Александр Етоев - Обратная сторона Земли Страница 6

11

Туманный текст завораживал. И так и этак пробовал его читать Князь, и по-прежнему он оставался собранием невразумительных символов, неразрешимых загадок и неясных поэтических аллегорий. С одной стороны, фраза… ну хотя бы такая – на четвертой странице вверху:

В мертвом месте свет тебе светлый в помощь,Блещущий меч тебе в помощь…

– с оглядкой на события этих дней, к нему отношение имела. «Меч – в помощь». Меч, действительно, был, и чудо с мечом происходило у него на глазах. Фогеля меч спас, Фогель вспоминал о мече не однажды, мало того, он, Князь, с Фогелева благословения назван господином меча, а значит, его повелителем. Это так. Здесь текст «Повести» худо-бедно увязывался с контекстом жизни. Но ведь, в принципе, любое такого рода иносказанье можно прикладывать к частной человеческой жизни и толковать события так, как положится толкователю на душу. Что и делается со времен Ноя как пророками самолично, так и разноречивым скопищем комментаторов и комментаторов комментаторов. А что дальше? То есть как читать Книгу жизни о тех событиях, которым срок еще не пришел? Про меч еще ладно, хотя попробуй растолкуй кто-нибудь Князю скрытый смысл таких строк о мече:

Кован я во дни сотворенья камня,Шестеро в кузне шесть полос ковали,Ведьмы из кузни огонь воровали…

Или далее:

Жало ворожейное ужо расплавится,Коли кожа проколота, коли тело проколото,Коли кость проколота, коли кровь проколота,Коли рука проколота, никакого горя не бойся.Коли нежить колола, от боли тебя избавлю…

Или длинное многоточие, заканчивающееся одним-единственным словом: лед.

Из тумана неразгаданных смыслов выступила человеческая фигура. Князь сидел в окраинной тишине, и шаги по траве за спиной, опеленутые мягкими стеблями, были тихи, как сон. Человек обогнул полукругом Князя и, выйдя из-за спины в лоб, нехотя ему козырнул:

– Так, – сказал он. – Документы, гражданин, предъявите.

Князь вначале не понял, потом до него дошло. Он достал помятую паспортину и вложил ее в сержантскую пясть. Сержант выел глазами чернильное содержимое паспорта и, должно быть, удовлетворившись, кивнул.

– Он-то мне и нужен. Березкин!

За спиной Князя послышалось шумное копошение.

– Этот, Березкин. Бери гражданина на мушку.

Сержант, убрав документ куда-то себе под мышку, сказал Князю весело:

– Давай-ка с нами в «козла». Только без этих… в общем, иди спокойно.

Князь поднялся, развел руками и спросил с виноватой улыбкой:

– А что я, собственно говоря, нарушил?

– В отделение доставим, там и узнаешь. А если по дороге задумаешь убежать, то у Березкина разряд по стрельбе. Верно, Коля? Так что имей в виду.

Дорога до отделения заняла минут двадцать. В машине пахло бензином, и всю дорогу сержант развлекал Князя разнообразными милицейскими подвигами. Князь, когда надо, кивал, но служал сержанта вполуха, больше его занимало собственное странное настоящее. Тень от человека в плаще незримо висела над ним, и он стал всерьез подумывать, не пора ли кончать с приключениями и расстаться с этим городом навсегда.

Переехали железнодорожное полотно, и, обогнув водонапорную башню, машина затормозила у двухэтажного кирпичного здания каменьгородской милиции.

В кабинете их уже ждали. Когда сержант распахнул дверь, сидевший за столом человек поднялся, с шумом отодвигая стул.

– Все спокойно, Теплов? Попыток к бегству, сопротивления – не было?

– Доставлен без осложнений. Спокойный товарищ.

Сержант передал старшему паспорт Князя. Тот его полистал и спросил у Князя, прищурившись:

– Не женаты?

– Нет, – ответил Князь и смутился.

– Что ж вы так? Столько невест на выданье.

Он вытащил лист бумаги и заскрипел пером. Прошла минута, и две, он все писал и писал и вдруг спросил, не отрывая глаз от бумаги:

– Скажите, Александр Викторович, а где вы провели ночь? В гостинице вас не видели. Сняли у кого-нибудь угол?

– Ночь? – Князь не знал, что ответить. Не говорить же этому человеку в форме, что ночь и день перед этим он провел в каменном теле. Милиция – неподходящее место рассказывать волшебные сказки. – Я? – Он замешкался.

– Вы, не я же.

– Так вышло, – Князь с трудом подбирал слова, – что пришлось ночевать на улице.

– А улица эта была случайно не Данилкиной Дачей?

– Нет, я ночевал за городом. В роще, рядом с проселком.

– И кто-нибудь вас видел, когда вы таким образом проводили ночь? Кто-нибудь проходил мимо? Проезжал? Или вы куда-нибудь отходили?

– Нет, точно не помню. Кажется, никого не было. Не понимаю, к чему все эти вопросы. Что-нибудь произошло?

– Произошло, Александр Викторович, и происшествие очень печальное. Сегодня утром обнаружен труп пенсионера Козлова, Ивана Ивановича. Он убит колющим острым предметом, удар нанесен в область сердца. Смерть наступила мгновенно. Вы знали этого человека?

– Нет. То есть я о нем слышал, мне рассказывали в типографии.

– Вам дали адрес Козлова, это было позавчера вечером, в восемнадцать часов. С тех пор вас видели несколько раз в городе – на улицах и в районе городского музея. После этого ваш след потерялся. Таковы факты. – Он откинулся на скрипучем стуле и стал молча разглядывать потолок.

– Вот видите, что получается. Козлов убит, вы последний, кто спрашивал про убитого пенсионера, алиби у вас нет. Что прикажете думать? Сейчас проводится следствие, на время мы вынуждены вас задержать – до выяснения некоторых обстоятельств. Здесь распишитесь.

Он пододвинул к Князю бумагу, и тот неслушающейся рукой поставил внизу свою подпись.

12

Следственный изолятор находился тут же при отделении – маленький флигелек с апсидой и с окошками, похожими на бойницы. В камере, куда поместили Князя, стены были выкрашены известкой; по углам у пола и потолка по серому известковому полю растекались синие пятна и противно пахло карболкой. Ничего сказочного здесь не было.

Будущее его было темно. Настоящее – оправлено в серые стены тюрьмы. Свет из оконца под потолком стекал по капле в минуту и был не белее стен. Да и то, что попадало снаружи, съедали зубья решетки и грязная вата в углах.

Князь сидел на краю низких откидных нар и как какой-нибудь восковой болванчик взглядом буравил стену. Часа через три сидения за дверью послышался шум и давешний говорливый сержант принес тарелку и кружку.

– Хлебай через край, ложек здесь не положено.

Он поставил посуду на пол, а сам отошел к стене. Так первый раз в жизни Князь отведал тюремной пищи. Сегодня, не как в машине, сержант был не больно-то разговорчив. Хмуро уставясь на Князя, он сказал забирая посуду:

– Плохи твои дела. Лукищев нашел свидетелей. – И грохнув дверью, ушел.

Князя охватила тоска. Он лежал на дощатых нарах, в мыслях зиял провал, темнота внутри и снаружи грызла голодным зверем. Наверно, настала ночь. В лампе под решетчатым колпаком тлел волосок электричества. Он высвечивал на потолке овал, и в этом маленьком световом загоне метались полудохлые пауки и, срываясь, падали на пол.

С воли не доносилось ни звука. Мир умер, ожидая рассвета. Князь припомнил из читанных книг, что рассвет – печальное время. На рассвете ведут на казнь. Земля только проснулась. Тихо вокруг. Глухо бухает сердце, и скрипят сапоги солдат, позевывающих после ранней побудки. Тлеют в утренней мгле их закуренные натощак папиросы. В машине привезли палача. Он похмельный и краснорожий, он облизывает пересохшие губы, ему муторно, он вчера перебрал, ему хочется поскорей отделаться от стоящего под охраной смертника, он хочет домой к жене, пока не проснулись дети; на кухне недопитая водка, в холодильнике полбанки икры, он хлопает ладонью по ляжке – где же эти чертовы папиросы?

Князь поежился, ему стало холодно. Тени расстрелянных родственников обступили его кольцом. Дед, отец, брат отца и жена брата, и все дальние, имен которых не помнил, и совсем незнакомые – без лиц, без имен, только тени.

Он понял, что стоит под окном, руками упершись в стену, и струя холодного воздуха наполняет тело ознобом. Ниоткуда явился звук. Князю сперва показалось, что это просыпается память и осторожно, чтобы не подслушала ночь, нашептывает ему изнутри. Князь вздрогнул, за спиной чиркнула спичка. Обернувшись, он увидел лепесток пламени, трепещущий в чьей-то руке.

Человек был мал и похож на юношу-недоростка. Он спокойно смотрел на Князя, курил, табачные змеи, завиваясь, исчезали под потолком. Человек кивнул и спросил:

– Не сильно вас напугал?

Князь хотел ответить, но незнакомец приставил палец к губам:

– Говорите шепотом.

– Вы кто? – спросил его Князь.

– Ваш соузник. Моя камера за стеной. Стало скучно, решил навестить соседа.

– Как вы сюда попали?

– О! Тюрьма старая, и в ней много секретов. А вы, я гляжу, совсем приуныли. Это не дело. В тюрьме надо быть бодрым, унывать можно на воле.