Дмитрий Суслин - Дом на окраине Страница 25

– Ну, папа! – воскликнула Аня. – Дело совсем не в этом.

– А в чем же?

– Этот дом, он нехороший! – выдохнула старшая дочь. – Очень нехороший. Нам здесь не нравится.

Папа так и сел. Мама тоже прекратилась возиться с ужином и смотрела на дочерей с еще большим, чем у отца удивлением. А девочки заговорили наперебой:

– Здесь снятся нехорошие сны!

– Потому что раньше жила ведьма!

– Да, да. Об этом все знают! Вся деревня.

– И люди пропадали! Во время войны.

– Это нам дядя Архип рассказал.

– А еще утром был сарай, там были куклы. Очень красивые. А вечером, мы пошли, а сарая уже нет.

Папа слушал их, слушал, а потом схватился за голову:

– Вы думаете, я хоть что-нибудь понял из всего того, что вы тут наговорили?

Аня и Маша замолчали.

– Ты нам не веришь? – спросила Аня и умоляюще посмотрела на отца.

– Что значит, не верю? Как можно верить, если вообще ничего не понимаешь.

Тогда девочки стали рассказывать ему все по порядку. С самого начала, про все свои сны, про Дениску и дядю Архипа, пока не дошли до того момента, как они утром нашли в огороде сарай с куклами, который сейчас куда-то пропал.

– Да не было там никакого сарая, – воскликнул папа в этот момент. – Я же раза три осматривал огород. Не было так сарая. Не было. И никакой черной свиньи я тоже не видел. Это у вас разыгралось воображение. Наверно от свежего воздуха.

Но тут вмешалась мама. Весь разговор она слушала молча, очень внимательно и не разу не перебила.

– Погоди, – остановила она папу, – погоди. А ведь я тоже видела сегодня ночью сон.

Тут настала пора удивляться девочкам.

– Ты? Ты тоже видела сон?!!

– Да, – задумчиво сказала мама. – Сон. Очень странный сон. И кстати, во сне я видела кукол. Очень красивых кукол.

– Ты ничего не путаешь? – спросил папа, подозрительно глядя на маму.

– Нет. Сначала я видела наш дом, а вокруг него ходили какие-то люди. С детьми. И они заходили в дом, а потом исчезали, а вместо них появлялись куклы. Много кукол. И все очень красивые. И мы тоже пошли в дом. И ты, Коля, и вы девочки тоже. И вдруг всех вас не стало. А в углу появились новые куклы. Похожие на вас. И я плакала, и ничего не могла сделать.

Муж и дочери слушали ее, затаив дыхание. У мамы было такое странное и печальное лицо. Глядя на нее, девочкам вдруг тоже захотелось плакать.

– И что же, – шепотом, глотая подступавшие к горлу слезы, спросила Маша, – потом ты тоже стала куклой?

Мама посмотрела на нее.

– Что? – переспросила она и вздрогнула.

Маша повторила свой вопрос.

– Нет. Я не стала куклой, – мама огляделась по сторонам. – Я встретила женщину, которая превращала людей в куклы и ударила ее топором по голове, после чего разрушила весь дом и вывела вас на улицу. Так что это был хороший сон.

– Белиберда какая-то, – пробормотал папа.

От всех этих рассказов всем стало как-то не по себе. Жутко.

– Пожалуй, нам и в самом деле лучше всего уехать отсюда, – сказала вдруг мама.

– Да что вы сговорились что ли? – возмущенно воскликнул папа. – Куда мы сейчас поедем? Машина не заводится. Дорога раскисла под дождем. До трассы сейчас только на тракторе можно добраться. Да и ночь уже. Как вы это себе представляете?

– Давай пойдем пешком! – жалобно глядя на отца, чуть ли не простонала Маша. – Мне здесь страшно.

– Но ведь дождь за окном!

– Ну и пусть!

И все трое они начали уговаривать папу покинуть дом.

– Бред какой-то! – он пытался отбиться от них. – Вы даже сами не понимаете, что говорите. Успокойтесь. Давайте включим телевизор, посмотрим «Разочарованных и отчаявшихся» и успокоимся. Мыльная опера – лучшее лекарство против страха.

Он быстро взял со стола пульт и включил телевизор. Но никаких «Разочарованных и отчаявшихся» на экране не было. Все та же бесконечная синева и молчание.

– Да что же это за безобразие? – возмутился папа. – Неужели антенну ветром сбило?

Но тут вдруг на экране появилось изображение, и пробился звук. Только это был не бразильский сериал. Вместо дона Родригеса и Клотильды во весь экран торчала голова какого-то неприятного кудрявого дядьки в круглых очках, который что-то испуганно бормотал дрожащими толстыми губами. Карпухины прислушались, и до них долетели бессвязные слова:

– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!

– Что такое? – воскликнул папа. – Это же Петькин! Ну да, точно, Петькин.

– Какой еще Петькин? – спросила мама.

– Ну, нотариус, который мне завещание открывал и вводил в наследство. Да точно, это он. Интересно, как он тут оказался.

– Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! – как заведенный бормотал все те же слова Петькин. – Я не хочу, я не буду! Не надо! Пожалуйста, не надо! Пустите меня!

И вдруг его лицо стало меняться. Оно почему-то раздулось, как резиновый шар, затем оцепенело и начало уменьшаться. Оно уменьшалось до тех пор, пока не стало каким-то маленьким и кукольным. Тут вдруг до всех дошло, что случилось. Петькин прямо на их глазах превратился в куклу. Симпатичный толстенький фарфоровый мальчуган с большими стеклянными глазами, в которых все еще оставался испуг, неподвижно смотрел с экрана телевизора.

Вдруг что-то затрещало, защелкало, звякнуло, и из часов на простенке, вновь, как в самый первый их день здесь, вылезла кукушка. Но куковать в этот раз она не стала. Что-то в ней захрипело, заскрежетало, щелкнуло, и кукушка свалилась на бок, и так и осталась висеть, безвольная и жалкая. А на часах стрелки уже показывали двенадцать часов.

Затем громко, так что все вздрогнули, щелкнул телевизор, и экран погас. Неприятно запахло паленой проводкой.

Карпухины волей неволей придвинулись друг к другу.

– Что это? – тихо спросила Аня.

– Кажется, начинается, – тихо ответила мама.

– Я боюсь! – пискнула Маша.

– Проклятье, – выругался папа, – что все это значит?

Все четверо разговаривали очень тихо, словно боялись кого-то разбудить. Затем они снова замолчали, и сразу же раздался новый громкий щелчок. Семейство опять вздрогнуло. Никто сразу не понял, что это за щелчок, и откуда он раздается. И вдруг Маша показала пальцем на фонограф:

– Смотрите! Это оттуда!

Старинный прибор щелкнул еще раз, и вдруг все увидели, как что-то в нем тихо заскрипело и закрутилось. Рычажок с толстой острой иголкой сам собой опустился на свинцовый валик и мягко зашуршал. Из трубки послышалось шипение.

Карпухины, как зачарованные смотрели на фонограф и не могли сдвинуться с места. Их ноги словно приковало к полу.