Песах Амнуэль - Конечная остановка Страница 9

— Э… Нет, наверно, — я не подумал об этом. — Если мы с тобой перейдём в другую эмуляцию, то и Лиля окажется в другой, той, где она меня вообще не встретила.

— И с памятью о том, как была с тобой и родила тебе сына?

— Не знаю, — я действительно не знал этого.

— Тебе проще придумать, как сбежать в другую вселенную, чем сложить вещи в чемодан и уйти ко мне?

— Не в другую, — возразил я. — Это та же Вселенная, единственная, только в финальной стадии перед схлопыванием…

— Пойдём. — Ира поднялась со скамейки и поправила причёску. — Я тебя знаю. Ты нерешителен, как кролик, но упрям, как тысяча хаморим.

Почему она сказала «ослы» на иврите, которого здесь знать не могла?

— Сколько времени нужно тебе, чтобы найти доказательства?

Я прикинул. Прочитать подборки Astrophysical Journal за последний год, чтобы найти нужные ссылки. Отыскать первоисточники и разобраться в наблюдательных данных. Выписать и получить из Москвы недостающие журналы. Возможно, придётся съездить в командировку, покопаться в каталогах Ленинки и в шкафах Института научно-технической информации. И ещё я хотел узнать, действительно ли в Нью-Орлеане работает физик по имени Фрэнк Типлер.

— Думаю, — вздохнул я, — месяца хватит.

Скорее всего, я и за два не управлюсь.

— Значит, — отрезала Ира, — до семнадцатого июня ты не будешь мне звонить, не будешь пытаться меня увидеть, а я, если увижу тебя, перейду на другую сторону улицы.

В отличие от меня, она всегда отличалась решительным характером.

— Семнадцатого мы встретимся в холле утром, и ты сообщаешь мне, что собрал чемодан.

Или что нашёл способ оказаться в другой эмуляции, где мне не нужно собирать этот проклятый чемодан.

— Хорошо, — согласился я, поскольку другой ответ был невозможен.

Ира поцеловала меня в щёку и пошла к метро. Я не стал её догонять, помнил, что это бессмысленно: что-то для себя решив, Ира поступала так, как считала правильным, не думая о последствиях.

Из таксофона я позвонил домой и сказал Лиле, что заеду минут через двадцать, и мы втроём (если она не занята по дому) отправимся на бульвар, поскольку я обещал Вовочке…

— У Лёвы потолок ещё не обвалился? — ледяным тоном спросила Лиля, но, смягчившись, сказала: — Молодец, что быстро освободился. Мы будем готовы.

Конечно, я не управился за месяц. Я бы и за всю оставшуюся жизнь не управился, если бы не Ира. Точнее — её отсутствие. Первые несколько дней я выдерживал условия соглашения — не звонил, не поджидал. Но не вспоминать было невозможно. Через неделю я стоял, как уже стало привычкой, в холле Академии, но Иры не было — ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать. И после работы она не выходила. Я позвонил ей домой, трубку поднял отец, я спросил Иру, и он прервал разговор, не сказав ни слова. На работе Ира не появлялась — я узнал это, пристав с вопросом к Наиле, секретарше директора. «Её нет», — конспирологическим тоном сказала Наиля. «А когда…» — «Не знаю, не могу говорить об этом». Отбой. Так не знает или не может говорить?

Я попросил Лёву позвонить и подежурить в холле вместо меня. Лёвин голос домашние Иры не знали, а сама она могла не обратить на Лёву внимания, поскольку от меня, а не от Лёвы, скрывалась.

Результат оказался нулевым. Ира осталась в моей памяти, оттуда ей некуда было деться, и по ночам, лёжа рядом с Лилей, я вспоминал, как мы с Ирой ездили в круиз по Средиземному морю — Кипр, Санторин, Родос. Было это незадолго до того, как закрылся «Хасид»… когда же… да, в две тысячи четвёртом, несчастливый оказался год, лучше не вспоминать.

Что до моих попыток разобраться в устройстве мироздания, то, как я и ожидал, это было легче сказать, чем сделать. Можно убедить себя, что окружающий мир — реальность, специально сложенная из атомов, частиц и полей вселенской счётно-решающей машиной. Если так, то между мириадами эмуляций существует связь, физическая суть которой мне непонятна, Типлер об этом не писал или я не запомнил. Допустим, такая связь существует. И что? Нужно произнести заклинание, чтобы попасть в другую эмуляцию? Совершить некое действие? Поставить эксперимент? Возможно ли в принципе перемещение между эмуляциями? Между одним «я» и другим?

Я был уверен (не знаю почему), что не вдруг, не случайно вспомнил свою жизнь. И Ира не случайно вспомнила свою. Могло это быть ошибкой в программе «вселенского компьютера» Точки Омега? Почему нет? В любой искусственной конструкции, в работе любого конечного автомата, как бы сложен он ни был, может произойти сбой: что-то где-то неправильно переключилось, атомы соединились не в той последовательности… и я вспомнил… а мог прожить эту мою жизнь, не помня ту.

Я знал, что не мог. Это была аксиома. Знание, не требовавшее доказательств. То, что произошло, было спланировано. Судьбой? Я не был фаталистом, не верил в судьбу, карму и предопределение. Выбор есть всегда. Ощутив себя в мире, который то ли был создан Точкой Омега, то ли реально существовал в результате Большого взрыва, я прекрасно понимал, что и память моя, и Ира, и наши отношения, и моё обещание во всём разобраться — элементы предоставленного мне выбора. Предоставленного — кем? Никем — мы сами создаём ситуации выбора. Мы создаём возможность выбора в любой ситуации.

В библиотеке Академии я просмотрел последние номера астрономических журналов за каждый год последнего десятилетия. Обнаружил восемнадцать работ (мало, я ожидал, что будет больше), касавшихся несоответствий в определениях масс скоплений.

Я впустил в своё сознание то, что понял, прочитав первую статью из списка: никто из наблюдателей (а занимались этой проблемой лучшие астрофизики современности — Бэбкок, Бербиджи, Солпитер) не нашёл противоречий в измерениях масс скоплений. Потому и работ было мало — неинтересная тема, никаких неожиданностей.

В нашем мире тёмного вещества во Вселенной не было в помине. Во всяком случае, по данным на май восемьдесят шестого года. Даже идей таких ни у кого не возникло.

На удивление быстро — всего-то через три недели — в библиотеку переслали из Москвы подшивку Astrophysical Journal за тридцать седьмой год со статьёй Цвикки об определении масс скоплений галактик. Я выучил эту работу наизусть. Я сравнил её с тем, что помнил о статье Цвикки, которую, конечно, много раз держал в руках — том этот, я помнил, стоял в левом углу стеллажа на третьей полке снизу в библиотеке Тель-Авивского университета, и, чтобы достать его, приходилось нагибаться…

Это были разные работы. Один стиль, одинаковые методы, похожие графики. Но абсолютно разные результаты.

В статье, что лежала передо мной, было ясно сказано, что в пределах ошибок наблюдений массы скоплений, определённые оптическим и динамическим способами, соответствуют друг другу.

В той статье, что я помнил, было написано столь же ясно, что массы, определённые оптическим способом, много меньше, чем массы, определённые по кривым вращения.

Вселенная не содержала тёмного вещества. Во всяком случае, его было так мало, что никакими наблюдениями обнаружить это вещество пока не удалось.

В мире моей памяти не менее четверти массы Вселенной было сосредоточено в тёмном веществе — невидимом ни в какие телескопы, но существенно влиявшем на динамику не только скоплений галактик, но Вселенной в целом.

Вселенная, в которой я жил, и вселенная, где мы с Ирой прожили долгую и, в общем, счастливую жизнь, — это были разные вселенные. Раньше я был в этом интуитивно уверен. Теперь я это знал.

Чтобы поставить точку, я поехал на переговорный пункт у метро «Баксовет». Отсюда я обычно звонил в Москву, когда собирался в командировку. Я всегда останавливался у Марии Вадимовны, старушки, сдававшей комнату приезжим научным работникам.

На этот раз я звонил не квартирной хозяйке — в Москве мне сейчас делать было нечего. Я бы слетал в Штаты, но эту фантастическую идею и обдумывать не имело смысла.

— Боря? — спросил я, услышав в трубке знакомый хрипловатый бас.

Боря Шаров работал в Астрономическом институте, занимался космологией, моделями ранних стадий расширения. Блестящий ум, но сейчас мне не ум его требовался (вряд ли он одобрил бы мои дилетантские рассуждения), а не менее блестящая память.

— Миша! — обрадовано завопил Боря. — Обязательно приходи в четверг на семинар к Зельду! Я буду делать потрясный доклад об инфляционном расширении Вселенной, ты понятия не имеешь, что это такое! Скоро это станет самым перспективным направлением в космологии, можешь мне поверить!

Верить мне было ни к чему — я знал, что только инфляционная модель могла объяснить все наблюдения микроволнового фона и другие особенности строения дальних участков мироздания. Шаров не имел к этим работам никакого отношения: он так и остался до конца дней (умер Боря в две тысячи шестом от опухоли мозга) убеждённым противником инфляции. На моей памяти инфляционную модель придумали советские учёные Муханов и Старобинский в восьмидесятом году, а затем развили Гут и Линде.