А.Р. Морлен - Сборник — Финт хвостом Страница 36

— Интересно, а сколько их там?

— Я думаю, несколько, — сказала мама. — Может быть, пять.

— А почему у людей не бывает сразу так много детей, как у кошек?

Мама рассмеялась:

— У некоторых бывает. Но они сумасшедшие. Поверь мне, когда ты будешь готова сама завести ребенка, ты не захочешь нескольких сразу.

— Я очень-очень хочу детей, — сказала Наоми. — Когда у меня будут дети, я буду беречь их и защищать. Как мама-кошка.

— Тебе еще рано задумываться о детях.

— Но ведь я появилась, когда тебе было всего восемнадцать.

— Ну, все равно у тебя еще девять лет впереди. И тебе еще нужно успеть найти мужа.

Отец, который слышал их разговор, оторвался от газеты:

— По-моему, ты слишком торопишься, Джин. Ей еще рано об этом думать.

Мама стрельнула глазами на мужа и опять повернулась к Наоми.

Гостиная была выдержана в синих и голубых тонах, и Наоми иногда думала, что это огромное море и она плывет по нему на диванной подушке, а родители далеко-далеко от нее, где-то на глубине.

Вот папин голос булькает где-то вдалеке. Он что-то ей говорит — что-то, что ей совершенно не интересно, — но она знает, как накрыть надоедливый голос волной, чтобы он ей не мешал.

После ужина Наоми забралась на крышу по водосточной трубе с фонариком, зажатым в зубах, который все время норовил выскочить, из-за чего ей казалось, что ее сейчас вырвет. Она ухватилась за край крыши, стараясь не порезать пальцы об острый выступ трубы, и вставила левую ногу в промежуток между трубой и стеной. Направив фонарик в дыру, она увидела пару свирепых, сверкающих красным глаз и какое-то шевеление. И больше ничего. Глаза, горящие в темноте, немного ее напугали, и она попробовала высвободить ногу, чтобы спуститься вниз; но нога застряла. Мама-кошка высунулась из дыры, так что теперь ее морда была прямо напротив лица Наоми. Наоми услышала угрожающее рычание, которое было совсем не похоже на кошачье. Она испугалась и уронила фонарик. Кошка опять зарычала и полоснула ее по лицу когтями. А потом Наоми все-таки удалось высвободить ногу, и она упала с высоты около пяти футов, приземлившись на мягкое место. Ноги пронзила острая боль.

Мама выскочила из дома и подбежала к ней.

— Господи! Что ты тут делаешь? — Она помогла дочке подняться на ноги.

— Моя нога... — простонала Наоми.

Нога болела нещадно, так что Наоми совсем не хотелось двигаться. Но мать подхватила ее на руки и отнесла в гараж, где был свет. Наоми увидела кровь. Но она вовсе не била фонтаном, как представлялось Наоми, а тихонько сочилась из мелких ранок, как моросящий дождик.

— Ты поранилась осколками, — сказала мама и быстро вытащила их из раны. У Наоми даже не было времени, чтобы как следует разреветься. Слезы просто текли по щекам. Нога

горела огнем.

На крики вышел отец. Он был в белых боксерских шортах и старой серой футболке.

— Что тут у вас приключилось?

— Она сильно порезалась.

— Я же ей говорил, чтобы она убрала осколки... — Он повернулся к дочери и спросил уже мягче: — Я ведь тебе говорил, что их нужно убрать, Наоми?

Наоми смотрела на него сквозь слезы. Ее взгляд как будто скользил по предметам, ни на чем не задерживаясь. Все было размыто.

— Ее надо отвезти к врачу, — сказала Джин.

— Ага... Вот только где бы нам взять триста баксов?

Джин промолчала.

— Мы сами справимся, правильно?

Джин как будто хотела что-то сказать, но передумала. Повисла неловкая пауза.

— Наверное, справимся... Господи, Дэн. А если это серьезная рана?

— Обычный порез. Самым обыкновенным стеклом. Ты ведь сумеешь его зашить?

— Милая, — мама повернулась к Наоми, — а ты сама как считаешь?

— Делай, как хочет отец.

— Она всегда меня так называет, — вставил отец. — Не папуля, не папа. Отец. Разве не странно?

Джин пропустила замечание мужа мимо ушей. Она приложила теплую ладонь к влажной щеке дочери.

— Когда что-то болит, плакать — это нормально.

— А еще она никогда не смотрит мне в глаза, — продолжал распаляться Дэн. — Ты не замечала? Ты у нас мама, а я отец. Черт...

Он говорил что-то еще, но звуки начали расплываться, потому что Наоми вдруг показалось, что она слышит, как там — в стене — мяукают котята. Все громче и громче...

И даже тогда, когда мама достала свой швейный набор и сказала, что больно не будет, хотя с виду оно и страшно, Наоми казалось, что она слышит котят.

2

Швы сняли через неделю. Правда, остался широкий белый шрам, но могло быть и хуже. Нога совсем не болела, только легонько потягивала, если Наоми прыгала через скакалку. Всю неделю Наоми почти не выходила на улицу из-за температуры, которая, по словам мамы, поднялась из-за воспаления в ране. Все эти дни ока только и делала, что смотрела повторы «Я люблю Люси», жевала соленые чипсы и попивала колу. Не самое плохое занятие, надо сказать. Как только температура спала, Наоми отправилась проведать котят, прихватив с собой банку тунца. Коты любят тунец, а мама все равно не хватится этой банки. У них этих консервов — полная кладовка.

Наоми поставила у стены стремянку и залезла наверх.

Но дыры в стене больше не было.

Она была запечатана штукатуркой.

Наоми спросила у мамы, в чем дело.

— Котята подросли, — сказала мама, — и мама-кошка отвела их обратно в поле, ловить мышей.

— А как же койоты?

— Дикие коты обычно умнее койотов, честное слово, золотко. У них все будет в порядке.

3

Вообще-то Наоми не разрешали ходить на поле за домом, но она все же пошла, продираясь сквозь заросли ежевики и дикого плюща. Трава на поле была высокой и желтой; заросли лисохвоста кололи нога и цеплялись за носки. Посреди поля стоял старый проржавевший трактор, и возле него Наоми нашла несколько маленьких жестких баллончиков. Что-то мелькнуло в траве на насыпи, где трава была особенно густой, а громадное дерево, опаленное молнией, стояло безмолвным стражем на поле. На самой его вершине замер сокол. Наоми искала глазами котят. Трава колыхалась. Сокол снялся со своего насеста и полетел в направлении апельсиновой рощи.

Наоми увидела два настороженных уха, плывущих сквозь траву.

Потом показалась желто-коричневая голова. Зверь был очень красивым.

Наоми еще никогда не видела койота так близко.

Она замерла.

Койот развернулся и побежал к болотам.

Только тогда Наоми поняла, что все это время она не дышала. Солнце стояло в зените и палило нещадно. Наоми взглянула на дом, оставшийся далеко позади. На лбу выступил пот — жар былой лихорадки. Она уселась в траву, сложила ладони, как будто собралась молиться, и прошептала в сухую землю: