Валерий Михайлов - Идеальная форма (сборник) Страница 7

– Что это?

– Учебник астрономии.

– Чего?

– Астрономии. Науке о Большом Мире.

– А эти шарики что? Ими рыли туннели?

– Один из этих шариков – наш Мир.

– Теперь я знаю, отчего преподобный свихнулся. Забрёл сюда, начитался книг и всё.

– В этой книжке говорится, – продолжил Костик, не обращая внимания на Женькин сарказм, – что Мир – это пустота. Огромная пустота, в которой крутятся такие вот шарики. Число их огромно. Эти шарики вращаются вокруг больших раскаленных шаров, получая от них тепло и свет. Один из таких шариков и есть наш Мир. Планета Земля. И вся жизнь сосредоточена на поверхности Земли. Мы же каким-то образом забрались внутрь. А Экран – это и есть мир поверхности. На поверхности живут люди, звери, птицы.

– Почему же мы тогда ни с кем не встречаемся?

– Мы не верим друг в друга. А многие из них думают, что под землей находится ад.

– Что?

– Место, куда попадают после смерти души людей.

– Так что, мы – умершие?

– Не думаю, тем более что в аду людей должны мучить.

– Кто?

– Все, кому не лень. Ад – это наказание.

– За что?

– Их Бог оказался неудачником. Сначала он создал ангелов, но они его предали, и половина ушла в оппозицию. Потом он создал людей, но они не оправдали его надежды. Тогда он уничтожил тех людей, оставив лишь одну семью, но и из этой затеи тоже ничего не вышло. Он даже подставил собственного сына, а когда и это не помогло, придумал ад, обвинив во всех своих неудачах людей.

– Бред какой-то.

– Это их мифы.

– Не хочется мне после таких мифов встречаться с их авторами.

– А я не к ним иду. Я хочу знать. Знать и всё.

– Но если нас нет, то для кого здесь будут держать карту?

– А ты думаешь, что все тут ради нас? А если и нет никакой карты, выход можно найти и без неё. Для этого нужно понять, как они думают на самом деле. Не показывают нам, а ДУМАЮТ… В любом случае стратегическое направление мне известно.

– У нас только одно направление – от склада к складу.

– А вот это наша самая большая ошибка. Зря мы идем вглубь. Ох как зря.

– Да, но снаружи ничего нет.

– Ошибаешься. Если где-то что-то и есть, то только снаружи, а внизу нас ждёт тупик. Рыли сверху вниз, и когда-то, дорыв до определённого предела, остановились. Так вот, когда мы доберёмся до нижней точки, мы вымрем от голода и жажды. Наша тяга сжирать всё, не оставляя запасов на случай вынужденного возвращения, не оставляет ни единого шанса.

– Но у нас не было выбора. С самого начала наверху была только Разруха.

– Если верить официальной версии. Но даже если так, если вверху был какой-то разрушенный слой. Разве из этого следует, что за ним тоже ничего нет?

А преподобный пожрать не дурак – вон как тушёнку трескает. Пятую банку пива допивает, и хоть бы что. Ни в одном глазу. Глазки хитрые, и совсем не безумные. А когда он уверен, что его никто не видит… Довелось Костику подглядеть на преподобного, когда тот был сам с собой. Совершенно другой человек. И куда только его преподобность девается?

Костик вспомнил дурака Володю. Этот тоже всё время дурачка из себя корчил.

– Вешаться пора. Они в городе. Вешаться пора, – повторял он, как заведённый.

Как-то ребята возвращались с очередной охоты на консервы. Кто-то, помнится, нёс топор. Володя, у которого было феноменальное чутье на тушёнку, оказался вдруг у них на пути.

– Вешаться пора, – начал Володя свою песню.

– Они здесь?

– Здесь, совсем рядом здесь, я видел. Вешаться пора.

– У тебя веревка есть?

– У меня нет.

– У нас тоже.

– Зато, я вижу, вы тушёнку нашли. Зачем вам столько?

– Хочешь тушёнки?

– Конечно хочу. Натощак вешаться…

– А зачем вешаться? У нас топор есть, давай головы рубить?

– Давай. Кому первому?

– Тебе, – ребята схватили его за руки.

Кто бы мог подумать, что он такой сильный.

Так и этот. Слишком он уж старается выставить себя дураком. Зачем? Кого он пытается одурачить? Кого он так испугался? Кого? Да и табличка… Темнить изволишь, преподобный. Демоны, демоны, демоны. Оставь себе своих демонов. Пусть настоящие дураки тебе верят.

Джо ловко открыл следующую банку пива (где он так наловчился?) и принялся разглагольствовать:

– Господь не дал нам ничего. Вернее, он дает нам всё, но временно, чтобы мы могли спокойно пользоваться его благами. Господу принадлежит всё, даже наша жизнь. Поэтому проснулся утром – поблагодари господа, поел – помолись, дожил до вечера – слава Господу. Нельзя забывать Господа, иначе себя забыть можно. Думаете, вы для него молитесь? Думаете, ему нужны эти ваши прославления? Ему, сотворившему Мир? О таком даже думать смешно. Это нужно нам, нам самим, чтобы не забыть, ибо, забывая Бога, мы забываем себя, недаром он сотворил нас по образу и подобию своему. Ему же это не надо, но он бесконечно добр, поэтому заставляет нас молиться и славить Господа, делая, тем самым, славными дела человеческие. Также ради нашего блага не дал нам Господь ничего навечно, а только разрешил пользоваться его благами, но люди забыли это. Забыли люди, что нет ничего принадлежащего им. Нельзя ни украсть, ни убить, ни увести женщину. Всё принадлежит только Господу. Зачем воровать, если это никогда не будет твоим, зачем класть жизнь на приобретение власти, богатства, женщин. Все равно у тебя нет ничего! Даже жизнь твоя принадлежит Господу. Ты же ей только пользуешься, так и пользуйся соответственно природе или воле Его, иначе…

Преподобный как-то иссяк, даже внешне он изменился. Как будто вместе со словами из него вышел весь воздух, и он сморщился, сдулся на глазах. Он разом превратился в маленького тихого человечка, которому бы банку пива да тушёнки – и больше ничего не надо. Казалось, будто он сам не понимает, откуда у него берутся эти слова и мысли, что он нечаянно, что он готов вернуть, положить на место, но слово не воробей – ещё одна пословица из мифического мира, ещё одна непонятная для посторонних фраза.

– Можно? – попросил преподобный новую банку пива.

– Угощайся, – Костик поставил на импровизированный стол новую упаковку.

Преподобный жадно, словно не пил несколько дней присосался к банке, с каждым глотком возвращаясь в свои размеры. Когда же пустая банка полетела в угол, он стал совсем как новенький, будто в нём заменили батарейки. Отдышавшись, он продолжил речь:

– Народ избранный! – прогремел он на удивление громким голосом. – Народ избранный, Израиль. Моисей водил свой народ сорок лет по пустыни, пока не погиб последний из рабов, и только тогда, только полностью свободный народ Господь ввёл в обетованную землю.

– Что?! – Костика словно ударило током. – Что ты хочешь этим сказать?

– Мы – народ избранный. В Земле, очищающийся от скверны. И когда придет час, когда последний из нас освободится от скверны, Господь выведет нас на Свет, туда, где звёзды и небо, и где бушуют моря.

– Скажи, а ты видел звёзды?

– Господь указал мне Путь в откровении своём. За семью печатями лежит он. И охраняют тот Путь страшные демоны и Огнеглазый змей, вечно ползающий по кругу за своим хвостом! Но когда пробьёт час…

– Так ты знаешь дорогу?

– Путь лежит в сердце каждого.

– Ты знаешь дорогу! – Костик схватил его за грудки. – Признавайся, ты ее знаешь!

В глазах Костика появились безумные огоньки.

– Что ты собираешься со мной сделать? – завизжал преподобный.

– Ничего, если ты покажешь короткий путь.

– Но я не могу.

– Можешь.

– Но я…

– Ты принёс это оттуда? – Костик сунул под нос преподобному табличку.

– Я… Не…

– Ты принёс это оттуда! Говори! Или клянусь, я разрежу тебя на тысячи кусочков! – в руке Костика появилась опасная бритва…

– Оргазм. Оргазм, оргазм, оргазм… И кто придёт первым. Как будто это самое главное. Оргазм. Звучит, как геморрой или ветрянка. В пятнадцать лет у меня был оргазм, с тех пор я чувствую себя лучше… Тьфу, – Женька поморщилась, словно эти слова действительно имели отвратительный вкус.

– Что читаешь? – поинтересовался Костик.

Женька показала ему обложку.

– Понятно.

– Ты так говоришь, как будто всё уже прочитал ещё в пеленках.

– Это привычка. Все почему-то сразу думают, что я дюже умный, и перестают…

– Умничать сами. Умный и умничать. Чтобы ты, и поставил эти слова рядом.

Костик натащил полный дом еды и книг, и теперь они читали, лежа на диване, как всегда голиком. Читали, пили кофе… Среди продуктов обнаружился кофе, и после нескольких экспериментов у Костика получился довольно сносный напиток. Периодически кто-то из них закрывал книгу, и… Это было сигналом, условным знаком. Перерыв на любовь. Они любили медленно, неторопливо, любили сыто, наслаждаясь каждым движением, наслаждались процессом. И уж чего у них не было точно, так это гонки за оргазмом.

– Да, малыш, это наша идиотская стыдливость. Признав когда-то любовь грехом, мы никак не можем освободиться оттого, что делаем нечто постыдное каждый раз, когда… Особенно любят изгаляться авторы характерных книжек для детей старшего школьного возраста. Оргазм, пенис, вагина… Полная кастрация стиля. Такое впечатление, что вот-вот запахнет формалином и в класс войдет учитель анатомии. И это ещё не худший вариант. Есть ещё огненные жеребцы в конюшне страсти, цветок любви, жезл страсти и прочая пошлятина. Или мат. Они так себя и ведут. Слова очень чётко определяют действительность, как бы там ни изгалялись поэты. Одни совершают фрикции, активизируя при этом эротическое возбуждение партнёра методом… Другие трахаются, или имеют похотливых сук, и это ещё самые приличные слова.