Василий Мидянин - Коричневое Страница 7

— Отнюдь, — заявил грузчик. — Не забывай, что в сперматозоиде есть еще и фермент муциназа, который нейтрализует гиуранидазу. А самое главное, язвы не будет потому, что та же самая соляная кислота в желудке разложит сперматозоиды на аминокислоты прежде, чем гиуранидаза успеет на что-либо повлиять.

— Незадолго до Второй мировой войны язву желудка пытались лечить именно спермой, — подал голос второй грузчик. — Причем сперму брали у хряка, потому что за один выброс он дает пол-литра.

— Не знаю, не слышал. — Первый грузчик задумался. — Впрочем, сейчас при лечении язвенной болезни используют препарат, в который входят биологические активные вещества — простогландины. Эти же вещества есть и в сперме. Может быть, поэтому кто-то пытался лечить язву таким способом?.. Но в любом случае это ошибочная теория: одними простогландинами язву не вылечишь.

— Между прочим, сперма — белковая жидкость, — заметил второй. — В ней масса гормонов, витаминов, ферментов, биологически активных веществ. Полезно и питательно. Кроме того, это экологически чистый продукт.

— Женщинам вообще не хватает мужских гормонов, — теоретизировал первый. — А они им нужны для формирования полового чувства. И если женщина получает мужские гормоны во время минета — это совсем неплохо. С гинекологической точки зрения минет — тоже хорошо. Потому что под крайней плотью скапливается смегма, а она канцерогенна: от нее множество женщин страдает злокачественными заболеваниями шейки матки. Если же смегма попадет в желудок, соляная кислота разъест ее — и никакого вреда организму не будет. Поэтому полезно начинать с минета, а заканчивать классическим половым актом, особенно если он проводится без презерватива…

За стеной загрохотало по ступенькам жестяное ведро и выругался по-калмыцки Булмук. Грузчики и девчонка из «Шоу герлз» выжидающе посмотрели на дверь. Та отворилась, и драгдилер сделал мне ручкой:

— Летс го, типа.

Мы с Булмуком снова поднялись по какой-то лестнице, и он выпустил меня наружу. Покружив по темным переулкам, мы оказались на оживленной, залитой неоновым светом пешеходной улице. Ну да, здесь же где-то в окрестностях Пиккадилли или этот, как его, Сакс-Кобург-сквер. Если бы у меня не было твердой уверенности, что я на Островах, я готов был бы присягнуть на Библии, что мы вышли на Арбат.

Мы пересекли довольно широкую улицу по диагонали. Пожилая японская пара дважды сфотографировала меня «Никоном». Вот тоже гребаная нация, по выражению их лиц никогда не определишь, уважают они тебя или насмехаются над тобой. Японцы двинулись за нами в переулок, видимо рассчитывая на незабываемые кадры из ночной жизни европейского города, но Булмук ловко опрокинул перед ними мусорный бачок, перекрыв дорогу грудой полуразложившейся дряни. Вообще-то в Греатбритании практически все дерьмовое, но мусорные бачки отменные — переворачиваются от малейшего толчка, что немаловажно в нашей неспокойной деятельности.

— Янки, немедленно гоу хом! — строго сказал я туристам.

Они вежливо улыбнулись нам вслед. М-да. Определенно, всякий уважающий себя человек должен непременно делать два-три сэппуку в год.

— Иди вон туда, — указал Булмук какую-то подворотню. — Там найдешь попить.

— Одежду я там найду? — на всякий случай спросил я. Вообще-то одежду покупателя обычно оставляли вместе с товаром, но в Братиславе у меня уже был инцидент, когда я не обнаружил ее на положенном месте. Второй же раз в логове дилера мне, разумеется, никто не открыл. Пришлось брести голым, попивая коричневое, через всю Братиславу до квартиры, где я в то время вписывался на ночь у одной старушки. Я стер ноги почти до колен и жутко замерз.

— Все ты там найдешь, — фыркнул Булмук. Завершив свою миссию, он молниеносно исчез, будто растворился в воздухе. А я отправился разыскивать свою одежду и семь глотков коричневого.

Все необходимое я нашел в черном полимерном пакете с ручками, который был заботливо накрыт слоем мусора в сточной канаве. Очень удобная система, надо сказать. Если даже сейчас Булмука возьмут за жабры и прочешут прилегающие к складу несколько кварталов, товара, рассеянного по мусорным бачкам и прочим схронам, ни хрена не найдут. Все четко. Да и не станет никто брать Булмука за жабры и прочесывать прилегающие кварталы, ни менты, ни конкуренты: однако накладно выйдет. Гораздо проще в упор не замечать этого урода либо взять его под крыло и обеспечивать ему дополнительную безопасность за процент от прибыли.

Неторопливо, с достоинством одевшись, я ухватил пакет за ручки и отправился разыскивать «мерседесовский» микроавтобус с гребаными джанками. Честно говоря, после нашей с Булмуком головокружительной прогулки я несколько потерял ориентацию.

Микроавтобус нашелся на удивление быстро, хотя мне и пришлось дважды уточнить дорогу у одного и того же полицейского, который прогуливался по Пиккадилли или этому, как его, Сакс-Кобург-скверу. Джанки уже потеряли надежду меня дождаться и собирали мелочь по карманам, чтобы затариться в ближайшем рейвовом клубе метадоном. Разумеется, мое появление вызвало у них сугубый энтузиазм. Плюхнувшись на пассажирское сиденье, я начал щедрой рукой раздавать пластиковые контейнеры с коричневым.

Именно так Христос раздавал хлебы и рыбу со спрятанными внутри бритвенными лезвиями страждущим на горе Елеонской, если верить трэшевому телевизионному аниме «Кровавый Новый завет».

— Пестренько, — недовольно заметил Семецкий, разглядывая броскую красную этикетку с белыми буквами «кока-кола» на своем контейнере. — Они бы уж сразу выдавали голографическую наклейку на лоб или разноцветные флажки, чтобы семафорить проезжающим копам: дескать, обратите внимание, пью коричневое!

— Не сцы так, малолетка, — снисходительно сказал Янкель. — Заверни в газету и делай вид, что пьешь яичный шампунь или микстуру от кашля. И вообще, ради Б-га, оставь свою гребаную штатовскую терминологию. У нас здесь нет копов, у нас флики.

— Не один ли хрен, — фыркнул Юрайя. — Разве что у ваших форма более дурацкая.

— Когда вскроешь контейнер, посмотри под крышечку, — посоветовал я ему.

— Это еще зачем? — мигом насторожился Семецкий.

— Они иногда разыгрывают всякие призы. Плееры там, велосипеды, футболки с надписями, надувные матрасы… — Поскольку наш западнославянский друг продолжал недоверчиво смотреть на меня, я его поощрил: — Ну же, посмотри! Хуже не будет. Только осторожно, не выпусти коричневое.

Гребаный поляк подчинился, с величайшей осторожностью свернув шею своей бутылке.

— Бэзил, а что такое «Без выигрыша»? — поинтересовался он, внимательнейшим образом изучив пробку с внутренней стороны.

— Приблизительно то же, что «fuck off», но гораздо, гораздо вежливее.

У всех остальных джанков под крышечкой оказался тот же самый «fuck off».

Митрич переместился за руль, чтобы я без помех мог демонстрировать правильное употребление коричневого, и завел мотор. Он обожал водить машину под кайфом. Однажды он на спор, вусмерть обдолбавшись черным, проехал на двух колесах по ограждению моста через Темзу и сверзился в воду, что характерно, почти у самого противоположного берега. Это тем более любопытно, что в трезвом виде мы его за руль старались не пускать: в таком состоянии он нервничал, дергал машину, сбивал пешеходов, давил собак, царапал крылом полицейские автомобили, порой же вообще вел себя неадекватно.

Я бережно, смакуя каждое движение, скрутил пластмассовую крышечку со своего контейнера — «fuck off», естественно, — и, поднеся бутылку к лицу, вдохнул божественный аромат.

О, этот волшебный момент, когда ты медленно, благоговейно, затаив дыхание скручиваешь с бутылки коричневого крышечку и слышишь звук, от которого останавливается сердце: пш-ш-ш-ш! — из-под крышечки под давлением выходит избыточный углекислый газ, нашедший себе дорогу на волю.

Только что открытое коричневое свежо и остро пахнет морем. Благовонные пузырьки подпрыгивают и кувыркаются над горлышком, выстреливают из пластикового контейнера крошечными энергетическими иглами. Из откупоренного контейнера поднимается волнующий дымок, как из бутылки с шампанским. Если понюхать загадочно колышущуюся в глубине контейнера темно-коричневую маслянистую жидкость через некоторое время после вскрытия, можно уловить ярко выраженный запах японской софоры.

Осторожно приблизив бутылку к губам, надлежит аккуратно сделать первый глоток. О, этот первый глоток коричневого! Он всегда падает в организм, как на раскаленную плиту, вонзается в пищевод, словно в лоно изнывающей от желания женщины, обрушивается на все органы чувств разом, словно башни-близнецы нью-йоркского Всемирного торгового центра 11 сентября 2001 года. Ощутив на языке первый глоток коричневого, непроизвольно хочется издать блаженно-восхищенное обессиленное «А-а-а-а-а-а-а!..». Могу поклясться, что он бесследно испаряется, еще не дойдя до желудка. Я почти слышал, как коричневое шипит, соприкасаясь с раскаленной, истосковавшейся по нему глоткой Мидянина.