Г. Зотов - Печать луны Страница 36

К королевской казне они с Иштваном сразу не пошли. Туда сотни мародеров сбежались – поножовщина началась. Люди сказывали, целая толпа, человек двести, кованые двери ломает. Да и есть ли там пожива? Наместник тоже не дурак, золото и камушки с собой прихватил – наверняка остались одни объедки. Помыслил Иштван и решил двинуть с Матиушем в приземистое здание с просевшим от старости фундаментом, что неподалеку от дворца в переулочках затерялось. Сюда уж точно даже в горячке грабить никто не прибежит. Аристократы еще раньше свое имущество подчистую на тот берег вывезли, в домах – шаром покати. А вот королевский архив – другое дело. Денег там, может, и нет, но что-нибудь ценное наверняка найдется. Однако, похоже, на этот раз знаменитое чутье подвело Иштвана в самый неподходящий момент…

– Есть что? – с надеждой спросил Иштван, глядя, как Матиуш разбивает очередной ящик, откуда кучей сыплются свитки с красными печатями.

– Нет, – с отчаянной горестью прохрипел тот, разворачивая первый же свиток. – Тут какие-то налоги… это никому не продашь…

Мрачный как туча Иштван трясся в бессильной злобе – не находя слов для выражения своих чувств, он с размаха ударил кулаком по обгоревшей ставне. Матерь Божья, да лучше бы они влезли в первую попавшуюся конюшню и увели оттуда завалящего мерина: на нем хоть можно подальше ускакать. Теперь придется на своих двоих бежать до самой Вены, пока и туда не добрались озверевшие отряды нехристей. А в тряпице за пазухой – лишь два паршивых поддельных талера, которые на зуб распознает в любой корчме последний дурак трактирщик.

Басурманские огненные стрелы продолжали сыпаться на город нескончаемым дождем. Поднялось зарево от загоревшихся соломенных крыш, ржали лошади, запертые в пылающих конюшнях. Медлить было больше нельзя: Иштван принялся остервенело крушить все вокруг, переворачивая столы, каблуком безжалостно разбивая ящички и сундуки с изображением короны. Но все было напрасно, пока…

Очередной невзрачный сундучок разлетелся вдребезги – на пол бесформенной грудой вывалились плоские таблички из отполированного серого камня: на поверхности были выбиты странные закорючки с рисунками. Хищно схватив добычу в руки, Иштван поднес один из камней к глазам: его лицо осветилось довольной улыбкой.

– Что это такое? – без интереса спросил Матиуш, тяжело дыша – его ноги были уже по колено в бумажных свитках.

– Понятия не имею, – честно признался Иштван. – Но точно знаю двух перекупщиков, которые из рук рвут такие штуки – с разной чертовщиной на камне, как здесь. – Он ткнул пальцем в один из кусков. – Нас не то что озолотят, но дадут хорошую цену. Возможно, с помощью этого богатые господа на черной мессе вызывают дьявола, чтобы поцеловать его под хвостом… но нам-то какая разница? Если дадут еще тысячу талеров задатка, то я им и самого Сатану принесу на спине.

Матиуш не был суеверен, а потому помог Иштвану запихать дьявольские камни в прихваченный холщовый мешок. Приложив ко ртам тряпицы (их тоже предусмотрительно взял бывалый Иштван), они сбежали по лестнице – над крышей архива поднимался столб жирного черного дыма. Снаружи творился настоящий ад – со всех сторон слышался женский плач, вопли раненых, лязг сабель и ятаганов, затихающие крики «За короля!» и ревущие – «Аллаху акбар!» Площадь окутал кислый запах пороха, уши рвали треск аркебуз и грохот пушечных ядер. К счастью, нехристи еще не пробились к архиву – прижимая к груди заветный мешок, Матиаш бежал за петляющим по переулкам Иштваном – к пристани, где у них была привязана утлая лодочка. Приятели спустились вниз по мощеной улице, впереди виднелась колыхающаяся речная вода – вся в багровых отблесках от городских пожаров. Осталась всего лишь одна минута, и они…

Нехристь на дороге появился непонятно откуда, словно из воздуха. Значительно позднее, рассказывая об этом, Матиуш всерьез утверждал – басурманин вылез из трещины, разверзшейся перед ними, прямиком из самого ада. Нехристь и вправду выглядел настоящим порождением преисподней – сгорбленный, в рваных шальварах, грязной засаленной чалме, с черной бородой, одним глазом и раскрытым ртом, в глубине которого сиротливо гнездились два сгнивших желтых зуба.

– Ля иль Аллаху! – это было первое, что услышал потрясенный Матиуш. Вторым оказался звук отрубленной головы Иштвана, с хрустом ударившейся о грязные камни мостовой: словно кочан капусты, она покатилась к пристани, оставляя за собой невероятно яркий красный след. Ощерясь беззубым ртом, нехристь снова взмахнул окровавленным ятаганом – однако Матиуш с невероятной ловкостью выбросил обе руки вперед, ударив того тяжелым мешком прямо в лицо. Поскользнувшись, нехристь упал на спину, выронив ятаган, а Матиуш, вспомнив старый воровской прием, прыгнул ему двумя коленями на грудь, как молящийся монах. Слыша треск ребер, он занес над головой тяжелый мешок. Задыхаясь, вор бил недруга снова и снова, с каждым ударом выплескивая свой страх. Когда через полчаса Матиуш пришел в себя, то понял – нехристь давно замолк, а мешок с непонятными камнями промок от крови. Стараясь не смотреть на то, что осталось от лица нехристя, и на лежавшее рядом обезглавленное тело Иштвана, он бегом спустился вниз, к воде. Слава Иисусу, лодчонка была на месте.

Кинув внутрь мешок, Матиуш прыгнул в лодку сам, с трудом сохраняя равновесие. Он взялся за весла и оттолкнулся, глядя на крепостные стены – над разгромленным городом вставало зарево пожарища, облако дыма достигало слепящего солнца. Камни в мешке лежали тихо, хотя лодка качалась – даже когда сильная волна ударялась о борт, они не стукались друг о друга. Переведя дух, Матиуш задумался: что теперь делать, если Иштван мертв, а он и знать не знает имен далеких перекупщиков, интересующихся дьявольскими камнями с рисунками. Кому же он теперь продаст эту рухлядь?

Наверное, первому встречному, который захочет ее купить…

Глава двадцатая

Голова на полу

(22 февраля, среда, день)

Извечное спокойствие покинуло мою измученную душу – от холодного буддийского пофигизма и британской рассудительности, всегда гостивших в моей голове, не осталось ни следа. Я не стал давать волю чувствам в комнате – эмоции не должны вредить артефактам. Выбежав на кухню, я встал, опершись обеими руками о мойку с посудой – меня попросту трясло от слепого бешенства. Какого хрена? Как так могло случиться? Почему ЭТО произошло? Изрыгая отборные проклятия на родном языке, я перевернул пирамиду грязной посуды – послышался жалобный звон, заляпанные маслом осколки усеяли проржавевшее дно мойки. Я поднес к глазам дрожащие руки. Самообладание исчезло – уже не понимая смысла своих действий, я схватил со стойки нож с гравировкой и с дьявольской силой всадил его в стол – клинок задрожал, словно в испуге. Рывком выдернув лезвие, я ударил снова: нож вздымался и опускался десятки раз подряд – пока я бездумно колошматил по дереву, мои легкие издавали рев смертельно раненого тигра. Поверхность стола быстро превратилась в сплошное крошево из опилок, но я не останавливался до тех пор, пока мускулы не свело судорогой.