Петр Катериничев - Корсар. Наваждение Страница 21

– Итак, вы, господин Савельев, догадались, с кем будете говорить. Может быть, вы уже знаете о чем?

– О да. «Всех же дней жизни Мафусаила было девятьсот шестьдесят девять лет; и он умер». Вам – восемьдесят девять. И вы – хотите жить.

– Да. За столько лет – привык как-то.

– И сколько вам нужно еще?

– А сколько вы можете… предложить?

– Девятьсот не обещаю – поизносили вы организм, господин Джезинский… Но за шестьсот – семьсот лет, пожалуй, поручусь. Естественно, если исключить насильственную смерть. Но это – уже ваша проблема.

– Это – вообще не проблема.

Лицо Джезинского закаменело, он молчал минуту-другую.

– Скажите, господин Савельев, а среди ваших клиентов были такие, что умерли… в своей постели… после семисот или восьмисот лет жизни?

– Не знаю, – совершенно равнодушно отозвался Савельев. – Мне и двухсот-то нет!

Джезинский замер, глотнул из маленькой чашечки, спросил тихо:

– И что вы за это хотите?

– Господин Джезинский, мне – торговаться с урожденным польским евреем, столпом американской демократии и одним из теневых князей мира сего… прямо сейчас?

– Я спросил – что.

– Решим по ходу дела. Семьсот лет, знаете ли, срок достаточный.

Джезинский прикрыл веки, кивнул:

– Согласен. Но… вы ведь… не вполне владеете… технологией, нет?

– Что вы имеете в виду?

– Вот этого господина.

Джезинский бросил на стол черно-белое фото. На нем американский миллиардер Арнольд Хаммер и председатель Совнаркома Владимир Ильич Ленин сидели рядом за столиком и синхронно улыбались в объектив…

– Арнольд Хаммер был первым из представителей американских деловых кругов, решившим начать бизнес с Советской Россией. Ну а Ленин… и «теперь живее всех живых», – не удержавшись, хохотнул Савельев.

– Меня интересует третий. Это – он?

В глубине фото нечетко вырисовывалось лицо человека с короткой бородкой и длинными, гладко зачесанными назад волосами.

Лицо Савельева замкнулось, закаменело.

– Да.

– Здесь ему на вид лет около шестидесяти. Как он выглядит теперь?

– Так же.

– Как его настоящее имя?

– О…

– Я имел в виду – его теперешнее имя…

– Для вас это будет избыточное знание, господин Джезинский.

– Даже так?

Пауза застыла, как остановленное время. Лицо Джезинского, казалось, сделалось маской. Тишину нарушало только едва слышное гудение кондиционера.

– Я знаю об этом мире столько, господин Савельев, – тихо прошелестел магнат, – что вам и не снилось…

– Сны… Порой мне кажется, что сны – это и есть истинная жизнь, а жизнь так называемая реальная – лишь прелюдия к ним…

– Да вы – поэт… – с легкой иронией заметил американец.

– «От многие знания многие печали, и, умножая познания, умножаем скорбь…»

– Не нужно мне цитировать Экклезиаста. У нас деловой разговор. Как я понимаю, этого господина, – Джезинский кивнул на третьего на фото, – уговорить не удастся.

– Вы правильно понимаете.

– Итак, что вам нужно сейчас, для быстрого получения… технологии? Вы поняли меня, доктор Савельев?

– Да. Для начала – чашку чаю, пожалуйста.

Джезинский нажал невидимую кнопку. И – снова замер, прикрыв веки… Спросил вдруг:

– Я вот подумал… Вы называете сроки в шестьсот – семьсот лет, и вам нет смысла лгать мне…

– Все это правда.

– Неужели за… столько лет… никто не… догадался?

– Случалось. Но… одним мы делали предложение, которое невозможно было отклонить, а другие… Долго они и раньше не жили, и теперь… Все как-то скоропостижно…

– Разумно. – Слова эти прошелестели по комнате, как ссохшийся пергамент.

Вошла девушка в наколке и фартучке, катя перед собой сервировочный столик.

– Вам чай с сахаром? – вежливо осведомилась она у Савельева.

– С медом. – Русский снял очки, помассировал прикрытые веки, посмотрел на девушку, растянув губы в улыбке с холодным взглядом льдистых глаз в красных ободках слегка воспаленных век: – Продрог.

Глава 11

…Солнце скрылось в тучах, по сводчатому пространству ресторанчика загулял прохладный сквознячок… А Корсару – представлялась зима. Вернее, длинное белое пространство, и одинокий путник брел через него по тропке вверх, к огням жилого строения, откуда веяло дымком и теплом… И отчего-то знал, что там и самовар гудит в жарко натопленной горнице, и огонь весело резвится в печурке, и пахнет травами и медом… И путник шел, преодолевая секущую поземку, неспешно, в такт шагам, повторяя и повторяя невесть откуда берущиеся странные строки…

Я, наверно, опять эту зиму забуду,Как забыл триста зим и три тысячи лет,И вернусь в свое лето почти ниоткуда,Безупречен, как бог, и внезапен, как бред,

И пойду по песку к кромке волн океана,И пойду по воде – в предрассветную тишь,И барахтаться будет счастливо и рьяноВ полусонной волне полусонный малыш,

И потом – встанет солнце, играя и грея,Пробираясь сквозь волны до самого дна,И пойдут корабли к берегам Эритреи,Где земля и вода от закатов красна.

И поверю, что сбудется вечное чудо —Снова солнце раскрасит туманный рассвет…Ну а зиму, наверное, снова забуду,Как забыл триста зим и три тысячи лет.[17]

Корсар отчего-то прочел это стихотворение вслух. Они по-прежнему сидели с Ольгой Беловой в том же ресторанчике.

– Забавный стих… – задумчиво проговорила Ольга. – Откуда это?

– Не знаю. Вспомнилось отчего-то сейчас.

– Итак, теперь я начну спрашивать, господин Корсар?

– Ольга, а вам… не страшно?

– Страшно? Страшно было на Цейлоне, заложницей у «Тигров освобождения». Да и то – не очень. А с вами, я думаю, будет интересно. Когда вокруг свистят пули, материал обещает стать сенсацией.

– Если доживете до публикации…

– Я постараюсь. Обычно у меня – получается.

– The Daily Majestic это все интересует?

– Я же говорила – работаю со многими информационными агентствами. И за сенсацию можно получить весомый гонорар.

– Настолько, что вы готовы рисковать?

– Да. К тому же я – журналист.

– «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»

– А дело – тем более.

– И это – обязывает?

– Нет. Просто – нравится. А что у вас с глазами, Корсар?..

– Соринка попала…

– Это когда за вами гнались двое с пистолетами? Или – раньше?

– Оля, вы точно хотите все это знать? Такое впечатление, что я – как заразный… И Сашка Буров, возможно, погиб из-за меня…

– Погиб?! Это тот, который вчера…