Энн Райс - Талтос Страница 24

Они глядели друг на друга

— Очень хорошо, — кивнул Эш. — Конечно, я больше не буду просить вас об этом. Но полюбить очень сильную ведьму крайне опасно. Вы знаете это, не так ли?

Юрий не ответил. В один миг он понял все: что Эрон погиб, что Моне скоро могут причинить вред, что почти всех, кого он когда-то любил или кем дорожил, у него уже отняли. У него оставалась лишь робкая надежда на счастье, или удовлетворение, или радость, но он был слишком слаб, утомлен и ранен, чтобы обдумывать свои действия дальше. Ему придется оставаться в кровати в соседней комнате, которую он не осмеливался даже осмотреть. Это будет первая кровать, которую он увидел за все время с того момента, когда его пронзила пуля. Он знал, что никогда, никогда в жизни не покажет фотографию Моны этому существу, стоявшему рядом, глядевшему на него с обманчивой мягкостью и лжевозвышенным терпением. Он знал, что он, Юрий, может упасть там, где стоит.

— Проходи, Юрий, — сказал. Сэмюэль с грубоватой нежностью, подходя к нему своей обычной раскачивающейся походкой. Толстая шишковатая ладонь протянулась к его руке. — Я хочу, чтобы ты сейчас лег в постель, Юрий. Поспи. Мы вернемся сюда с горячим ужином, когда ты проснешься.

Он позволил провести себя в направлении двери. Но все же что-то остановило его, побуждая к сопротивлению маленькому человечку, обладавшему силой не меньшей, чем у любого взрослого мужчины нормального роста. Обернувшись, Юрий увидел перед собой высокого, стоявшего у каминной полки.

Затем он оказался в спальне и, к своему удивлению, обнаружил, что в полубессознательном состоянии лежит на кровати. Маленький человечек стягивал с него ботинки.

— Простите меня, — сказал Юрий.

— Не стоит беспокоиться, — ответил маленький человек. — Тебя укрыть одеялом?

— Нет. Здесь тепло и спокойно.

Он услышал, как дверь за карликом затворилась, но глаз не открыл. Он уже соскальзывал в бездну, прочь от всего, но на грани засыпания его подхватила реальность происходящего, и от ужаса он очнулся. Он видел Мону, сидевшую на краю ее кровати и призывавшую его приблизиться к ней. Волосы у нее между ног были рыжими, но темнее волос на голове.

Он открыл глаза. На миг ему показалось, что его окружала полная тьма, и его встревожило отсутствие света, который здесь должен был быть. Затем постепенно он осознал, что рядом стоит Эш и смотрит на него сверху. Испытывая инстинктивный страх и отвращение, Юрий лежал неподвижно, устремив взгляд на длинное шерстяное пальто Эша.

— Я не заберу фотографию, пока вы спите, — сказал Эш шепотом. — Не беспокойтесь. Я пришел сказать вам, что должен вечером уехать на север и побывать в долине. Я вернусь завтра и должен найти вас здесь, когда приеду.

— Я оказался не столь умен, не так ли? — спросил Юрий. — Показывать вам ее фотографию было глупо.

Он все еще пристально вглядывался в черную шерсть. Затем, прямо перед своим лицом он увидел пальцы правой руки Эша. Медленно он повернулся и посмотрел вверх, и близость большого лица этого человека ужаснула его, но он не произнес ни звука. Он просто уставился в его глаза, смотревшие на него с безжизненным любопытством, затем поглядел на чувственный рот.

— Я думаю, что сейчас схожу с ума, — сказал Юрий.

— Нет, ничего подобного не происходит, — возразил Эш, — но теперь вы должны быть умнее. Спите. Не опасайтесь меня. И оставайтесь здесь в безопасности с Сэмюэлем до моего возвращения.

4

Морг, маленький и грязный, состоял из четырех комнатушек со старым белым кафелем на полу и стенах, с ржавыми стоками и скрипящими железными столами.

«Только в Новом Орлеане можно увидеть такое, — подумала она. Только здесь могут позволить тринадцатилетней девочке подойти к телу, увидеть все это и заплакать».

— Выйди отсюда, Мона, — сказала она. Позволь мне осмотреть Эрона

Ноги ее тряслись, а руки еще более. Происходило нечто похожее на старую шутку: вы трясетесь, вас скручивает, и кто-то спрашивает: «А чем вы зарабатываете себе на жизнь?» — а вы отвечаете: «Я не-не-нейрохи-рург!».

Она постаралась сдержать дрожь в руках и подняла окровавленную простыню. Машина не повредила его лицо, несомненно, это был Эрон.

Здесь не место воздавать ему почести, вспоминать о его постоянной доброте и тщетных попытках помочь ей. Достаточно одного воспоминания, которое затенит грязь, вонь и кошмар, в котором оказалось это когда-то достойное тело, превратившееся теперь в бесформенную кучу на испачканном столе.

Эрон Лайтнер на похоронах ее матери. Эрон Лайтнер берет ее за руку, чтобы провести сквозь толпу совершенно посторонних людей, приходящихся ей родственниками, и приблизиться к гробу матери. Эрон, знающий точно, что именно хочет сделать Роуан и что она должна сделать: взглянуть на превосходно нарумяненное и надушенное тело Дейрдре Мэйфейр.

Ни одно косметическое средство не коснулось этого человека, лежащего здесь за пределами узнавания и в атмосфере глубокого безразличия; его белые волосы, сверкающие, как всегда, — символ мудрости и необыкновенной жизнеспособности; глаза не закрыты — совершенно мертвые. Его расслабленный рот теперь, возможно, кажется более знакомым и естественным — свидетельство жизни, прожитой с поразительно малой горечью, яростью или мрачностью.

Она положила руку ему на лоб и слегка сдвинула голову на одну сторону, а затем — обратно. Она определила время смерти — менее двух часов назад.

Грудная клетка проломлена. Кровью пропитались рубашка и пальто. Несомненно, легкие мгновенно опали, и даже до этого сердце могло разорваться.

Она нежно прикоснулась к его губам, пытаясь раздвинуть их (будто была его возлюбленной и, дразня, готовилась поцеловать, подумалось ей). Ее глаза увлажнились, а чувство скорби внезапно оказалось столь глубоким, что в памяти ожил запах похорон Дейрдре, наполненный ароматами белых цветов. Его рот был заполнен кровью.

Она посмотрела ему в глаза, уже не отвечавшие на ее взор. Понимаю тебя, люблю тебя! Она склонилась ниже. Да, он умер мгновенно. Он умер от разрыва сердца, но не мозга. Она провела рукой по его векам, чтобы закрыть глаза, и задержала пальцы.

Кто в этом жутком остроге смог бы произвести приличное вскрытие? Стоит только взглянуть на эти пятна на стене.

Она подняла простыню повыше и затем сорвала ее, неуклюже и нетерпеливо, она и сама не могла бы объяснить почему. Правая нога была раздроблена Очевидно, нижняя часть ноги со ступней была оторвана и впоследствии положена обратно в шерстяную штанину. На правой руке осталось только три пальца. Два других были отрезаны. Кто-нибудь пытался подобрать пальцы?

Послышался скрежещущий звук. Это полицейский-китаец вошел в комнату, его грязные сапоги производили жуткий шум.

— Все в порядке, доктор?

— Да, — ответила она. Я уже почти закончила. Она перешла на другую сторону стола Положила руку на голову Эрона, на его шею и стояла тихо, думая, слушая, предаваясь воспоминаниям

Это был несчастный случай с машиной, примитивный и дикий. Если он и страдал, то это не наложило на него никакого отпечатка… Если он и боролся, чтобы избежать гибели, это тоже останется неизвестным навеки. Беатрис видела, как он пытался увернуться от машины, или так она думает. Мэри-Джейн говорила, что он пытался избежать наезда. И просто не смог.

Наконец она натянула простыню снова. Ей хотелось вымыть руки, но где можно было это сделать? Она подошла к раковине, повернула древний кран и подставила пальцы под струю. Затем завернула кран и опустила руки в карманы хлопчатобумажного халата, после чего прошла мимо полицейского в маленькую переднюю с ящиками для невостребованных трупов.

Там был Майкл: сигарета в руке, воротник расстегнут — он выглядел совершенно разбитым от скорби и бремени утешений.

— Хочешь увидеть его? — спросила она. Ее горло еще болело, но это теперь не имело никакого значения. — Его лицо в полном порядке. На все остальное лучше не смотреть.

— Мне кажется, что нет, — сказал Майкл. — Я никогда не бывал в подобном положении прежде. Если ты говоришь, он мертв и его сбила машина, мне нечего больше знать. Я не хочу его видеть.

— Понимаю.

— От этих запахов меня тошнит. Мону вырвало.

— Было время, когда мне приходилось привыкать к этому, — сказала она.

Он подвинулся к ней ближе, собрал волосы на ее шее в свою большую, грубую ладонь и неуклюже поцеловал ее, совершенно не похоже на милый, извиняющийся поцелуй, какими он целовал ее в течение недель молчания. Он весь дрожал, она открыла губы и ответила на его поцелуй, сжимая его в объятиях, — или, по меньшей мере, пытаясь это сделать.

— Я должен уйти отсюда, — сказал он.

Она сделала только шаг к нему и заглянула в другую комнату, на кровавую груду. Китаец-полицейский расправил простыню — из уважения, быть может, или для порядка.

Майкл уставился на ящики вдоль противоположной стены. Тела, находившиеся внутри, испускали невыносимый запах. Она оглянулась. Там был один ящик, частично открытый, так как его нельзя было закрыть полностью, как она убедилась. Она увидела внутри два тела; темная голова одного из них смотрела вверх, на заплесневевшие розовые ноги другого, располагавшиеся прямо поверх головы первого. Но ужас состоял не в этом (зеленая плесень была и на их головах) — они уже были неотделимы. Невостребованные тела в интимном объятии, словно любовники.