Александр Казанцев - Купол Надежды (Роман-газета) Страница 6

В тундре пурга разыгралась, носу не высунешь А мне дома не сидится.

Начальник злорадствует:

— Вот ведь какой компанейский, скажите на милость! А мы за нелюдима посчитали. Однако выходить в пургу запрещаю!

— Старику заряженные аккумуляторы к радиоприемнику отнести надо. От мира они отрезаны. Пурга мне нипочем.

И пошел я, упрямый и неразумный, искать в снежной тундре чум Марии. Из–за летящего снега конца лыж не видно.

Ну и заплутался. Ветер со всех сторон дует, а откуда дул, не поймешь. Досадно так погибать. Начальник в Главсевморпуть небось радиограмму даст: «Механик станции погиб из–за своей недисциплинированности и упрямства, нарушив прямой запрет выходить в пургу из дома». А главное — Марии не увижу.

Но знал я со слов Ваума и Марии, как оленеводы поступают, когда застает их пурга в тундре. И закопался я, как и они, в сугроб и в воображении своем стал снег сгребать, целую гору снега со всей тундры. Мышцы напрягаю, чтобы пот на лбу выступил.

Не знаю как, но приняла Мария сигнал от меня, теперь это телепатемой бы назвали. Сердцем приняла. Запрягла собак и помчалась мне навстречу.

Собаки почуяли меня в сугробе. Нашли.

Она меня откопала и отогрела. Отогрела в своем чуме. Отпаивала горячим чаем и жиром, согревала теплом своего тела. В один спальный мешок вместе с ней пришлось забраться,

Стыдился, конечно, но сил не было сопротивляться. И признаться, не только сил, но и охоты противиться…

А дед Ваум что–то там колдовал над огнем, кашлял и бормотал заклинания. Мария шепнула, что он обряд тундры совершает, чтобы нам с ней теперь вместе жить.

Вместе, вместе! Я тоже так решил. И она согласилась.

На собачьей упряжке поехали мы с Марией к полярной станции. Начальник встретил на крыльце хмуро. Узнал про наше решение и про спальный мешок и велел расписаться в амбарной книге, где учет продуктам вел и каждую подстреленную куропатку приходовал. И появилась там запись о женитьбе Алексея Толстовцева на Марии Евсюгиной из рода Пиеттамина Неанга.

— Жениться–то женились, скажите на милость! — усмехнулся он. — Только жить вам здесь вместе не придется. У меня штат укомплектован и продуктов в обрез.

Бездушный был человек. Я ему говорил, что Мария оленей сюда приведет и он их в свою амбарную книгу заприходует, но он и слышать ничего не желал:

— Олени, олени, скажите на милость! А муки для хлеба у нее нет? Вот то–то!

Но пришлось ему, как радисту, отправить мою радиограмму начальнику Управления полярных станций, Герою Советского Союза Эрнесту Теодоровичу Кренкелю. Просил я перебросить «как бы поскорее» механика Алексея Толстовцева и его жену Марию (поваром) на любую полярную зимовку, куда угодно, хоть на Марс, Так и написал: «Хоть на Марс!»

Кренкель был человек чуткий и шутливый. Мне потом привелось с ним повстречаться. Получил мой начальник от него радиограмму, что отправляет чету Толстовцевых на Марс зимовать, как только к берегам архипелага Франца — Иосифа корабли пробиться смогут».

УЛИЦА ХИБАРОК

Вскоре после посещения Алжира Николай Алексеевич Анисимов побывал в Индии, еще не обретшей тогда независимость. Его поразили официальные данные о стране, страдавшей под владычеством англичан. Так, в период с 1800 по 1825 год, за пять голодных лет, в стране умерли от голода миллион человек! Это надо было представить и содрогнуться. В следующую четверть века за два неурожайных года умерли четыреста тысяч человек. Если разобраться, то за каждый голодный год даже больше, чем в предыдущие годы. В следующую же четверть «золотого века» английского колониализма драгоценности короны королевы Виктории пополнились легендарным бриллиантом «Кох–и–нур» в 106 каратов, отнятым у наследника престола покоренного Пенджаба. А за шесть «голодовок» в это время погибли пять миллионов человек! В последнюю же четверть девятнадцатого века число голодных жертв «благополучной викторианской эпохи» возросло до баснословной цифры в 26 миллионов человек, что равно населению средней европейской страны*

Еще хуже стало в Индии в двадцатом веке, когда бедственное положение голодающей страны бесстыдно использовалось колонизаторами.

Не слишком многим отличалось положение населения в соседней с Индией стране–великане, в Китае. Так, например, в 1927 году, по официальным данным, там голодали девять миллионов человек, в 1929 году- уже 37 миллионов, а в 1931 году — 70 миллионов.

В царской России голод называли «народной болезнью». Ежегодно насчитывалось «неблагополучных губерний» от шести до шестидесяти. И положение в них было таким же, как в памятный для Коли год несчастья на Волге.

Но голод не только сам по себе уносил миллионы жизней. Он способствовал появлению опустошительных эпидемий, косивших людей с подорванным здоровьем.

Николай Алексеевич Анисимов, уже став академиком, убедился, что это не только беда недавнего прошлого. Почти половина человечества недоедает в наши дни. Дефицит белка составляет ежегодно 20 миллионов тонн! Если получать его только от скота, то не хватит миллиарда голов, которых просто нечем прокормить на земле.

Никогда не забыть Анисимову голодающих в Латинской Америке,

Местные ученые отговаривали советского академика от посещения «грязных кварталов», где жила беднота. Но он все–таки пошел туда, где ютились люди, не имевшие ни заработка, ни даже пособия по безработице.

Первым ощущением академика был смрад, шедший отовсюду. Босоногие, углеглазые и чумазые ребятишки бежали по пыли за богатым господином, каким представлялся им Анисимов, и тянули к нему худенькие ручонки.

В пыли копошились пузатые дети с тонкими шеями и непомерно большими качающимися головами. Сквозь проем, заменявший отсутствующую дверь в сбитую из всякого хлама хижину, виднелось жалкое жилище голодающих бедняков. Страна не страдала от засухи, леса не полыхали пожарами. Напротив, природа здесь была невообразимо щедрой. Но люди голодали. Они голодали потому, что не получали непосредственно от природы ее даров, а должны были покупать их у тех, кто ими владел. А покупать было не на что, ибо никто не мог предоставить им работы.

Один из несчастных, изможденный, унылый, ко всему безразличный, поникшим комком сидел у порога в свое убогое жилище и пустыми глазами без всякой надежды смотрел на Анисимова.

Николай Алексеевич, с его способностями к языкам, умел объясняться по–испански. Он присел рядом с голодающим на фанерную ступеньку и казался по сравнению с ним седым великаном.

— Добрый день, сеньор.

— Добрый день, почтенный гранд.

— Я хотел бы расспросить вас о вашей семье.

— Чего ж расспрашивать? Вчера схоронили сынишку. Да завтра родится новый. Жена на последнем месяце ходит. Вот ртов столько же и останется.

— Отчего же он умер?

— Господь так пожелал. Остальных шестерых не прибрал, а этого взял к себе.

— Может быть, ребенок недоедал?

— Все недоедают, добрый сеньор. Нет таких у нас, которые не недоедают. Сытый человек — это недобрый человек. Добрый всегда голодает.

— Вы работаете где–нибудь?

— Редко. Очень редко когда работаю.

Анисимов посмотрел на вздутые жилы на высохших руках.

— Кем вы работаете?

— Как придется, сеньор. Могу делать все, что угодно.

— И вы все умеете?

— Нет, почему же? Я ничего не умею. В этом моя беда. Если бы я умел, было бы легче, но и обиднее, сеньор. Обиднее не иметь работы, если что–то умеешь.

— И вы не получаете пособия?

— Я не член профсоюза. А если бы им стал, то, спаси святая дева, вылетел бы отсюда, вы уж мне поверьте. Никто не позволил бы мне жить даже в этой вонючей яме со своими отпрысками. А жить надо!..

— Что же вы едите, сеньор?

— Что придется, что придется. Часто — ничего.

— А если вам предложить искусственную пищу?

— Искусственную? А какая она? Если лучше коры деревьев, которую мы обгладываем, то можно и ее. Голод — лучшая реклама даже для любой завали, пусть и искусственной.

— Но искусственная пища не уступает естественной.

— Не пробовал, не пробовал. Но попробовать всегда готов. Вы не коммивояжер, сеньор? Может быть, у вас найдется кое–что из этой искусственной пищи? Только в долг. Идет?

— Я не решался предложить вам. Но, если вы не против, то вот несколько коробочек. Бесплатно.

— Консервы? — Пустые глаза собеседника загорелись.

— Нет, не консервы, просто лабораторная упаковка уже приготовленной пищи. Здесь вот баранина, здесь жареная картошка. Вы можете разогреть ее прямо в банках.

— Бесплатно? Так что же вы молчали, сеньор? Бог да воздаст вам за вашу доброту. Оказывается, и среди сытых есть добрые души. Но все равно мы пир устроим с вами вместе. Мария, — закричал он, — благодари пресвятую деву, разводи огонь! Есть еда!