Дин Кунц - Безжалостный Страница 26

Электрический привод ворот приводился в действие нажатием кнопки на брелке-пульте дистанционного управления, который висел на кольце с ключами. Пенни поставила «Эксплорер» в единственную свободную ячейку, среди трех пикапов, полностью восстановленных классических моделей. Коллекция Марти уже не помещалась в гараже его собственного дома.

Из всех чемоданов, уложенных в багажное отделение «Эксплорера», мы взяли с собой только две сумки с самым необходимым для меня и Пенни и большой чемодан на колесиках. Майло настоял, что без него он никак не сможет обойтись.

Знала Пенни и код, отключающий охранную сигнализацию.

В доме Лесси первым делом пробежалась по всем комнатам, как и любая собака, попавшая в новое место.

Занимал дом двойной участок, и та стена, что выходила на бухту, представляла собой три огромных, от пола до потолка, окна. Частный пирс вел к швартовочной площадке, у которой могла разместиться как минимум шестидесятифутовая яхта.

Открывающийся из окна вид завораживал. Прогулочные яхты и катера всех размеров скользили по воде, пусть их было меньше, чем в солнечный день.

Огромная белая яхта с длиной корпуса в сто двадцать футов направлялась в Тихий океан, вызывая у меня зависть. Нет, завидовал я не богатству владельцев, а беззаботному существованию и свободе, которые предлагали им морские просторы. Не вызывало сомнений, что уж за ними-то не гоняется психопат в галстуке-бабочке или лунатик, отдающий предпочтение каким-то другим галстукам.

Поскольку пустые комнаты отталкивают, в «Бальбоаском провале» поработал профессиональный дизайнер. Покупателей это не привлекло, но уютом этот дом не уступал нашему.

После того, как Пенни, Майло и Лесси обосновались в доме, я их покинул, чтобы обналичить чек и купить одноразовый мобильник. Нам также требовалась еда и прохладительные напитки, чтобы перекантоваться хотя бы пару дней.

Конечно же, мне очень не хотелось оставлять их одних. Но Пенни убедила меня, что Ваксс никоим образом не мог узнать, куда мы поехали.

Бейсболка в достаточной степени меняет внешность, если речь идет о быстром походе по магазинам. Авторы бестселлеров не столь узнаваемы, как киноактеры. Моя самая запоминающаяся черта – волосы. В статьях обо мне добрые журналисты пишут, что они «буйные», а бойкие на язык называют их «вороньим гнездом» или «убедительным аргументом в пользу бритья головы». То есть шапка прибавляла мне анонимности.

Из дома я выехал на одном из классических пикапов Марти, «Форде» модели 1933 года с восьмицилиндровым двигателем, бирюзовом, с ярко-желтыми колесами. Если бы я не волновался о том, что моих жену и сына могут убить, то радовался бы завистливо-восхищенным взглядам, которые притягивал пикап.

В одиннадцатом часу, вернувшись в наше роскошное убежище, я обнаружил Пенни на огромной кухне, у секретера, перед включенным ноутбуком.

Дом оборудовали всем необходимым, включая домашний кинотеатр, кабельное телевидение и широкополосный Интернет. Последним Пенни и воспользовалась.

В гостиной, которая примыкала к кухне, Майло сидел на полу рядом с кофейным столиком площадью в пол-акра, на котором стоял его ноутбук и подключенные к нему периферийные устройства. Некоторые он спроектировал и собрал сам, из плат, микросхем и прочей электронной начинки, которую я ему покупал.

Выглядел он, как маленький эльф, отказавшийся от традиционной магии ради техноколдовства. Я полагал, что он не превратится в Франкенштейна-с-пальчик.

Пенни еще до моего отъезда включила один из трех холодильников, в который я и загрузил привезенные еду и питье.

– Ты знал, что Ширман Ваксс – погавка? – спросила Пенни, не отрываясь от экрана.

– Да. Майло еще позавчера сообщил мне об этом.

– Согласно тому же источнику, родился он в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году.

– Это же надо! За десять лет до изобретения Эдисоном лампочки накаливания.

– Все его рецензии за десять лет собраны в один архив. Если зачитывать их подозреваемым в терроризме, пытка будет более жестокой, чем выдергивание ногтей.

– С синтаксисом он не дружит. – Я взял стул, пододвинул к секретеру, сел рядом с Пенни.

– Отчасти. Есть и еще кое-что. Ему так нравится целовать зад. Когда читаешь, полное ощущение, будто слышишь, как чмокают губы.

– И чей зад он целует?

– Литературных корифеев и писателя, который в данный момент на гребне волны. А еще налицо кипящая ненависть, которую он маскирует под заботу о социальной эволюции.

– И что же он ненавидит?

– Все, что написано до двадцатого столетия, и большую часть написанного потом. Я еще с этим разбираюсь.

Развернув Пенни к себе, взяв за руки, понизив голос, чтобы он не долетел до ушей Майло, я пересказал ей мой телефонный разговор с Джоном Клитрау.

Прекрасные синие глаза Пенни, к оттенку которых я так и не подобрал адекватного определения, не затуманились и не потемнели, с ними не произошло ничего такого, что происходит с глазами в литературных произведениях. Но когда я рассказал об убийстве родителей Клитрау, взгляд Пенни буквально уперся в меня, и глаза стали очень уж серьезными.

Услышав об убийстве Маргарет Клитрау и ее дочерей, Пенни закрыла глаза. И, рассказывая остальное, я смотрел на бледные веки, гадая, что я увижу, когда они поднимутся: страх, отчаяние или, что куда больше подходило Пенни, железную решимость.

– Как все они умерли? – спросила она, не открывая глаз.

– Он не сказал. Я собираюсь провести расследование в Интернете.

– Ты уверен, что звонил Клитрау?

– Я никогда не слышал его голоса, но уверен, что звонил он.

– Это не мог быть Ваксс, устраивающий очередное представление?

– Нет. У Ваксса, насколько я знаю, другой голос.

Помолчав, Пенни открыла глаза, чистые, как ледниковая вода.

– Этот сукин сын не доберется до Майло.

– Он не доберется ни до кого из нас, – заверил я ее. Я понятия не имел, как мне удастся выполнить это обещание, но знал, что готов ради этого умереть.

Она крепко сжала мои руки, отпустила, повернулась к компьютеру.

– Хочу еще почитать это дерьмо. Вдруг удастся получше узнать того, кто им дрищет. А пока… включи охранную сигнализацию.

Глава 22

Из кухни я прошел в примыкающую к ней гостиную, чтобы поговорить с Майло.

В такой сумрачный день поляризованное трехслойное стекло больших окон не затемнялось. Дом смотрел на юго-восток, поэтому в солнечное утро стекло тонировалось, чтобы уменьшить поток солнечного света, а открывающийся из окон вид оставался таким же великолепным, как и в тот день, когда мы его увидели, еще во время строительства дома.

Сев на диван, глядя на Майло и его рабочий кофейный столик, я спросил: