Покой - Джин Родман Вулф Страница 24

Оливия и мистер Макафи несколько недель собирали эти слухи, часто встречались, чтобы обменяться новостями и обсудить наилучшие способы знакомства с миссис Лорн. За это время я медленно осознал истину – смутную, как и все проблемы взрослых в восприятии детей, – а точнее, невысказанный и нерешенный вопрос, повисший между мистером Макафи и моей тетей. Должны ли они торговаться друг с другом? Или ему, как джентльмену, надлежит уступить и позволить ей купить яйцо по уместной цене? А может, она, с подобающей леди скромностью, обязана сдать поле боя тому, кто (в отличие от нее) поднаторел в вопросах торговли?

Когда наступали летние сумерки, они сидели в кресле-качалке на крыльце тетиного дома, разделенные парой футов пустоты, говорили о китайском яйце (тетя убедила себя, что на самом деле оно одно из пары, а второе должно демонстрировать Вознесение Господне, и послала соответствующий запрос в какой-то из музеев Нью-Йорка), и сомнение повисло в воздухе между ними, словно призрак. Они соперники? Они союзники?

Так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером Элеонора Болд не нанесла моей тете поздний визит, приехав примерно через пять минут после ухода мистера Макафи. То, что мисс Болд – она же, как ни крути, приходилась сестрой Барбары Блэк – нанесла визит тете Оливии, невзирая на мое присутствие в доме, стало для меня немалым сюрпризом; сейчас-то я понимаю дилемму, которую несчастный случай и последующая смерть Бобби поставили перед Блэками – и, конечно, в меньшей степени перед Элеонорой и ее отцом, судьей. Если бы они не питали злобы ко мне и моей семье, весь город счел бы это неестественным и принялся судачить не в их пользу. С другой стороны, мне тогда исполнилось всего пять лет, и свидетельницами инцидента были как тетя Оливия, так и сама Элеонора, а также мать Бобби. Разорвать социальные связи решительно и невозвратимо, навеки, казалось поступком злобным, «нехристианским» – демонстрацией неумения прощать. Сам несчастный случай произошел четыре года назад, и к тому дню, когда Элеонора приехала навестить мою тетю, Бобби покоился в могиле по меньшей мере четыре месяца.

Так или иначе, Элеонора и тетя Оливия всегда крепко дружили – возможно, отчасти потому, что их приятная внешность (они были поразительно привлекательными женщинами) так дополняла друг друга; и еще из-за схожего темперамента, поскольку Элеонора, хотя и была на несколько лет моложе моей тети, да к тому же вела хозяйство от имени своего отца, отличалась чистосердечием в лучших традициях любимого писателя судьи Болда – не в последнюю очередь ввиду восхищения Оливией Вир как таковой и особенно ее независимостью.

Я, разумеется, ни о чем таком не думал, пока крался вниз и прятался в нише, откуда было легко подслушать разговор в гостиной. Со своего места у окна спальни я наблюдал, как мисс Болд приближается по дорожке, и предположил, что мне светит по меньшей мере арест, а тете – конфискация жилища. Любое известие было лучше ужасного неведения, и я приготовился услышать худшее.

Около десяти минут ушло на обычные женские приветствия, расспросы о друзьях и родственниках (хотя сейчас о некоторых персонах дипломатично умолчали), восхваление наряда подруги и критику собственного.

– У меня… – наконец проговорила мисс Болд, – есть для тебя сюрприз.

Я не мог ее видеть, но уверен, что в этот момент она наклонилась вперед, чтобы коснуться колена Оливии.

– Ты спрашивала Софи Сингер, не знает ли она Эм Лорн, жену священника из методистской общины Испытанной веры, что в Милтоне.

Тетя, должно быть, кивнула.

– Ну, Софи с ней не знакома… в отличие от меня. В субботу я побывала на июльском пикнике, который устраивает эта община.

– Элеонора, не может быть!

– Да, все так и есть. Софи упомянула о разговоре с тобой, и я сделала зарубку на память – ну, ты знаешь, как это бывает. А потом Дик Портер спросил, не хочу ли я пойти на пикник, потому что он-то обязан. Из-за матери. Я знаю, он думал, что я откажусь – я ненавижу церковные собрания и к тому же никого там не знаю, – поэтому, когда я сказала, что пойду с удовольствием, он чуть в обморок не упал, и теперь думает, что я в него влюблена.

– Элеонора, ты шалунья! Как же я скучала по тебе этим летом.

– Итак, мы отправились на пикник, и все оказалось именно так ужасно, как я ожидала, а то и хуже. Гости пили лимонад и играли в подковы, Дик подбирал мои – каждый раз, благослови его господь, – и вытирал носовым платком; так или иначе, там была Эм Лорн, и прошу заметить, я с ней была весьма очаровательна и чрезвычайно мила. К тому моменту, когда комары прогнали нас прочь – комары все до единого баптисты, – я так ее накрутила, что она наверняка всю ночь не спала, мечтая о том, как бы поскорее показать вам с мистером Макафи эту штуковину.

– Она знает, зачем мы хотим прийти?

– Да, и она готова продать китайское яйцо, если ей предложат хорошую цену. Перед тем как Дик Портер повез меня домой, мы уже обсуждали, что она сможет купить на вырученные деньги.

Последовала пауза; затем я услышал, как тетя спросила:

– И что именно?

– О, много чего; швейную машинку, помимо прочего. Она хочет новую – много шьет для миссионеров.

– Элеонора!

– Но я еще не сказала самого главного: тебе не придется платить; мистер Макафи купит китайское яйцо и подарит тебе на день рождения. Он так сказал.

– И ты сама это слышала?

– Он иногда приходит к нам с папулей в гости, знаешь ли. Поужинать, поиграть с папулей в шахматы и поболтать о Диккенсе и Энтони Троллопе. В последний раз за ужином – помню, Клара только что подала сладкий картофель – он упомянул яйцо, и мой отец сказал: «О да, знаменитое яйцо; Элеонора слышала о нем от Софи Сингер», и он – я имею в виду мистера Макафи – посмотрел прямо на меня и заявил, что собирается купить его и подарить Оливии Вир. На твой день рождения.

Еще одна пауза. Затем:

– Пожалуйста, скажи мистеру Макафи… я имею в виду… ну, понимаешь…

– Просто намекнуть, – услужливо подсказала Элеонора.

– Да, верно. Просто намекни, что я хочу яйцо на его день рождения.

– Ви! Ты же не всерьез.

– Скажи ему. Когда он заявил, что хочет добыть яйцо для меня?

– Я