Охотник за головами - Тим Каррэн Страница 13

— Мак, он сказал... он сказал, что дьявол охотится за головами, оно охотилось за мной, ничего нельзя было поделать, колдовство слишком сильное, — проскулил Кай, грызя ногти, стёртые до мяса. — Что мне делать? Что мне делать? Что же мне делать?

— Кай, ты останешься со мной. Мы с тобой улетим отсюда. Вернёмся в Милуоки. Там оно не сможет нас достать, не сможет...

Он приложил палец к губам.

— Тихо, — в панике прошептал он. — Слушай...

Я прислушался. И на один безумный, невозможный миг мне показалось, что я что-то услышал в коридоре — что-то очень близкое и одновременно далёкое. Эхо звука: шуршащий, скользящий шорох. Потом он исчез. Я выглянул в коридор, но там ничего не было, только намёк на затхлость. Жаркий, влажный запах джунглей. Но вскоре исчез и он.

Я вернулся в комнату и запер дверь. Внутри было душно, в окно тянуло спёртым воздухом. Несмотря на пот, заливающий лоб, леденящий холод пробежал по моим голым рукам, змеёй взметнулся вдоль позвоночника. Я выглянул в окно. Полдень в Сайгоне — уличные торговцы и беспризорники, американские солдаты, машины и рикши, дерущиеся за каждый клочок пространства. Обычное дело. Шумно, суетливо, кишит как муравейник. Такие твари... такие твари, как охотник за головами, твердил я себе, не могут охотиться средь бела дня.

Но я знал, что ошибаюсь. Смертельно ошибаюсь.

— Сегодня утром, в пять часов, Мак, я проснулся. Все в доме проснулись, — произнёс Кай дрожащим от страха голосом. — Все двери в доме настежь, все окна вдребезги. Будто ураган пронёсся. Но это был не ураган. Я нашёл огромные грязные следы в коридоре, понимаешь? Они поднимались по лестнице, шли по коридору, остановились прямо перед моей комнатой. Везде была слизь. Вонючая, омерзительная. Оно охотится за мной, Мак. Может, сегодня ночью или завтра... я не знаю...

Потом он ушёл.

Он не остался. Сбежал, и я больше никогда его не видел. Живым. Через несколько дней ко мне пришли «белые мыши». Это сайгонская полиция. Они отвезли меня в дом, где Кай жил со своей матерью, тремя сёстрами, двумя братьями и дядей. Там было полно детей. Они все шарахались от меня. Тараторили что-то по-вьетнамски. Я видел наспех приколоченные доски, которыми были закрыты окна. Грязная дорожка вела вверх по лестнице, а дверь Кая была расколота прямо посередине — одна половина держалась на петлях, другая на замке. Внутри комната была разгромлена полностью. Мебель разбита вдребезги, ковры разодраны в клочья, кровать превращена в месиво, стены забрызганы кровью. Обезглавленное тело Кая было затолкано в шкаф, окно на улицу выбито. На стенах были глубокие борозды, обои свисали лохмотьями. Следы когтей. Копы сказали, что, похоже, здесь порезвился тигр, причём здоровенный, с громадными когтями.

Они задавали мне вопросы и хотели знать о врагах Кая.

Я ничего им не сказал.

Той ночью оно пришло за мной.

Я проснулся в четыре утра от кошмара, будто я оказался в самом пекле жестокой перестрелки между нашими и гуками. Пули проходили сквозь меня, но убивали всех вокруг. Это был тот тип сна, от которого у мозгоправов встаёт. Мои глаза распахнулись, и сознание пробудилось с почти электрической ясностью, и я понял, что я не один.

И я просто лежал и слушал.

Я различал какие-то звуки... что-то в коридоре или за окном, что-то хищное и умелое, невероятно умелое в искусстве тишины, что-то, способное двигаться беззвучно, но желающее, чтобы я его услышал. Я лежал, моё сердце колотилось как ритуальный барабан, губы были намертво сжаты, руки впились в матрас. За окном я слышал, как оно потёрлось о внешнюю стену с жутким шуршащим звуком, хотя я был на четвёртом этаже. Я увидел какую-то циклопическую, громадную тень, проплывшую по шторе. Потом оно оказалось в коридоре, и я мог слышать его дыхание — влажный, утробный звук, похожий на бульканье и клокотание глубоко в старых трубах. Раздался звук, будто ножи небрежно царапают деревянную отделку, но я знал, что это были не ножи. За моей дверью тварь остановилась, когти щёлкали и постукивали по латунной ручке, звук этого дыхания был как воющий ветер, эхом отдающийся в сточной трубе.

Я трясся, обливаясь холодным, затхлым потом, окутавшим меня едкой вонью страха. Я знал, что оно чует меня. Я зажмурил глаза и попытался вдавиться во влажный матрас. Ждал, понимаете, просто ждал, когда эта дверь разлетится как картонка... тогда охотник за головами будет стоять у моей кровати, его дыхание как трупный газ. Потом его когти окажутся у моего горла...

Но этого не случилось.

Не в тот раз, и я был полон решимости не дать ему второго шанса. Что мне нужно было сделать — это думать, шевелить мозгами и придумать, как убежать от него, или убить его, или и то, и другое.

Потому что рано или поздно, я знал, эта тварь бы меня достала.

11

Смерть Кая повлияла на меня так сильно, что я даже не могу это выразить.

К тому времени я повидал столько смертей, столько ужасных смертей, что, казалось бы, должен был уже очерстветь, разучиться чувствовать. Каждую ночь, стоило закрыть глаза, передо мной проходил парад мертвецов — солдаты, друзья, другие журналисты. Но потеря Кая ударила по мне особенно сильно. Он был таким добрым пацаном. Этот парень был готов на всё ради меня, он боготворил меня. Думаю, я и правда любил этого психованного маленького уличного крысёныша с его махинациями, делишками и бесконечными схемами, вечно что-то мутящего. Кай вырос в самом пекле войны, но его мозги были старательно прошиты старыми американскими фильмами — этакий вьетнамский Джордж Рафт или Джеймс Кэгни.

Я впал в депрессию.

Возможно, я уже был в ней, но стало ещё хуже. Я начал мотаться по Сайгону, нигде не задерживаясь. Выпивка и наркота стали моими постоянными спутниками, и мои редакторы начали угрожать, что отзовут меня, потому что мои статьи не приходили по телетайпу, и какого хрена я вообще там делаю? Они хотели, чтобы я вернулся домой. Но что меня ждало в Штатах, кроме бывшей жены и слишком многих поганых воспоминаний? Хотя, опять же,