Александр Варго - Кристмас Страница 4

– Дальше – больше! – Майор опять встал. – Пропали тут как-то двое заезжих браконьеров, по зиме уже. Нашли машину и одно ружье с треснувшим прикладом. На прикладе – отпечатки пальцев. Кого бы вы думали? Блюхера! Того самого, который шестьдесят лет назад пропал!

Я молчал, пытаясь осмыслить поток информации.

– Ладно! – Участковый крепко пожал мне руку и пошел к выходу. – Познакомились, поговорили для первого раза – и хорошо. Папочку с материалами я вам оставлю. В ней много интересного про Чертовку найдете. Между прочим, тут все беды в основном под Новый год происходят.

Взревел мотор с прогоревшим глушителем, по окну полоснул свет фар, и милиционер уехал.

Спать не хотелось. Я прошелся по большой столовой, и мое внимание привлекла старая пожелтевшая фотография в коричневой рамочке. Очевидно, это было чье-то семейное фото. По спине поползли мурашки: на фотографии стоял я с женой и дочкой.

Зима наконец прогнала назойливую осень, сковав своим ледяным дыханием лужицы недавней слякоти. Даже лица Деда Мороза и Снегурочки на огромном рекламном щите заиграли, казалось, настоящим крепким румянцем. Торговцы елками и мишурой, мигающие гирлянды на разукрашенных витринах, нескончаемые потоки прохожих, спешащих купить то, что еще не успели, – все слилось в предпраздничной суете и эйфории.

Предновогодняя атмосфера царила и в небольшом офисе, в самом центре города. Общую комнату по диагонали пересекала разноцветная гирлянда, а огромные серебристые снежинки, приклеенные на оконные стекла, словно говорили прохожим: «С Новым годом!» Девушки колдовали за сервировкой небольшого стола, и незабываемый запах мандаринов, словно выхваченный из далекого детства, смешивался с терпким ароматом разлапистых сосновых веток, поставленных в вазочки возле компьютеров. Мужская половина, приготовив бутылки с шампанским, дымила сигаретами.

Входная дверь распахнулась, и на пороге появился полноватый молодой мужчина в дорогом кожаном пальто. Он обвел взглядом присутствующих и не спеша поправил съехавший набок яркий галстук. Стараясь казаться серьезным, он тем не менее немного переигрывал. Чересчур нахмуренные брови и суровое покашливание никого не смогли обмануть.

Первым среагировал долговязый темноволосый парень с кардинальской бородкой, наряженный в красную шапочку Санта-Клауса.

– Здрав буде, боярин! К фуршету все готово! – Он широко махнул рукой в сторону накрытого стола.

Виктор Бояринов, он же директор фирмы, в другое время среагировал бы на фамильярность своего менеджера Сергея иначе, но сейчас он был снисходителен и подыграл ему, махнув кейсом:

– Пшел вон, холоп! Не до трапезы нам сейчас!

Улыбнувшись, он торжественно объявил:

– Финансовый год закрыт, все отчеты и балансы сданы!

Сергей с напускной серьезностью зааплодировал.

– А где же вы главбуха потеряли, Виктор Степанович? – спросила жгучая брюнетка с высокой грудью.

– Никто никого не терял. – В комнату быстрым шагом вошла женщина, воплотившая в себе собирательный образ неприступной, но сексуальной молодой учительницы. Холодные серые глаза брызнули льдом из-под очков в красивой оправе.

– Так, все за стол! – Бояринов галантно помог бухгалтеру снять пальто. – Сергей, наливай!

– Минуточку внимания, – директор постучал вилкой по бокалу. – Как говорят в Одессе, я имею вам сказать пару слов. В целях укрепления корпоративного духа и взаимопонимания, в связи с предстоящими выходными днями… Короче, я дал объявление: «Фирма арендует на новогодние каникулы дом за городом». Вчера позвонил знакомый риелтор и сообщил, что нашелся интересный вариант. Какой-то отшельник, живущий за городом, предложил погостить бесплатно. Якобы ему скучно, и на каждый Новый год он приглашает гостей. Отказ от совместного отдыха буду рассматривать как попытку саботажа!

Я иду по сумрачным зарослям, где клочья тумана повисли на голых скрюченных ветвях, выхожу на какую-то полянку. И… попадаю в сказку! Искрящийся лес, окутанный серебристо-голубым инеем, застыл в безмолвном величии. Вдруг тишину пронизывает тоненький голосок какой-то птички: «Пиу – пиу!» Еще раз, уже где-то рядом со мной. И вот уже десятки, сотни невидимых хрустальных колокольчиков звучат вокруг меня, заставляя кружиться голову. Сердце падает куда-то вниз и летит в нескончаемом сладостном полете. Неведомая сила влечет меня, сильнее, сильнее… И вот я уже бегу, а, может быть, лечу. Да, лечу сквозь это великолепие. Вижу темную проталину с осколком замерзшей воды. Она приближается. И я вижу… Господи!!! Это он!!!

Просыпаюсь от своего крика. Некоторое время прихожу в себя, потом, не включая ночника, нащупываю пачку сигарет, свалив при этом на пол баночку с кремом и мобильный телефон.

Подхожу к окну и смотрю, как свет фонарей, размазанный по мокрому асфальту, вскипает маленькими пузырьками под порывами холодной мороси. Ну и декабрь! Первая же сигаретная затяжка отбрасывает меня назад, в прошлое, когда беззаботная десятилетняя девочка верила в новогодние чудеса, радовалась какой-то ерунде вроде Деда Мороза и обижалась по пустякам.

Ненависть к брату поселилась в моей душе задолго до его рождения. Все дети по своей природе эгоисты, и я не была исключением. Все мое маленькое существо бунтовало, когда шли бесконечные разговоры о НЕМ. Глядя на светящиеся тихим счастьем лица родителей, когда отец нежно гладил выпуклый живот матери, я тряслась от злости и обиды. Нарочно разбитые чашки, оторванные куклам руки и ноги не могли привлечь ко мне такого внимания, какое было уделено ЕМУ. В один прекрасный момент меня осенило: отец НИКОГДА НЕ ХОТЕЛ МЕНЯ. ОН ВСЕГДА ХОТЕЛ ТОЛЬКО СЫНА! По ночам я плакала в подушку и изобретала план мести. Убежать из дома? Отравиться, выпрыгнуть из окна? «Им будет от этого только лучше», – шептала я, кусая губы.

Братик оправдал надежды родителей и родился красивым крепышом. Если бы он кричал, плакал, капризничал – мне было бы легче. А он только смешно кряхтел и, улыбаясь, тянулся пухленькими ручками ко всем, кто подходил к кроватке.

«Вот это твоя сестричка Ксюша», – говорила мать, и он что-то лепетал в ответ.

Был декабрь, как и сейчас. Только стояла не дождливая слякоть, а самая настоящая зима с колючим морозцем. Мы ходили по магазинам, делали какие-то предпраздничные покупки. Потом мама зашла в аптеку, поручив мне присматривать за коляской с братом. Мягкий мохнатый снег падал мне на горящие отчего-то щеки и стекал тоненькими струйками на шею. Я вдруг отчетливо поняла, что другого шанса может и не быть.

…Пепельница уже до краев наполнилась смятыми окурками. Достаю из шкафа початую бутылку «Мартини», потом, подумав, ставлю ее обратно. Проклятый сон, поднял муть с самого дна души! Надо бы немного поспать. Глотаю таблетки фенозепама и димедрола. Убойное сочетание не оказывает на меня никакого действия…

Дальше вижу все со стороны, как в замедленном просмотре. Маленькая девочка в смешной шапочке с помпоном оглядывается, быстро откидывает педальку тормоза коляски, и та начинает медленно катиться в сторону дороги. Шофер грузовика ничего не заметил и затормозил уже потом, среагировав на крики людей.

Вой матери привел меня в себя. Это был именно вой: надсадный, тяжкий, с грудными всхрипами. Вся безысходность мира была в этих звуках. И что-то умерло во мне с этого момента, ноги сами повели туда, где уже толпились люди. Я пыталась протиснуться, меня отталкивали… От розового живого человечка осталась половина головы. Все остальное было размазано по сломанной коляске. Уцелевшее колесо на ней крутилось, постепенно замедляясь, и я завороженно глядела на это останавливающееся время.

…Заиграл будильник на мобильном телефоне. Зажигаю свет, поворачиваюсь к зеркалу то одной щекой, то другой, любуясь кругами под своими глазами, потом ставлю кофе…

Мать превратилась в седую старуху буквально за один день. Я смотрела на отца широко раскрытыми честными глазами и уверяла, что коляска случайно сорвалась с тормоза. Говорила, что пыталась спасти брата, и наглядно демонстрировала грязную одежду, которую выпачкала, пролезая под ногами зевак к окровавленным останкам брата. Отец слушал с окаменевшим лицом и молчал. Не знаю до сих пор, поверил ли он мне?

На похоронах мы с ним стояли отдельно. Мать лежала в больнице. Видно, сердце что-то тогда подсказало отцу, и он заказал могильную ограду больших размеров, чем требовалось. Вскоре там же похоронили и мать. Мы с отцом жили под одной крышей, но почти не общались. У каждого была своя жизнь. Через несколько лет отец переехал к какой-то женщине, оставив мне квартиру, и наши пути разошлись окончательно.