, глядящая на кого-то, кто доставил ей беспокойство.

Майк удержал себя. Нет. Не таким путём. Он превращал её в вещь. Он не собирался упрощать для себя эту задачу. Это исказило бы самую суть. Это должно было быть больно. Это должно было быть ужасно. Это должно было не иметь никакого смысла.

Смысла. Кисло. Повисло.

– Майк? Куда ты ушёл?

– Я здесь.

– Мужчины, – она фыркнула. – Вы всегда исчезаете. Майк посмотрел на реку и увидел ворону, сидящую на льдине.

– Как бы я хотела, чтобы ты не мучил себя так. Я бы хотела, – Донна вздохнула. – Я бы хотела, чтобы тебе было довольно этого, – она взяла его за руку. – Ты чуткий человек, Майк. Ты заботливый.

– Нет, – сказал он, ожесточаясь.

– Это ранит тебя.

– Прекрати, – сказал он.

– За что бы ты себя ни наказывал… это закончилось. Ты теперь – другой человек.

Он пристально посмотрел на неё.

– Ты не знаешь меня.

– Ты хороший человек.

– Я никогда не был хорошим человеком, – сказал он. – Я убийца.

Донна вздохнула и наклонила голову, только что не улыбнувшись, словно он сообщил ей, что он кенгуру.

ЗА ВЕСЬ ДЕНЬ ХОТЬ БЫ ЧЕРВЯЧКА ЗАМОРИЛИ

Дэниел резко ударил по тормозам, и его машина завизжала шинами, когда его прошлое выскочило на него и нанесло прямой удар в лицо. Он не мог поверить своим глазам. Прямо перед машиной он увидел пучок пересекающихся следов заноса, отмечающих то место, где узкий ручей нырял под дорогу – верный признак того, что ликующие пьяные рыбаки обнаружили «яму».

Дэниел вёл машину, повторяя их маршрут из Диснейленда, на протяжении восемнадцати часов. Он даже не устал. Он ехал по двухполосной дороге с асфальтово-щебёночным покрытием, по которой они поехали в объезд во время ливня. Им показалось, что ехать по магистрали небезопасно. Из-за грозы. Слишком плохая видимость. Слишком много грузовиков, проходящих к ним впритирку, ослепляющих их потоками воды из-под задних колёс. Поэтому они поехали восточнее, через район озера Киссимми. Лучшие места для ловли большеротого окуня в Америке! — было написано на придорожном знаке. Они собирались свернуть к побережью. Посмотреть на океан.

След заноса. Вот что обычно оставлял за собой дядюшка Луи во время выездов на рыбалку с ним и Майком, когда он видел яму: след заноса.

Он притормозил на узкой обочине, заглушил мотор и прислушался. Ни звука. Ни ветра, ни птиц. Слабое бормотание ручья. Он слышал запах пальм во влажном воздухе. Они отбрасывали тень по обе стороны узкой дороги. Идя как канатоходец по двойной жёлтой линии, он чувствовал в себе силу и одиночество, и это напомнило ему о его юности. Не было слышно ни одной машины. Ничего. Вся страна опустела. Прохладный воздух и чистая синева неба вверху. Ручей был зеленовато-коричневым, с тёмными пятнами ям под берегами – там, где, должно быть, затаился окунь. Погрузившись в спокойную, прогретую солнцем воду. Идеальная яма для рыбалки. Он спустился вниз по крутому, поросшему травой склону и сел у кромки воды. Он вбирал в себя тихое, ленивое течение ручья. Танец насекомых на поверхности воды. Время от времени на глади воды возникали концентрические крути, но он не мог сказать, была ли это рыба или мошки.

Он услышал шаги ещё до того, как увидел незнакомца, выкликающего женское имя:

– Эмма! Эмма!

Это был пожилой человек в зелёных болотных сапогах, осторожно пробирающийся по тропинке вдоль берега ручья. Корзина для рыбы болтается у бедра, подвешенная через плечо на постромке, поверх красной футболки с длинными рукавами. Многодневная поросль на подбородке. Шляпа, усеянная мошками.

Незнакомец не удивился, увидев Дэниела. Он сделал жест рукой, словно говоря: «Как дела?» На другом его плече болтался коричневый кожаный чехол – удочка.

– Вроде как я слышал машину. Вольво, э? Шестицилиндровый?

Дэниел улыбнулся.

– Верно.

– Развлекаюсь этим, чтобы провести время. Определяю машину по звуку.

– У вас это неплохо получается.

Незнакомец улыбнулся, присел рядом и начал стягивать свои сырые сапоги. Его ноги в длинных красных кальсонах были сухими и жилистыми. Он снял свои красные носки и начал массировать ступню. Его садок был пропитан водой, от него шёл запах свежего улова.

– Живёте здесь неподалёку?

– С полмили вверх по течению. В какой-то хибаре, не знаю, чья она.

– Я мог бы уже и привыкнуть, – сказал Дэниел, наслаждаясь сочной тишиной, окружавшей их. – И давно вы здесь живёте?

– С тех пор как они начали нас сохранять.

– Десять лет?

– Точно. Прямо здесь, – он показал на полузатонувшее бревно, торчащее из зеленой воды на изгибе ручья. – Вот там я и попал.

Дэниел взглянул в ту сторону.

– Выглядит вроде не так уж глубоко, чтобы человек утоп, но это одна видимость. Течение здесь подлое. Смотрите! – сказал он. – Смотрите скорее!

Яма взорвалась: над поверхностью мелькнул окунь – совершенно невероятных размеров – лишь намёк на жёлтые полосы и мускулистую дугу острой спины, и он скрылся под водой.