Стефени Майер - Полуночное солнце Страница 4

Класс постепенно заполнялся учениками, возвращавшимися с ланча. Я откинулся на стуле, приготовившись к томительному ожиданию окончания урока. Ах, как жаль, что я не способен спать...

Я как раз начал размышлять о новенькой, когда Анджела Вебер привела её в класс. Поэтому её имя, прозвучавшее в голове Анджелы, сразу привлекло мое внимание.

"Белла, кажется, такая же застенчивая, как и я. Уверена — сегодня у неё по-настоящему трудный день. Эх, сказать бы ей что-нибудь подбадривающее…. Но, скорее всего, она ещё больше застесняется… Глупо получится..."

"Она!" — подумал Майк Ньютон, повернувшись на своём стуле, чтобы увидеть, как они входят.

И по-прежнему с того места, где стояла Белла Свон — ничего. Вместо суетных мыслишек, которые должны были бы действовать мне на нервы — лишь тишина.

Она подошла ближе, двигаясь к учительской кафедре по проходу рядом с моим столом. Бедная девочка: единственное свободное место в классе было возле меня. Автоматически я освободил её половину стола, сдвинув книги в стопку. Я сомневался в том, что ей будет уютно рядом со мной. Её ждёт очень длинный семестр — по крайней мере, на этом предмете. Хотя, возможно, сидя рядом с ней, я найду способ раскусить этот крепкий орешек — тайну её молчаливого мозга. Вообще-то, я никогда раньше не нуждался в тесной близости, чтобы справиться с подобной задачей... Да может, там и слушать-то особо нечего...

А тем временем Белла Свон шагнула в поток теплого воздуха от калорифера, дувшего прямо на меня.

Её аромат ударил меня, как таран, как стенобитное ядро. Нет образа, достаточно яркого, чтобы передать всю сокрушительную силу произошедшей со мной в тот момент перемены.

Я мгновенно утратил последние черты, роднящие меня с тем человеком, которым я когда-то был. Маска человечности, которой мне до сих пор удавалось прикрываться, рассыпалась в прах и исчезла без следа. Ничего человеческого во мне больше не оставалось.

Я — хищник. Она — моя добыча. И никаких других истин в мире не существовало.

Не было комнаты, полной очевидцев — для меня они все стали "сопутствующими потерями". Загадка её таинственного разума была забыта. Какое мне дело до её жалких мыслей, тем более, что времени на мыслительную деятельность у неё осталось не много!..

Я вампир, а у неё была самая сладкая и душистая кровь, какую я когда-либо ощущал за последние восемьдесят лет.

Я даже представить себе не мог, что такой аромат может существовать. А если бы знал, то давно бы уже отправился на поиски его обладательницы. Ради неё я обошёл бы всю планету. Я уже представлял себе, какова она окажется на вкус…

Жажда обжигала мою глотку. Рот пересох и спёкся, даже поток струящегося яда был не в состоянии облегчить ощущение жгучей сухости во рту. Желудок скрутило от голода — второй ипостаси жажды. Мышцы напряглись для прыжка.

Даже полной секунды не прошло. Она все ещё делала тот самый шаг, что поставил её на пути жаркого дуновения из калорифера.

Когда её нога, наконец, коснулась пола, она украдкой покосилась на меня — явно желая, чтобы я этого не заметил. Но не тут-то было: наши взгляды столкнулись, и я увидел своё отражение в зеркале её огромных глаз.

Потрясение, испытанное от того, что я там увидел, на некоторое время отсрочило исполнение смертного приговора, который я вынес ей.

И тут она сделала положение ещё сложней. Выражение моего лица смутило и испугало её до такой степени, что к её щекам снова прилила кровь, окрашивая кожу в самый аппетитный цвет, который я когда-либо видел. Густой туман её аромата окутывал мой мозг, разъедал его, мешал мне думать. Мои мысли бунтовали и отказывались подчиняться воле.

Она пошла быстрее, как будто осознала необходимость спасаться бегством. Спешка сделала её неуклюжей — она споткнулась и, пошатнувшись, чуть не упала на девушку, сидящую передо мной. Жалкая слабачка. Даже ещё более хилая, чем обычный средний человек.

Я попробовал сосредоточиться на лице, которое увидел в её в глазах, лице, которое узнал с отвращением. Это был оскал живущего во мне монстра, которого я загонял в самое глубокое подземелье своего существа десятилетиями напряжённейших усилий и бескомпромиссной самодисциплины. И как легко он сейчас выскочил на поверхность!

Аромат вихрился вокруг меня, рассеивал мои мысли и буквально заставлял срываться с места.

Нет.

Пытаясь удержать себя на стуле, я схватился за поперечную распорку под столешницей. Крепкое дерево не выдержало. Мои пальцы пробили распорку, в руке осталась горсть щепок, а в дереве распорки теперь зияла выемка в форме моих пальцев.

Уничтожать улики. Это было наше главное правило. Я тут же кончиками пальцев раскрошил края выемки, оставив только зазубренную дыру и кучку стружек на полу, которую разбросал ногой.

Уничтожать улики. Сопутствующие потери...

Я знал, что сейчас произойдёт. Девушка подойдёт, сядет рядом со мной. Я её убью.

Невольным свидетелям, восемнадцати другим ученикам и учителю, я не позволю покинуть эту комнату после того, что они скоро увидят.

Я содрогнулся при мысли о том, что вынужден буду сделать. Даже в самые худшие времена я никогда не совершал подобных злодеяний. Я никогда не убивал невинных — ни разу за восемьдесят лет. А теперь я собирался вырезать сразу двадцать человек.

Жуткий оскал чудовища из зеркала её глаз нагло глумился надо мной.

В то время, как одна часть моей личности содрогалась при виде монстра, другая часть хладнокровно планировала резню.

Если я сначала убью девушку, у меня будет всего пятнадцать-двадцать секунд, чтобы заняться ею, прежде чем остальные среагируют. Может, чуть дольше, если они не сразу разберутся, чем я занят. У неё не будет времени, чтобы закричать или почувствовать боль — её смерть будет быстрой и милосердной. Этой незнакомке с её ужасающе желанной кровью я обязан воздать хотя бы такой малостью.

А потом — никто не должен выйти отсюда живым. Об окнах беспокоиться не стоило: они слишком малы и расположены слишком высоко, чтобы через них можно было сбежать. Я должен лишь заблокировать дверь — и они все в ловушке.

Нет, расправиться с ними, пока они будут паниковать и беспорядочно метаться по комнате, толкая друг друга, будет трудно, да и слишком много времени займёт. К тому же вызовет чересчур много шума: они успеют как следует наораться. Кто-нибудь услышит... И мне придётся убить ещё больше невинных в этот чёрный час.

А пока я буду сеять смерть, её кровь остынет.

Аромат её терзал меня, сухая боль раздирала глотку…

Значит, сначала придется разделаться со свидетелями.