Охотник за головами - Тим Каррэн Страница 16

брата за голову, срезала её когтями, острыми как лезвия кос. Хлынула кровь и... всё, довольно. Больше не могу об этом говорить. — Он тяжело вздохнул, уставившись в пустоту остекленевшим взглядом. — Меня нашли на следующий день — я блуждал по джунглям. Ничего об этом не помню. Был сильный жар. Впал в кому и очнулся уже во французском миссионерском госпитале. Рассказал свою историю священнику, потом отцу и старейшинам деревни. Помню их лица, помню, что они говорили: Ак куи ди сан дау — дьявол-охотник за головами. Кон куи тхау дау нгыой — дьявол-собиратель голов. В детстве я слышал об этом — просто страшилка, ничего больше. Но старейшины? Мой отец? Французский священник? Они отнеслись к этому с пугающей серьёзностью.

Чанг замолчал, собираясь с мыслями.

Куинн, похоже, был очень близок с этим парнем, раз тот рассказал такое совершенно чужому человеку. И думаю, если бы эта тварь не охотилась за мной, о чём я рассказал Чангу, он бы никогда не стал ворошить всю эту жуть. Ему было тяжело. Это читалось во всём. Я хлебнул своё во Вьетнаме, но я был сопляком и маменькиным сынком по сравнению с этим мужиком, который прожил в этой стране каждый чёртов день своей жизни. И именно поэтому я верил ему безоговорочно. Он выворачивал душу наизнанку, чтобы рассказать мне это, и для такого человека, как Чанг, это было чертовски непросто — раскрыться перед другим, особенно перед чужаком-круглоглазым, позволить увидеть своё горе, свои муки, своих демонов.

Он прикурил сигарету и выдохнул дым в мою сторону.

— Мой брат Лин был, наверное, лучшим человеком из всех, кого я знал. Я скорблю по нему каждый день. По тому, кем он был, и кем мог бы стать. И, наверное, по самому себе. Видите ли, с того дня, мистер Маккинни... Мак, верно? Мак, моя жизнь пошла под откос. Все эти годы я жил только местью, хотя знал — это бесполезно. Мне никогда не найти логово охотника за головами, потому что не мне это суждено. Вы понимаете?

Я покачал головой. Признался, что ничего не знаю и понимаю ещё меньше.

— Да, может быть, — сказал он, и горькая усмешка тронула его губы. — Только отмеченные могут найти его, как и он может найти их. Я верю, что человеку суждено стать его жертвой, и если уж суждено — охотник за головами найдёт тебя хоть на краю земли. Не спрячешься. Не сбежишь, потому что тропа всегда упрётся в тупик. Но как он может найти тебя, так и ты можешь найти его. А я? Нет, у него нет до меня дела, поэтому он навсегда останется неуловимой тенью, за которой я гоняюсь впустую.

Я допил остатки пива.

— Ради всего святого, Чанг, почему я? Что, чёрт возьми, я сделал? Кому перешёл дорогу?

Но он только покачал головой.

— Не знаю. И ты никогда не узнаешь.

После этого Чанг заговорил о другом. О своей службе в полиции, о том, что он был создан для этой работы и больше ни для чего. Что политические системы для него ничего не значат. Сегодня он работает на демократическую республику, а может, завтра — на коммунистов. Без разницы. Он был настоящим безжалостным сукиным сыном, и я бы не хотел оказаться у него на мушке. Но я знал, чёрт побери, знал, что где-то глубоко внутри него прячется маленький мальчик, который никогда не переставал страдать и тосковать по младшему брату. Будь он американцем, я бы, может, похлопал его по плечу, но он был азиатом. Он воспринял бы это как оскорбление, как намёк на то, что я считаю его слабым.

— Чанг, — сказал я с отчаянием. — Как мне убить эту тварь?

Он посмотрел на меня, и его глаза прожгли меня насквозь, как кислота.

— Я слышал только об одном способе, — сказал он. — Нужно отрубить ему голову.

13

Следующие несколько недель я не задерживался на одном месте.

Я обнаружил, что если провести где-то больше пары ночей, начинаешь слышать, как оно подбирается ближе в мёртвой ночной тишине. И я знал, чем именно оно занимается — выслеживает меня, ищет, принюхивается каждую ночь, пытаясь напасть на след. Когда солнце садилось, эта тварь поднималась, как чёрный ядовитый пар, из канализации, канав и тёмных углов, крадучись выискивала меня.

Поэтому я и перемещался с места на место. Из страны не уехал. Может, и стоило, но не смог — не отпускало чувство, что нужно что-то сделать, что я привязан к этому месту и, Господи помоги, просто не мог уехать. Потом один из моих информаторов поделился сведениями. Оказалось, что MACV — Командование по оказанию военной помощи Вьетнаму — всерьёз обеспокоено тем, что находят обезглавленные трупы солдат. Информатор сказал, что точных цифр у него нет, но за последний год — больше дюжины бойцов. В MACV решили, что это какая-то отмороженная, садистская группировка вьетконговцев или северян, а может, даже наёмники или бандиты. В любом случае, им это пришлось не по душе, и они собирались что-то предпринять.

Когда я узнал, что к делу подключилась Первая воздушно-кавалерийская дивизия, я понял, что должен в этом участвовать.

14

Когда видишь чёрно-жёлтую нашивку воздушной кавалерии, знаешь — грядёт серьёзное дело. Знаешь, что готовится крупная операция. Эти ребята были хороши, возможно, лучшее пехотное подразделение во Вьетнаме. Когда они появлялись на сцене, счёт трупов взлетал до небес, а северовьетнамской армии приходилось несладко. Эти парни не раз выручали морпехов, и когда ты был с ними, ты понимал, что видишь элитный отряд настоящих пожирателей свинца. В отличие от морпехов, бессмысленно терявших людей, у Кавалерии было толковое, нестандартно мыслящее командование, и они обычно выполняли задачу без лишних потерь. Пока морпехи бросались на врага, пытаясь утопить его в собственных телах, Кавалерия хватала его прямо за горло.

Человек, которого я искал, был полковником воздушной кавалерии по имени Фрэнк Талливер. Старой закалки служака, но с тем безумным, нестандартным мышлением, на котором держалась вся воздушная кавалерия. Высокий, худой, с жёсткими седыми волосами, любитель крепкого словца, с лицом, будто высеченным из кремня. Взглянешь на него — и сразу ясно: перед тобой солдат.

Он и не мог