Гонщик 2 (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич Страница 40

Как-то незаметно промелькнуло рождество. На традиционный рождественский бал в дворянское собрание меня не пригласили. Видать, рылом не вышел, или Вернезьев поспособствовал. Ну так я о том и не жалел. У тех же Боголюбовых было и шумно, и весело, и, что гораздо важнее, душевно. В своём доме я вместе с детьми поставил и нарядил ёлку, и тоже отпраздновал частным, так сказать, образом. Я надарил приёмышам подарков и был до слез тронут подарками ответными, частью купленными на сэкономленные от обедов копейки, а частью сделанными своими руками. И сидя за праздничным столом с Мишкой, с девчонками, вдруг ощутил, насколько многого я был лишен прежде, в своей прошлой жизни. Нет, нынче я этих ошибок не допущу. Вот только выиграю большую императорскую…

Стоит заметить, что едва мой княжеский статус обрел реальные перспективы, как детей — что девчонок, что Мишку — стали привечать родители одноклассников. У них появились приятели, начал складываться свой круг общения, чему я был весьма рад. Не всё же им быть привязанными единственно ко мне.

В свободное время я не-нет, да открывал дареный купцом Игнатьевым футляр и рассматривал колье. И каждый раз вспоминал слова его покойной жены о крови на камнях. Постепенно мне и самому стало казаться, что я вижу частицы засохшей крови, прилипшие к темной глянцевой поверхности гранатов. Чтобы избавиться от навязчивой идеи, я отправился к старшему инспектору Боголюбову. И не в дом, не в гости, а на службу и по делу.

Инспектор сидел за столом, весь взмокший. Не то от чересчур сильно натопленной печи, не то от запредельных умственных усилий.

— Здравствуйте-здравствуйте, дорогой Владимир Антонович, — поднялся он мне навстречу.

За последний месяц Платон Сергеевич, кажется, даже похудел. Лицо его осунулось, глаза покраснели, и весь вид у него был встрепанный, словно и не было у него дома заботливой, любящей супруги с комплектом прислуги впридачу.

— Да уж, подкинули вы нам работенки, Владимир Антонович. Но не подумайте, я не жалуюсь, нет. Мы благодаря вам и князю Тенишеву раскрыли добрый десяток старых дел. Я даже премию по службе получил и, по слухам, был начальством представлен к ордену. Многого, конечно, не дадут, но на Станислава третьей степени я могу рассчитывать смело.

— Поздравляю, поздравляю.

— Да рано еще поздравлять. Целый ряд ограблений мы не можем доказать лишь потому, что нет ни свидетелей, ни похищенного имущества.

И тут я вспомнил о ключике, снятом с шеи Савелия.

— Платон Сергеевич! — хлопнул я себя по лбу. — Не велите казнить. Честное слово, совсем запамятовал. Вот, взгляните. Это вам ничего не напоминает?

— Отчего же?

Боголюбов повертел презент в пальцах.

— Очень даже напоминает. В Тамбове лишь в одном банке поставлены ячейки с такими замками. А откуда сия вещица?

— Я, Платон Сергеевич, снял её с шеи Савелия, когда вязал мерзавца.

— И вы столько времени молчали!

— Не намеренно, уверяю вас. Но я… Да подождите пять минут, не убегут ваши улики.

Боголюбова пришлось удерживать практически силой.

— Всё равно вам нужно готовить бумаги на осмотр и изъятие содержимого ячейки и еще кучу бюрократии разводить. Скажите лучше: вы можете проверить наличие на некоем предмете человеческой крови?

— Разумеется. Есть реактивы, есть специалисты.

— Тогда не сочтите за труд проверить вот эту безделушку.

Я достал из кармана футляр с колье.

— Разумеется. Сей же час… Никифоров!

Усатый полицейский из нижних чинов вытянулся перед начальственным столом.

— Отнеси в лабораторию к Порфирьеву, скажи, что я велел проверить факт наличия крови. И чтобы сегодня же!

И, оборотясь ко мне, добавил:

— Владимир Антонович, забегайте завтра в это же время, и вы получите полный отчет по своему вопросу. А сейчас извините: служба.

И он убежал прежде, чем я поднялся со стула.

На другой день я, как и было предложено, зашел к Боголюбову. Тот сиял, будто новенький червонец.

— Ну, Владимир Антонович! — закричал он, едва завидев меня входящим в двери кабинета. — Ну удружили! Вот они где у меня сейчас!

Он погрозил неведомым злодеям мясистым кулаком.

— Сколько дел, сколько дел мы получили возможность завершить! Дорогой вы мой человек, дайте я вас расцелую!

И прежде, чем я успел как-то отреагировать, подбежал ко мне, обнял и троекратно облобызал в обе щеки.

— Полноте, Платон Сергеевич, полноте — принялся я отбиваться. — В конце концов, я не румяная барышня.

— А-а! — махнул рукой Боголюбов. — ничегошеньки вы не понимаете. Сегодня у всей городской полиции праздник. Сам начальник управления готов был колесом пойти, когда увидел, что в той ячейке лежало. Теперь изловленные вами тати поют, что птички по весне. По всему Тамбову облавы идут, уж сколько душегубов переловили! И всё не по подозрению, а на основании твёрдых улик. Никакой Плевако не опровергнет такие доводы обвинения. По весне Тамбовских волков изловили, а нынче и прочую живность на каторгу сплавим. Глядишь, почище будет у нас в городе, поспокойнее. Это вы нынче слободской, вас эти нехристи не трогают, за своего почитают. А прочие обыватели страдают от этой швали преизрядно. Но теперь — шиш, не забалуешь! Всех отправлю под суд и далее в Сибирь, снег убирать. А снегу там, говорят, много.

— Эк вы разошлись, Платон Сергеевич! — улыбнулся я, — эк развоевались! А что по моему делу? Есть результаты?

— Есть, как не быть!

Боголюбов открыл ящик стола и вынул футляр с украшением и лист бумаги.

— Вот вам заключение эксперта. И, знаете, кровь на колье всё-таки была обнаружена. Много крови.

Старший инспектор вздохнул.

— Что вы теперь с этим делать намерены? — спросил он меня.

— Да ничего. Уж больно старая это история, и убийца, насколько я могу судить, вот уже два с лишним десятка лет в аду жарится.

Боголюбов наморщил лоб, вспоминая.

— Это не о князе ли Травине речь?

— О нем самом.

— Я, Владимир Антонович, знакомился с этим делом. Давно, едва только поступивши на службу в полицию. И была бы тогда вот эта улика, — он постучал пальцами по листку с заключением, — Травин бы лишением титула не отделался. Поехал бы куда-нибудь за Иркутск, искупать свои прегрешения исключительно физическим трудом. Но коль скоро от людского правосудия он уйти сумел, то от Божьей кары увернуться не смог. Как Травин титула лишился, так в короткое время начисто сошел с ума и помер страшной смертью. Была у него мельница. И понес его чёрт на самую верхотуру. Не знаю, как там дело было, но попал он в самые жернова. После мельница та зачахла: никто не хотел зерно с кровью молоть.

Я поднялся, прибрал и бумагу, и футляр.

— Ну что ж, спасибо вам, Платон Сергеевич, и за экспертизу, и за рассказ.

— Да что вы, Владимир Андреевич, это вам спасибо. Такое дело сделали! Такое дело!

Из полиции я отправился к Шнидту. Был у меня к нему интерес, да и о княжне Тенишевой рассказать хотелось.

Старик встретил меня восторженно.

— Владимир Антонович, мне удалось составить рецепт особого стекла. Вот, извольте взглянуть.

И протячнул мне гогглы со стеклами необычного зеленоватого оттенка.

— Для ночного зрения? — уточнил я, крутя в руках очки.

— Именно! Конечно, мелких деталей разглядеть не удается, но видно достаточно, чтобы без усилий различать предметы, людей и животных. Думаю, в таких очках вполне можно ездить ночью на мобиле, не боясь угодить в яму или сослепу на кого-нибудь налететь.

— Превосходно, Альфред Карлович, превосходно!

Я и в самом деле был восхищен. Надо же! Без сложной электроники, безо всяческих привычных мне наворотов создать прибор ночного видения!

— Я бы сходу заказал у вас две пары, себе и Клейсту. Мне для большой императорской гонки такие очки очень даже пригодятся. А если вы покажете свою новинку генералам, они её оторвут у вас вместе с руками. И заплатят столько, сколько вы скажете, без торга.