Виталий Вавикин - Две жизни для одной мечты Страница 30

– Задний двор?

– Можно будет сделать качели и жаровню для барбекю.

– Барбекю – это хорошо.

– Вот видишь! – Айрис рассмеялась и сказала, что будет лучше, если он выпьет.

Дьюс увидела, что мать смеется, и засмеялась вместе с ней. Дуган тоже рассмеялся – машинально, механически.

– К тому же теперь можно будет завести второго ребенка, – сказала Айрис, наливая для Дугана бурбон, решив, что сам он сейчас мало на что годен. – Ты ведь хочешь второго ребенка? Сейчас или на следующий год.

– Наверное.

– Вот видишь! – она снова засмеялась, спросила Дьюс, хочет ли она сестру.

– Конечно, она хочет сестру, – растерянно сказал Дуган, забирая у Айрис стакан с бурбоном…

Но сестры не получилось. Ни сестры, ни брата. Ни сейчас, ни через несколько лет. Зато книга жила, крепла. Выдержала два переиздания и готовилась к третьему.

Глава шестая

– Мистер Марш! – позвал Дугана Кен Хэффли, прежде чем Дуган успел скрыться за дверьми библиотеки, где продолжал работать.

Дуган обернулся. Хэффли стоял за его спиной. На его лице светилась широкая улыбка. В руках он держал две книги. Одна из них принадлежала автору Элиоту Маршу, другая Дугану Белфорду.

– Или, может быть, лучше назвать вас мистер Белфорд? – улыбка Хэффли стала колкой, почти издевательской.

Он уже слышал приближающиеся звуки славы, чувствовал запах ее денег, целовал десяток готовых упасть в его объятия женщин. Он заготовил специальную речь для этого момента истины, который станет поворотным во всей его жизни. «Нужно лишь заглянуть в глаза этого человека, – думал Хэффли. – Заглянуть, и тогда все будет сразу понятно». Он не знал почему, но тень сомнения оставалась. Слабая, призрачная, но все-таки тень. Для этого и нужна была заученная наизусть речь, но Дуган ушел. Хэффли не сразу понял, что остался один. Мимо шли люди, шумел город, но его золотой билет скрылся за дверьми библиотеки. «Ничего! – заскрипел зубами Хэффли. – Еще посмотрим, кто кого!» Его худое лицо, покрытое подростковыми прыщами, покраснело, глаза налились кровью.

– Еще посмотрим! – пообещал он в пустоту…

– Что-то случилось? – спросила вечером Дугана Айрис. – На тебе лица нет. Поругался с кем-то на работе? Если да, то не бери в голову. Можешь вообще уволиться и сесть за вторую книгу. Думаю, сейчас все только и ждут этого. Да и пора бы уже…

– Плевать я хотел на вторую книгу. – Дуган закурил, сделал себе выпить.

– Что тогда?

– Не знаю, – он выглянул в окно. Дьюс на качелях взлетала, как ей казалось, к самому небу. – Может быть, нам переехать?

– Переехать? – Айрис нахмурилась, пытаясь понять ход мыслей своего мужа. – Если хочешь, можем отправиться куда-нибудь отдохнуть. Я бы не отказалась от Гавайев, да и Дьюс, думаю, тоже.

– Я имею в виду переехать совсем.

– Из Филадельфии?

– Да. А лучше из Пенсильвании.

– Почему?

– Думаю, так будет лучше.

– Лучше для кого? Для меня? Для Дьюс? Для тебя?

– Для всех.

– Если ты не можешь писать здесь, то…

– Дело не в книге.

– Тогда в чем? Почему мы должны бежать?

– Мы не бежим. Мы просто переезжаем.

– Как ты когда-то переехал из Вайоминга?

– Из Южной Дакоты.

– Причем тут Дакота?

– Ни при чем, – Дуган нервно рассмеялся. Айрис прищурилась, заглянула ему в глаза.

– Что происходит, Элиот? – она не получила ответа, разозлилась. – Что, черт возьми, происходит?! – ее голос вылетел из окна, добрался до Дьюс. Девочка замерла, прислушалась. – Это женщина, да?

– Что?

– Ты завел роман? Вот, значит, в чем дело! А переехать ты хочешь случаем не в Калифорнию? Сколько ей лет? Я ее знаю? Видела?

– У меня никого нет. – Дуган отвернулся, выпил, налил себе еще.

– Тогда зачем уезжать, Элиот?! – всплеснула руками Айрис.

«Потому что я не Элиот», – хотел сказать Дуган, но не сказал, не смог сказать. Даже когда в местных газетах вышла статья Кена Хэффли, разоблачавшая Элиота Марша, которую Дуган отказался комментировать. Даже тогда он не пожелал ни о чем рассказывать. Если прошлое и догонит его, то он ни за что не станет помогать ему в этом.

Дуган перестал покупать газеты и смотреть новости, опасаясь, что с бумаги открытие Хэффли переберется и на экраны, но все затихло раньше, чем Дуган устал бояться и ждать недоброго. Он не знал причин. То ли Хэффли взялся за кого-то другого, то ли газеты получили указания от ФБР игнорировать Хэффли, то ли просто интерес к автору бестселлера был намного меньше, чем к самой книге. Угасающий интерес. Да и новинок в этот год вышло достаточно много, чтобы возвращаться к тому, что держалось на литературном рынке уже пять лет. В последнее Дугану хотелось верить больше всего, особенно если учитывать, что спрос на его книгу действительно упал так сильно, что третье переиздание было сначала отложено, а затем и вовсе отменено. Больше всего по этому поводу расстраивалась Айрис. К разговору о переезде Дуган больше не возвращался, а она не возвращалась к своим обвинениям. Время снова потекло медленно и неторопливо.

Пластиковые детские качели для Дьюс пришлось заменить на железные. Девочка выросла как-то внезапно – из «совсем ребенка» превратилась в «еще ребенка», – и перемена эта произошла, казалось, всего за одну ночь. Вчера она еще только начала говорить, а сегодня уже идет в начальную школу. И жизнь кажется нерушимым монолитом, фундамент которого составляют десятки предыдущих поколений… Но даже монолит может дать трещину.

Письмо. Дуган получил его на девятом году жизни в Филадельфии. Белый конверт. Обратного адреса нет. Внутри ничего, кроме фотографии – старый сгоревший дом в Южной Дакоте, недалеко от кладбища. Дом Дугана, который так и не восстановили. Дуган не был уверен, но воображение рисовало ему, как Рафферти Маллиган запечатывает это письмо. Вокруг стены и решетки. Дуган плохо помнил его лицо, но вот руки почему-то отпечатались в памяти. Кулаки большие, пальцы толстые, с расплющенными подушечками чернорабочего, черные волосы на фалангах, несколько вздувшихся вен, несколько шрамов. И вот эти руки вкладывают в конверт фотографию, которую Маллиган хранил долгие годы. Фотографию, питавшую его силой, надеждой выйти и свести счеты с тем, кто вычеркнул из его жизни десять лет.

Дуган вздрогнул, тряхнул головой, выкурил несколько сигарет, выпил. «Письмо нужно сжечь», – решил он, и уже когда огонь охватил бумагу, засомневался, что оно вообще пришло из тюрьмы. Память оживила молодого Кена Хэффли. «Что случилось с этим мальчиком? Не таит ли он зла? Ведь мечты его не сбылись». Дуган взвесил все за и против и решил, что Маллиган вряд ли стал бы посылать письмо. Если бы он хотел отомстить и знал, где искать своего обидчика, то зачем ему предупреждать будущую жертву. Ведь так он может стать снова главным подозреваемым. «Если только он не надеется, что я сбегу и ему придется признаться себе, что он снова не знает, где искать меня. Ведь если со мной что-то случится, то он в любом случае будет главным подозреваемым. Может быть, он боится нового срока, но не может признаться себе в этом. Поэтому и послал письмо». Дуган задумался и пришел к выводу, что Маллиган может и не лично наказать его. Что если уже сейчас кто-то идет к его дому, чтобы привести в исполнение приговор?