Анна Кирьянова - Охота Сорни-Най [журнальный вариант] Страница 31

Только Вахлаков молчал и наблюдал за всеми. Сейчас, когда никто на него не смотрел, с его казавшегося открытым лица сползла привычная маска добродушия; глаза глядели настороженно и пристально, словно ощупывая лица туристов. Нижняя полная губа еще больше выпятилась вперед, брови сомкнулись в одну линию, вся его большая фигура выражала напряжение. Он походил на большого зверя, приготовившегося к прыжку, неуклюжесть, которую он охотно демонстрировал, тоже оказалась позой. Когда к нему обратился с каким-то вопросом Егор Дятлов, Вахлаков вздрогнул и самым приятным образом улыбнулся:

— Абсолютно согласен! — с готовностью выкрикнул он, разражаясь пронзительным идиотским смехом, в котором зато звучали нотки дружелюбия и приязни. У него на самом деле было хорошее настроение, ему в голову пришли кое-какие интересные мысли, которые он собирался воплотить в самом ближайшем будущем.

Собрание закончилось около девяти часов вечера. Раскрасневшиеся, веселые, полные самых радужных надежд и планов студенты, гомоня и смеясь, вывалили всей толпой на улицу. Егор Дятлов хотел подойти к Любе и поговорить с нею, но рассудил, что ему, будущему руководителю важной экспедиции, не стоит торопиться и на глазах у всех заводить личные отношения и приватные разговоры. Егор немного поколебался, потоптался, потом махнул рукой и направился в сторону трамвайной остановки. Времени впереди предостаточно, успеет он и в походе наладить личную жизнь. Егор зашагал к трамваю один, высокий и молчаливый, лелея в душе самые честолюбивые планы. Ему не слишком хотелось ехать домой, но оставалось всего два дня до похода: следовало собраться, приготовить вещи, еще раз посмотреть план маршрута… Назавтра он планировал визит в свою лабораторию (он мысленно так и говорил: “моя лаборатория”), чтобы побеседовать с научным руководителем, доктором физико-математических наук Львом Ниловичем Мехренцевым. Егор надеялся, что руководитель даст ему ценные советы относительно диссертации и, возможно, узнав о предстоящих возможностях Егора, переведет его из лаборантов в младшие научные сотрудники. Он не хотел прямо говорить о своем будущем назначении, но решил намекнуть Льву Ниловичу на возможные перспективы работы на кафедре института. Мысли о карьере, о работе вытеснили из головы романтические грезы, Егор зашагал еще увереннее и тверже, репетируя про себя предстоящую беседу, от которой зависело его будущее.

Люба Дубинина и Юра незаметно отделились от остальных и, провожаемые пристальным взглядом Раи, направились в сторону кафе-мороженого. Денег у Юры было много, ему хотелось немного похвастаться перед девушкой, показать свою независимость и щедрость. В темном зальчике теснилось много людей, Юра и Люба заняли высокий столик и, купив две двойных порции пломбира, принялись с аппетитом поедать содержимое убогих вазочек. Честно говоря, Любе давно нужно было в туалет, но стеснительная девушка предпочитала терпеть, чтобы не оттолкнуть кавалера… Юра вовсю шутил, острил, рассказывал веселые истории, а Люба думала только об одной насущной надобности, так что слушала Юру вполуха…

Рая одна поехала домой на троллейбусе. С одной стороны, она была обижена и раздосадована подлым поведением лучшей подруги, променявшей ее на пижона Юру. С другой стороны, Егор-то ушел один! Пусть и не с ней, не с Раей, но зато — один! Это вселяло надежду и позволяло мечтать о будущем. Губы Райки пунцово горели на морозе, щеки заливал румянец. Сейчас, в мутном свете троллейбусных ламп, она казалась вполне привлекательной, и даже какой-то подвыпивший парень, по виду — рабочий, стал пробираться к ней сквозь толпу, улыбаясь металлическими фиксами. Но Рая сделала строгое лицо, отвернулась к заиндевевшему окошку и спряталась за широкой спиной военного, пытавшегося в давке читать газету. Притулившись в углу, Рая мечтала о будущем походе, воображая объятия и поцелуи на фоне тайги и сугробов. Дальше поцелуев ее фантазия не развивалась, но и этих жарких грез было достаточно, чтобы девушка ощущала горячую волну в низу живота… Когда троллейбус подпрыгивал на поворотах, Рая жмурилась и прятала довольную улыбку, смутно чувствуя физическое удовольствие. Распаленная, разгоряченная, она чуть не проехала свою остановку, кое-как успела выбраться из троллейбуса, растолкав сжатых в тугой клубок пассажиров. Рыхлая старуха что-то кричала ей вслед, но Рая постаралась не расслышать эпитета “толстозадая”, чтобы не испортить себе отличное настроение.

Студентка зашагала по свежему снегу в сторону своего дома, подставляя щеки холодным снежинкам, тут же превращавшимся в капельки влаги на ее горячей коже. Рая специально замедлила шаг, чтобы насладиться чудесным вечером и своими фантазиями. Вот дура эта Любка! Нашла, в кого влюбиться — в бесперспективного Юрку, стилягу, который взбивает свой кок по полтора часа каждое утро, а потом смазывает волосы — о, гадость! — бриллиантином, чтобы они сверкали и блестели. Думает, что похож на Есенина своей слащавой рожей и светлыми волосами! На стилягу и фарцовщика он похож, которых развелось великое множество после Всемирного фестиваля молодежи в Москве два года назад. Иностранная молодежь поразила тихих советских юношей и девушек своими брюками, пиджаками, зажигалками и презервативами, с тех пор произошли разительные перемены. Некоторые девушки дошли до того, что стали появляться на улицах в брюках! Рая с негодованием думала о распущенных мерзавках, поскольку сама была обречена на ношение широких юбок, скрывающих широкий зад. Девушек в брюках видели несколько раз уже на улицах Свердловска; одну из них хорошенько оттаскали за волосы возвращавшиеся с работы труженицы машиностроительного завода. Народ, как мог, боролся с разложившимися стилягами, но мода — вещь упрямая. Вот Любка могла бы носить брюки. Ей и убогий шерстяной спортивный костюм к лицу, он только еще выгоднее облегает все изгибы красивой фигуры. А вот Рая уродилась несчастной, это родители виноваты в том, что с детства ее перекармливали…

Рая сама не заметила, как вошла в свой подъезд, воняющий кошками и прокисшими щами. Она стала подниматься по лестнице к себе на третий этаж. Вот уже и дверь родной квартиры, в середине которой сверкает начищенный папой металлический бантик, вокруг которого вьется вежливая надпись: “Прошу крутить”…

Вдруг Рая увидела, что стену рядом с дверью уродуют грязно-черные буквы. Рая вздрогнула: буквы моментально сложились в слова, полные угрозы и зла: “Здохнешь сука”. Рая похолодела от ужаса и гнева: кто-то ненавидит ее! Кто-то знает, что она собралась в очередной поход, и пугает ее, чтобы испортить настроение! Как многие люди, Рая была склонна обвинять других в собственных пороках; ей подумалось первым делом, что это сделала ее лучшая подруга, Любка Дубинина. Может, Любка изображает равнодушие к Егору Дятлову (изображает ведь равнодушие к нему сама Рая), только делает вид, что увлечена этим глупым Славеком, а на самом деле ненавидит конкурентку, догадавшись о Раиных чувствах? Рая сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Ну, Любка, ну, гадина, погоди! Рая найдет способ тебя проучить, сволочь!