Дмитрий Черкасов - Благословенная тьма Страница 35

– Я в третий раз тебе повторяю…

– Бесконечно удалены от Него, – подхватил Ликтор. – Но зачем тогда Он затеял эту проповедь? Мне кажется, что Он своеобразно пошутил, ибо заповеди эти принципиально невыполнимы для человека. В них говорится об инстинктах. – Ликтор поднял палец. – О животном! А против инстинктов не пойдешь. Есть, например, четверохолмный рефлекс: человек вздрогнет от внезапного шума или отпрянет, когда на него бросится змея. Есть коленный рефлекс – хочешь, не хочешь, а при ударе молотком нога дернется… Как это изжить, скажи на милость? Как не прелюбодействовать в сердце, когда я мужчина, когда во мне играет кровь с гормонами? Ну а как тебе набившее оскомину «любите врагов ваших»?

Челобитных потерял терпение:

– Ты кощунствуешь. Если Писание набило тебе оскомину, то это еще не означает…

– Брось, – перебил его Ликтор, пренебрежительно махнув лапищей. – А «не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас»? Как этого достигнуть? Получающий милостыню всяко увидит… Что это значит – «если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло»?

– В твоих устах это значит только одно – богохульство, – решительно молвил протодьякон. – Я не желаю тебя слушить…

– Потому что ты заурядный ортодокс, – сказал Ликтор. – Примитивный. Тебе так легче, каждый твой шаг оправдан. Твердишь, как бестолочь, без понимания. Да возьмем хоть самое первое: «Блаженны нищие духом; ибо их есть Царствие Небесное». Что ты об этом думаешь, как разумеешь?

Пантелеймон не замедлил с ответом:

– А так и разумею: нищ духом лишь тот, кто знает свою нищету и тоскует по высшему. Такой получит Царствие.

– Замысловато, прямо-таки по-иезуитски. Ты, часом, не иезуит? А мне кажется, что можно понять проще, буквально. Нищий духом тот, кто и в самом деле нищ, и неважно, знает он об этом или нет. Проще говоря – свинья и сволочь…

– Снова кощунство…

– Но почему же?!

– Ты знаешь сам. Небесное Царствие для свиней и сволочей – разве это не богохульство, по-твоему?

– Не торопись. «Высшие нарекутся низшими, а низшие высшими» – это как? Подумай хорошенько, прежде чем ответить очередной глупостью.

Пантелеймон уже не обижался, им овладел азарт. Ликтору удалось заинтересовать его и втянуть в игру по ликторовым же правилам.

– Не вижу загвоздки. Вспомни историю о богаче, пожалевшем ради Христа имущества. О том, что легче верблюду войти в игольные уши, чем богатому – в Царствие Небесное. То же и здесь – речь идет о земных царях и бедняках.

– Слишком примитивно, – усмехнулся Ликтор. – Конечно, Он проповедовал неграмотным, темным людям. Но при этом Он не стеснялся изъясняться загадками, притчами, а в твоем толковании никакой загадки нет, все слишком прямолинейно, прямо-таки в лоб. Дураку понятно, что богатей, привязанный к мирским сокровищам, не может быть с Богом. И царь земной, привязанный к власти, тоже не может. И что в этом смысле последний бродяга окажется в Царствии выше царя. Я же прозреваю здесь иной смысл. Что, если низший есть низший во всех смыслах – подонок, негодяй, преступник? Убийца и прелюбодей? Вот это вышло бы действительно круто: заслуженный изгой, пария, отребье по ту сторону земного бытия оказывается под Божественной защитой. Кто низший в этом мире, по-настоящему низший? Маньяк, садист. Гитлер, доктор Менгеле, им подобные. Их проклинают, их ненавидят. Что, если они нарекутся Сынами Божьими? Вот это будет номер, это я понимаю… С этой точки зрения, между прочим, те же самые богатеи и земные цари все-таки попадут на Небеса, а верблюд протиснется сквозь игольное ушко.

– Ересь, – пробормотал протодьякон. – Ты не оригинален, это уже было. Не согрешишь – не покаешься…

– Опять заученные формулы. – Ликтор до того распалился, что пристукнул кулаком по столу. Он наклонился вперед: – А я скажу тебе больше. Кто самый презираемый из людей, кому анафема вперед Гитлера?

Челобитных думал недолго:

– На Иуду намекаешь, да? Бог ты мой – да эту тему прикрыли тысячу лет назад! Ее только ленивый не поднимал.

– Не поминай имя Божье всуе. Что значит – прикрыли? Я вот ее для себя не прикрыл, и мне наплевать, что там прикрыли все остальные. Чем был бы Христос без Иуды, где был бы Его подвиг? Мало того – поведение Иуды представляется мне совершенно нелогичным. Зачем он предал Христа? За тридцатку, которую после швырнул Каиафе в морду? У него не было ни малейшего повода предавать Спасителя, но он это сделал. И, словно мало было сделанного, пошел и принял самую позорную, бесславную смерть. По сути своей, много худшую, нежели мученическая смерть на кресте!

У Христа – страдания, принятые от чужой руки, хотя бы и добровольно; у Иуды же – самоубийство. Чей позор больше? Кто принял на себя грехи мира – Христос ли? И в чем это выразилось? В чем же искупление? А вот Иуда – тот да: повесился – раз, Бога предал – два. Кому за всю историю человечества удавалось нагрешить больше? Не низший ли он? А если он низший, то не наречется ли высшим и не воссядет ли в Царствии одесную Отца?!

Голос Ликтора уже звенел, как струна. Он весь наполнился силой, даже помолодел; глаза метали молнии, и было ясно, что он искренне верит во все, что изрыгает.

Как ни странно, как ни чудовищно, но сила его убежденности отчасти передалась протодьякону.

Тот не то чтобы полностью согласился, но позволил шевельнуться червяку сомнения, не тронул этого червяка, оставил жить.

Пантелеймон почувствовал, что смертельно устал. Казалось, что Ликтор высасывает из него силы, которыми и укрепляется; из речей его неизбежно следовал один-единственный вывод. Пантелеймон поделился этим выводом в слабой надежде на опровержение:

– Тебе остался сделать последний шаг – оправдать сатану.

Ликтор поморщился:

– Ты и вовсе глуп, как я погляжу. Сатана давным-давно оправдан. И вовсе не мною, ибо я слаб и ничтожен, а Тем, Кто неизмеримо выше меня. Ну, ты догадался, я надеюсь. Это всего-навсего четвертая ипостась.

– Думаешь, что сказал новое слово в христианской теодицее? Напрасно…

– Ничего нового – и при чем здесь теодицея? Бог не нуждается в оправдании. Перечти писание и убедись сам. Возьми хотя бы вот это, из Ветхого Завета: «Напал злой дух от Бога на Саула» – Первая Книга Царств. Или вот это: «И разрушил города, потому что напал на них ужас от Господа» – Вторая Книга Паралипоменон. А то еще обратись к Книге Иова, где Бог заключает пари с сатаной, споря о душе Иова, и отдает праведника на растерзание своему якобы извечному оппоненту. И Новый Завет не забудь, где Иисус говорит, что ни один волос не упадет с головы человека без ведома Бога – как же так?! Сатана – исправный служитель Господа, краеугольный камень, который отвергли строители и который будет положен во главу угла.