Федор Сологуб - Стихи о вампирах (сборник) Страница 15

Гусар

Скребницей чистил он коня,А сам ворчал, сердясь не в меру:«Занес же вражий дух меняНа распроклятую квартеру!

Здесь человека берегут,Как на турецкой перестрелке,Насилу щей пустых дадут,А уж не думай о горелке.

Здесь на тебя как лютый зверьГлядит хозяин, а с хозяйкой…Небось не выманишь за дверьЕе ни честью, ни нагайкой.

То ль дело Киев! Что за край!Валятся сами в рот галушки,Вином хоть пару поддавай,А молодицы-молодушки!

Ей-ей, не жаль отдать душиЗа взгляд красотки чернобривой,Одним, одним не хороши…»– А чем же? расскажи, служивый.

Он стал крутить свой длинный усИ начал: «Молвить без обиды,Ты, хлопец, может быть, не трус,Да глуп, а мы видали виды.

Ну, слушай: около ДнепраСтоял наш полк; моя хозяйкаБыла пригожа и добра,А муж-то помер, замечай-ка.

Вот с ней и подружился я;Живем согласно, так что любо:Прибью – Марусенька мояСловечка не промолвит грубо;

Напьюсь – уложит, и самаОпохмелиться приготовит;Мигну бывало: Эй, кума! —Кума ни в чем не прекословит.

Кажись, о чем бы горевать?Живи в довольстве, безобидно!Да нет: я вздумал ревновать.Что делать? враг попутал, видно.

Зачем бы ей, стал думать я,Вставать до петухов? кто просит?Шалит Марусенька моя;Куда ее лукавый носит?

Я стал присматривать за ней.Раз я лежу, глаза прищуря,(А ночь была тюрьмы черней,И на дворе шумела буря).

И слышу: кумушка мояС печи тихохонько прыгнула,Слегка обшарила меня,Присела к печке, уголь вздула

И свечку тонкую зажгла,Да в уголок пошла со свечкой,Там с полки скляночку взялаИ, сев на веник перед печкой,

Разделась донага; потомИз склянки три раза хлебнула,И вдруг на венике верхомВзвилась в трубу и улизнула.

Эге! смекнул в минуту я:Кума-то, видно, басурманка!Постой, голубушка моя!..И с печки слез – и вижу: склянка.

Понюхал: кисло! что за дрянь!Плеснул я на пол: что за чудо?Прыгнул ухват, за ним лохань,И оба в печь. Я вижу: худо!

Гляжу: под лавкой дремлет кот;И на него я брызнул склянкой —Как фыркнет он! я: брысь!.. И вотИ он туда же за лоханкой.

Я ну кропить во все углыС плеча, во что уж ни попало;И всё: горшки, скамьи, столы,Марш! марш! всё в печку поскакало.

Кой черт! подумал я: теперьИ мы попробуем! и духомВсю склянку выпил; верь не верь —Но кверху вдруг взвился я пухом.

Стремглав лечу, лечу, лечу,Куда, не помню и не знаю;Лишь встречным звездочкам кричу;Правей!.. и наземь упадаю.

Гляжу: гора. На той гореКипят котлы; поют, играют,Свистят и в мерзостной игреЖида с лягушкою венчают.

Я плюнул и сказать хотел…И вдруг бежит моя Маруся:– Домой! кто звал тебя, пострел?Тебя съедят! – Но я, не струся:

– Домой? да! черта с два! почемМне знать дорогу? – Ах, он странный!Вот кочерга, садись верхомИ убирайся, окаянный.

– Чтоб я, я сел на кочергу,Гусар присяжный! Ах ты, дура!Или предался я врагу?Иль у тебя двойная шкура?

Коня! – На, дурень, вот и конь. —И точно: конь передо мною,Скребет копытом, весь огонь,Дугою шея, хвост трубою.

– Садись. – Вот сел я на коня,Ищу уздечки, – нет уздечки.Как взвился, как понес меня —И очутились мы у печки.

Гляжу: всё так же; сам же яСижу верхом, и подо мноюНе конь – а старая скамья:Вот что случается порою».

И стал крутить он длинный ус,Прибавя: «Молвить без обиды,Ты, хлопец, может быть, не трус.Да глуп, а мы видали виды».

Вурдалак

Трусоват был Ваня бедный:Раз он позднею порой,Весь в поту, от страха бледный,Чрез кладбище шел домой.

Бедный Ваня еле дышет,Спотыкаясь, чуть бредетПо могилам; вдруг он слышит,Кто-то кость, ворча, грызет.

Ваня стал; – шагнуть не может.Боже! думает бедняк,Это верно кости гложетКрасногубый вурдалак.

Горе! малый я не сильный;Съест упырь меня совсем,Если сам земли могильнойЯ с молитвою не съем.

Что же? вместо вурдалака —(Вы представьте Вани злость!)В темноте пред ним собакаНа могиле гложет кость.

К. Случевский

Статуя

П. В. Быкову

Над озером тихим и сонным,Прозрачен, игрив и певуч,Сливается с камней на камниХолодный, железистый ключ.

Над ним молодой гладиатор:Он ранен в тяжелом бою,Он силится брызнуть водоюВ глубокую рану свою.

Как только затеплятся звездыИ ночь величаво сойдет,Выходят на землю туманы, —Выходит русалка из вод.

И, к статуе грудь прижимая,Косою ей плечи обвив,Томится она и вздыхает,Глубокие очи закрыв.

И видят полночные звезды,Как просит она у негоОтвета, лобзанья и чувстваИ как обнимает его.

И видят полночные звездыИ шепчут двурогой луне,Как холоден к ней гладиаторВ своем заколдованном сне.

И долго два чудные телаБелеют над спящей водой…Лежит неподвижная полночь,Сверкая алмазной росой;

Сияет торжественно небо,На землю туманы ползут;И слышно, как мхи прорастают,Как сонные травы цветут…

Под утро уходит русалка,Печальна, бела и бледна,И, в сонные волны спускаясь,Глубоко вздыхает она…

Ф. Сологуб

* * *

Недотыкомка сераяВсё вокруг меня вьется да вертится, —То не лихо ль со мною очертитсяВо единый погибельный круг?

Недотыкомка сераяИстомила коварной улыбкою,Истомила присядкою зыбкою, —Помоги мне, таинственный друг!

Недотыкомку серуюОтгони ты волшебными чарами,Или наотмашь, что ли, ударами,Или словом заветным каким.

Недотыкомку серуюХоть со мной умертви ты, ехидную,Чтоб она хоть в тоску панихиднуюНе ругалась над прахом моим.

Чертовы качели

В тени косматой ели,Над шумною рекойКачает черт качелиМохнатою рукой.

Качает и смеется,Вперед, назад,Вперед, назад.Доска скрипит и гнется,О сук тяжелый третсяНатянутый канат.

Снует с протяжным скрипомШатучая доска,И черт хохочет с хрипом,Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,Вперед, назад,Вперед, назад,Хватаюсь и мотаюсь,И отвести стараюсьОт черта томный взгляд.

Над верхом темной елиХохочет голубой:– Попался на качели,Качайся, черт с тобой. —

В тени косматой елиВизжат, кружась гурьбой:– Попался на качели,Качайся, черт с тобой. —

Я знаю, черт не броситСтремительной доски,Пока меня не скоситГрозящий взмах руки,

Пока не перетрется,Крутяся, конопля,Пока не подвернетсяКо мне моя земля.

Взлечу я выше ели,И лбом о землю трах.Качай же, черт, качели,Все выше, выше… ах!

Дышу дыханьем ранних рос,Зарею ландышей невинных:Вдыхаю влажный запах длинныхРусалочьих волос, —

Отчетливо и тонкоЯ вижу каждый волосок;Я слышу звонкий голосокПогибшего ребенка.

Она стонала над водой,Когда её любовник бросил.Ее любовник молодойНа шею камень ей повесил.

Заслышав шорох в камышахЕго ладьи и скрип от весел,Она низверглась вся в слезах,А он еще был буйно весел.

И вот она передо мной,Все та же, но совсем другая.Над озаренной глубинойКачается нагая.

Рукою ветку захватив,Водою заревою плещет.Забыла темные путиВ сияньи утреннем, и блещет.

И я дышу дыханьем рос,Благоуханием невинным,И влажным запахом пустыннымРусалкиных волос.

Ведьме