Лорел Гамильтон - Кровавые кости Страница 40

Поднимаясь на холм, я стала молиться, и на меня снизошло частичное спокойствие. Ни видений, ни ангельского пения, просто ощущение покоя. Я глубоко вздохнула, и что-то тугое, противное, сжимавшее мне сердце, отпустило. Я сочла это добрым знаком, что смогу найти Джеффа, пока еще не будет поздно. Но где-то в глубине души жило сомнение. Бог не всегда спасает всех. Часто Он всего лишь дает тебе силы пережить потерю. Боюсь, что я не до конца верю в Бога. Я никогда не сомневалась в Нем, но Его мотивы мне недоступны. Неисповедимы и так далее. И хоть раз в жизни мне хотелось ясно их понять.

Луна горела над вершиной холма серебряным костром. Воздух почти светился. Дождь унесся, подарив свое благословение какой-то другой земле. Видит Бог, как был бы здесь полезен этот дождь, но я лично радовалась, что не приходится ковылять по сырой земле в стекающих с горы потоках. Тут бы образовалась такая грязь…

– Итак, миз Блейк, не начать ли нам? – спросил Стирлинг.

– Сейчас начнем, – ответила я, поглядев на него и проглотив кучу резкостей, которые мне хотелось сказать. Ларри прав. Стирлинг – противный тип, но ведь я не на него злюсь. Он просто подходящий объект, чтобы сорвать злость. – Мы с мистером Киркландом пройдем на кладбище, но вам придется остаться здесь. Передвижение посторонних очень отвлекает.

Ну не дипломат ли я?

– Если вы собирались заставить нас стоять зрителями, мы с тем же успехом могли бы остаться у подножия, избавив себя от утомительного подъема.

Вот и награда за дипломатичность.

– Вам бы понравилось, если бы я попросила вас остаться у подножия, где вам не было бы видно, что мы делаем?

Он обдумал это около минуты.

– Нет, я думаю, мне бы это не понравилось.

– Тогда какие у вас сейчас претензии?

– Анита! – сквозь зубы прогудел Ларри. Я не обратила внимания.

– Послушайте, мистер Стирлинг, у меня была очень трудная ночь. И у меня просто вышли запасы кротости. Пожалуйста, не мешайте мне делать мою работу. Чем быстрее я ее закончу, тем быстрее поедем по домам. О’кей?

Честность – я надеялась, что искренняя честность сработает. Почти ничего другого у меня не осталось.

Он задумался, потом кивнул:

– Хорошо, миз Блейк. Выполняйте свою работу, но я вот что вам хочу сказать: вы намеренно ведете себя неприятно. И надеюсь, что ваша работа будет достаточно впечатляющей.

Я раскрыла рот, и Ларри стиснул мне руку выше локтя. Не слишком сильно, но достаточно. Я проглотила все, что хотела сказать, и пошла от них прочь. Ларри – за мной, храбрец Ларри.

– Что с тобой сегодня? – спросил он, когда Стирлинг и K° уже не могли нас слышать.

– Я тебе уже сказала.

– Нет, – ответил он, – дело не в убийствах. Я же видел, как ты сама убивала людей и потом куда меньше расстраивалась. В чем дело?

Я остановилась и минуту простояла на месте. Он видел, как я сама убивала людей и потом куда меньше расстраивалась. Это правда? Я подумала еще мгновение. Да, это правда. И очень печальная правда.

Я знала, в чем дело. Слишком много я видела убитых за последние полгода. Слишком много крови. Слишком много убийств. Некоторые из них совершала я. Не все они были санкционированы штатом. И еще я хотела броситься на поиски Джеффа Квинлена, но ничего не могла сделать, пока Жан-Клод не будет здесь. В самом деле не могла. Но чувство было такое, будто моя работа мешает моему сотрудничеству с полицией. Это дурной признак? Или хороший?

Я набрала в легкие холодный горный воздух. Потом стала его очень медленно выдыхать, ни о чем, кроме дыхания, не думая. Вдох – выдох, вдох – выдох. И только обретя спокойствие, я вновь посмотрела на Ларри.

– Я действительно сегодня слегка раздражена, Ларри. Ничего, все будет нормально.

– Если бы я переспросил «Слегка?» с удивлением в голосе, ты бы взбесилась?

Я улыбнулась:

– И еще как.

– Ты стала куда мрачнее обычного после разговора с Жан-Клодом. Что стряслось?

Я глядела в улыбающееся лицо Ларри, и мне не хотелось ему рассказывать. Он был не намного старше Джеффа Квинлена – на четыре года. Сам еще мог сойти за старшеклассника.

– Ладно, – кивнула я и рассказала ему.

– Вампир-педофил – разве это не против правил?

– Каких правил?

– Что можно быть монстром только одного вида одновременно.

– Для меня это тоже было неожиданно.

Лицо Ларри вдруг исказилось.

– Господи ты Боже мой, и сейчас Джефф с этим монстром! – Ларри с ужасом посмотрел на меня, и было видно, что до него дошло. – Анита, мы должны что-то сделать. Надо его спасти!

Он повернулся, чтобы спускаться с холма.

Я поймала его за рукав.

– Ничего мы не можем сделать, пока Жан-Клод не будет здесь.

– Но не можем же мы не делать совсем ничего!

– Мы делаем. Мы делаем свою работу.

– Но как можно…

– Потому что ничего другого сейчас мы делать не можем.

Ларри пристально посмотрел на меня, потом кивнул:

– Ладно. Если ты можешь сохранять спокойствие, я тоже смогу.

– Вот и молодец.

– Спасибо за комплимент. Теперь покажи мне тот фокус, о котором говорила. Я не слышал, чтобы кто-то умел читать мысли мертвецов, не подняв их сперва из могил.

Честно говоря, я не знала, сможет ли Ларри это сделать. Но если сказать ему, что может не получиться, это уверенности не прибавит. Магическая сила – если это слово годится – часто нарастает и спадает в зависимости от того, насколько ты в себя веришь. Я видела людей очень сильных, полностью искалеченных сомнениями в себе.

– Я пойду по кладбищу… – Я не знала, как передать это словами. Как объяснить то, что до конца не понимаешь сама?

Я всегда имела некоторое сродство к мертвым. Еще ребенком я могла сказать, отлетела душа из тела или нет. Помню, на похоронах моей двоюродной бабушки Кэтрин – я получила свое второе имя в ее честь, и она была любимой тетушкой моего отца – я почувствовала, что ее душа парит над гробом. Я посмотрела вверх, ожидая ее увидеть, но глаза не видели ничего. Я никогда не видела ни одной души. Я их чувствую, но никогда не видела.

Теперь я знаю, что душа тети Кэтрин не отлетала довольно долго. Обычно души отлетают в первые три дня – некоторые сразу, некоторые потом. Душа моей матери уже отлетела к моменту похорон. Я ее не чувствовала. Ничего не было в закрытом гробу с покрывалом с красными розами – будто гроб остыл.

Это дома я чувствовала, будто моя мать где-то близко. Не ее душа, но какая-то ее часть, которая исчезла не сразу. Я слышала ее шаги в коридоре, будто она шла поцеловать меня на ночь. Еще месяцами она ходила по дому, и мне это было приятно. Когда она наконец ушла, я уже была готова ее отпустить. Отцу я никогда об этом не говорила. Мне было всего восемь, но я уже знала, что он ее не слышит. Мы с отцом очень мало говорили о смерти матери – он от этого плакал.