Стефени Майер - Полуночное солнце Страница 3

И все же, хотя мысли девушки ясно отражались в её странных глазах — странных из-за их глубины, ведь карие глаза из-за своего слишком тёмного цвета часто выглядят плоскими — с того места, где она сидела, я не мог услышать ничего, кроме тишины. Совсем ничего.

Мне стало не по себе.

Это не походило ни на что, с чем я сталкивался раньше. Может, со мной было что-то не так? Да нет, я чувствовал себя, как обычно... Обеспокоенный, я включил свой радар на полную мощность.

Все голоса, которые я прежде блокировал, теперь взорвались в моей голове и принялись кричать наперебой:

"… интересно, какую музыку она любит?.. Может, я мог бы упомянуть в разговоре с ней о том новом CD…"  Майк Ньютон за два столика от нас совсем зациклился на Белле Свон.

"…только посмотрите, как он уставился на неё. Мало ему, что половина девчонок в школе только и ждут, чтобы он…"  Едкие мысли Эрика Йорки вращались вокруг того же объекта.

"… фу, гадость! Тоже мне звезда сезона. Даже Эдвард Каллен пялится на неё. — Лицо Лорен Мэллори от зависти приобрело, должно быть, цвет нежной весенней листвы. — А Джессика-то как похваляется своей новой лучшей подружкой! Ну и комедия…"  Мысли этой доброжелательницы так и источали желчь.

"…наверняка об этом её уже сто раз спрашивали. Нет, надо бы придумать вопросы пооригинальнее, а то так хочется тоже с нею поговорить…" — размышлял Эшли Доулинг.

"…может, мы будем вместе на испанском…" — надеялся Джун Ричардсон.

"…ох, сколько сегодня вечером надо сделать! Тригонометрия и тест по английскому. Надеюсь, что мама…" — Анджела Вебер, тихая девушка, чьи мысли всегда были полны необыкновенной доброты, являлась единственной в этом зале, кто не был одержим этой Беллой.

Я мог слышать их всех, слышать все, даже самые мелкие и незначительные мысли, посещавшие их головы. И совсем ничего не мог уловить от новой ученицы с такими обманчиво выразительными глазами.

Ах да, конечно, я мог просто слышать, ушами, что эта девушка говорила Джессике. Мне не надо было уметь читать мысли, чтобы ясно различать её тихий, чистый голос на дальнем конце длинного зала.

— А кто этот мальчик с тёмно-рыжими волосами? — спросила она, украдкой покосившись на меня, и быстро отвернулась, обнаружив, что я все ещё не свожу с неё глаз.

Если я надеялся, что звук её голоса поможет мне распознать тон её мыслей, которые, может быть, просто потерялись в общем шуме голосов, то меня мгновенно постигло разочарование. Обычно мысли людей звучат в той же тональности, что и их обычные голоса. Но этот тихий застенчивый голос, не походивший ни на один другой в этом зале, был мне совсем не знаком. Я мог утверждать это с абсолютной уверенностью. Совершенно новый голос.

"Ха-ха, удачи тебе, дурочка", — подумала Джессика прежде, чем ответить. — Это Эдвард. Он, конечно, обалденно красив, но не трать на него время. Он ни с кем не встречается. Мы для него лицом не вышли. Слишком много о себе воображает! — фыркнула она.

Я отвернулся, пряча усмешку. Ни Джессика, ни её одноклассницы и не подозревают, как им необыкновенно повезло, что никто из них — хе-хе! — не пришёлся мне по вкусу.

Одновременно с этим мимолетным мрачненьким юмором я ощутил странный импульс, который сам не совсем понял. Он имел какое-то отношение к тому, что новенькая не знала, что за внешней дружелюбностью Джессики скрывается злоба... Во мне возникло в высшей степени необычное стремление встать между ними, защитить Беллу Свон от тёмных порождений мозга Джессики. Какое странное чувство. Пытаясь понять, почему оно возникло, я ещё раз окинул новенькую внимательным взглядом.

Возможно, во мне вдруг взыграл глубоко затаившийся инстинкт защитника, велящий сильным вставать на сторону слабых. Эта девушка выглядела гораздо более хрупкой, чем её новые одноклассники. Её кожа была настолько тонкой и прозрачной, что было непонятно, как она может предоставлять ей какую-то защиту от внешнего мира. Я мог видеть ритмичную пульсацию крови в её венах под просвечивающей, бледной оболочкой... Нет, нельзя сосредоточиваться на подобных представлениях. Я не собирался изменять своему жизненному выбору, но сейчас я был измучен жаждой так же, как и Джаспер, поэтому лучше держаться подальше от искушений.

Между её бровями пролегла неглубокая морщинка, о чём она, похоже, и не догадывалась.

Как всё это выбивало меня из колеи! Я видел, что для неё, несомненно, было утомительно вот так сидеть, вести беседы с незнакомыми людьми, быть в центре общего внимания. То, что она крайне застенчива, было видно по тому, как она слегка сутулила свои тщедушные плечи, будто каждую минуту ожидала резкого толчка в спину. Но всё это я мог только слышать, видеть или вообразить. Мозг этой жалкой девчонки был закрыт для меня, я ничего не мог различить в нём, кроме абсолютной тишины. Как это может быть?!

— Ну что, пошли? — буркнула Розали, прерывая мои размышления.

Я с облегчением отвернулся от девушки. Меня раздражало раз за разом терпеть провалы своих попыток. И я не собирался подогревать свой интерес к её скрытым мыслям только потому, что они мне недоступны. Без сомнения, когда я расшифрую их — а я обязательно исхитрюсь и сделаю это — они окажутся такими же мелкими и заурядными, как и у любого другого представителя людской породы. Вряд ли они даже будут стоить затраченных на них усилий.

— Так что, новенькую уже как следует напугали нами, или как? — спросил Эмметт, все ещё ожидая ответа на свой предыдущий вопрос.

Я неопределенно пожал плечами. Особенного любопытства у Эмметта не возникло, так что он не стал выуживать из меня больше информации. Да и мне тоже не стоило бы интересоваться всякой чепухой.

Мы поднялись и вышли из столовой.

Эмметт, Розали и Джаспер играли роль учеников выпускного класса, сениор[1]. Они ушли на свои занятия. На мою долю выпало играть роль младшего брата. Я направился на урок биологии в свой юниор-класс, заранее приготовившись умирать со скуки. Вряд ли мистер Бэннер, человек весьма среднего ума, выдаст на лекции что-то такое, что удивит обладателя двух ученых степеней в области медицины.

В классе я сел за свой стол и вывалил на него книги — опять-таки, они являлись всего лишь маскировкой: в них не было ничего, чего я бы уже не знал. Я был единственным в классе, кто сидел один. Люди безотчётно боялись меня; и хотя понять, что происходит, у них не хватало соображения, их инстинкты подсказывали, что от меня следует держаться подальше.

Класс постепенно заполнялся учениками, возвращавшимися с ланча. Я откинулся на стуле, приготовившись к томительному ожиданию окончания урока. Ах, как жаль, что я не способен спать...