Владимир Моисеев - Формальные письма к Нине Страница 7

Необходимо добавить, что Иван Денисов проживал в это время в Париже, где и опубликовал свою очень неплохую книгу крошечным тиражом в маленьком издательстве, специализирующемся на выпуске справочников и телефонных книг. И все-таки, мы знакомы с его текстом. Отсюда, кроме всего прочего, следует, что своим текстом Денисов сумел затронуть очень важный, но обычно тщательно скрываемый нюанс человеческого понимания жизни. А именно, неистребимую веру в благоприятное разрешение самых жестоких проблем, даже если для этого потребуется дождаться действия маловероятного или вовсе сверхъестественного. «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете» — так это звучит в детской литературе. В фантастике обычно пользуются термином «бог из машины». Серьезные люди не верят в подобные сюжеты, но даже у них в подсознании надежда на спасение в самых катастрофических обстоятельствах умирает последней.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Письмо № 7. 1940 год. Роберт Хайнлайн «Неудовлетворительное решение»

Дорогая Нина!

Почти каждый сочинитель фантастической литературы рано или поздно с удивлением обнаруживает, что жизнь его оказывается самым коварным образом переплетенной с выдуманным миром его сочинений. Попросту говоря, привычная реальность начинает вдруг активно взаимодействовать с недописанным еще до конца текстом, да еще таким причудливым образом, что создается лестное впечатление, будто бы фантаст ненароком попал внутрь собственного произведения. С некоторого момента реальность и вымысел для автора различаются с большим трудом. Мелкие происшествия, которые до сих пор казались проявлениями обычной текучки, приобретают таинственный и величавый смысл. Телевизионные дикторы произносят слова, которые помогают разрешить проблемы развития сюжета. Случайно услышанные в очереди слова внезапно наполняются глубоким философским смыслом. Газетные статьи оказываются наполненными странными притчеобразными сюжетами, помогающими автору понять глубинный смысл собственного текста. С книжной полки падают книжки и открываются на нужных страницах, заканчивая таким впечатляющим образом утомительные недельные поиски нужной цитаты. И так во всем. Создается впечатление, что окружающий мир заинтересован в окончании работы над рукописью ничуть не меньше самого фантаста.

Не думаю, что речь идет о временном умопомешательстве. Легче поверить в то, что так работает пресловутый механизм «улавливания тенденции повышенным чутьем художника».

Я почему об этом вспомнил. Вчера у меня с книжной полки свалился тяжеленный том. Естественно, я поинтересовался, каким подарком одарила меня случайность. На пол упала монография Станислава Лема «Фантастика и футурология». На открывшейся страничке я обнаружил пересказ сочинения Р. Хайнлайна. Забавно, но его сюжет оказался на удивление похож на сюжет повести Ивана Денисова, анализу которой я посвятил прошлое письмо. Собственно, оба автора рассматривают одну и ту же проблему — что будет с человечеством, если путь к миру удастся найти только ценой монополии одной страны над ядерным оружием? Сказка спасения Денисова сменяется страшной антиутопией Хайнлайна. Мне бы хотелось обратить твое внимание на одну замечательную штуку — с каких бы различных позиций не подходили к волнующей их ситуации настоящие фантасты, склонные использовать в работе повышенное чутье художника, проблемы, которые они вынуждены будут решать в своих произведениях, окажутся одними и теми же. Да и выводы сделают, пожалуй, одинаковые.

Привожу соответствующий кусок из монографии Станислава Лема.

«Р. Хайнлайн в 1940 году — незадолго до бомбардировки немцами Ковентри — написал рассказ «Solution Unsatisfactory» («Неудовлетворительное решение»). События мировой истории вплоть до пятидесятых годов в этом рассказе представлены следующим образом. В декабре 1938 года Ган открыл расщепление урана. Летом 1940 года в США начаты работы по выделению изотопа U 235 (!). Бомбу создать не удалось, но был разработан метод Обре-Карста — производства смертоносного «радиоактивного пепла». США не участвовали в войне ни с Германией, ни с Японией. В 1944 году Италия вышла из Оси, и Англия вывела из Средиземного моря свой флот, чтобы разорвать немецкую блокаду. Война велась в основном в воздухе. Обе стороны забрасывали друг друга бомбами, но в Англии ситуация была намного серьезнее. Тогда вмешались Соединенные Штаты, передав англичанам новое оружие при условии, что мир будет заключен под диктовку США. Германия не вняла предостережениям. Тогда британские самолеты рассеяли «радиоактивный пепел» над Берлином, и все его население погибло. Германия капитулировала. Так завершился первый акт драмы. США провозгласили Пакс Американа и, захватив власть над миром, вознамерились создать новую международную организацию по типу Лиги Наций, но с исполнительным органом, располагающим атомным оружием. Чтобы разместить по всему земному шару контрольные станции (целью которых было отслеживать, не пытаются ли где-нибудь наладить производство «радиоактивного пепла»), США заставили все государства в переходный период отказаться от воздушного транспорта, причем все самолеты эвакуировали в специально выделенный для этой цели район. Япония согласилась на ультиматум, но «Евроазиатская Уния» в ответ на поставленные США условия начала провоцировать американцев. «Уния» тогда уже располагала определенным количеством «пепла». Так дошло до «четырехдневной войны», в ходе которой были уничтожены Нью-Йорк, Москва и Владивосток. Америка все же победила и навязала всему миру свою волю. Но глобальная пацификация оказалась под угрозой, так как президент погиб в автомобильной катастрофе. Принявший власть вице-президент был изоляционистом и непримиримым противником идеи Пакс Американа, которую защищал и осуществлял полковник Маннинг, шеф «Комиссии мировой безопасности». Маннинг, решившись на открытую конфронтацию с президентом, который хотел лишить его всякой власти, пригрозил уничтожить Вашингтон, подняв в воздух самолеты с неамериканскими экипажами.

Маннинг победил. Повествование, однако, прерывается в атмосфере опасной неопределенности: Маннинг тяжело болен; достойного преемника не видно, будущее неизвестно и тревожно — «сильный человек» осуществил свой великий замысел, но его и Америку окружает всеобщая ненависть.

Наиболее существенно для нас в рассказе то, — пишет Станислав Лем, — насколько хорошо Хайнлайн понимал бесперспективность плана Маннинга. Объединение мира силовыми методами — это воистину «тупиковый путь развития». Реальный мир пошел другой дорогой: той, которая привела к «равновесию страха». Новелла Хайнлайна со всей очевидностью доказывает, что это не самый худший выбор».

Обожаю фантастику! — добавлю я.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.

Письмо № 8. 1968 год. Харлан Эллисон «Требуется лишь немного веры»

Дорогая Нина!

Иногда среди рассказов попадаются странные сочинения, отнести которые к какому-то привычному типу фантастической литературы бывает очень трудно. Как правило речь в них идет не о предчувствии будущего, не о взаимодействии личности и общества, не о предельном поиске — трех китах, на которых, собственно, и держится здание настоящей фантастики. В этих рассказах читатели сталкиваются с внутренним миром человека, его психологией, образом мыслей, невыразимыми на уровне поведения пристрастиями, мечтами и стремлениями. Я буквально слышу твое возражение — все перечисленное, мол, есть вотчина обычной художественной литературы. Не спеши с выводами.

Не трудно заметить качество, объединяющее все эти произведения, — предметом изучения в них являются человеческие переживания, не зависящие от времени действия или написания. Проще говоря, вечные ценности, иногда их называют духовными. Можно рассматривать их в конкретном антураже пространства и времени. В этом случае, действительно, мы имеем дело с обычной литературой. Но показать их всеобщие, вневременные свойства под силу только фантастике. Эти современные притчи — а подобные сочинения легче всего соотнести именно с притчами — вполне можно считать одной из самобытных ветвей фантастики.

Мне совершенно не хочется вступать в беспредметный спор о том, что следует считать «вечными ценностями». И существуют ли они, эти самые «вечные ценности», вообще. Если подходить к данной проблеме, как к философской, действительно, можно получить любые ответы, к тому же изрядно затуманенные причудливой смесью релятивизма и традиции. Но я не философ, а потому прекрасно знаю, что в фантастике «вечные ценности» преспокойно существуют, ни в малейшей степени не нуждаясь в получении разрешения существовать от научно подкованных людей.