Дин Кунц - Нехорошее место Страница 47

Вымокшие кошки не отставали. Он не хотел, чтобы они сопровождали его, но по опыту знал, что отделаться от них невозможно. Они далеко не всегда составляли ему компанию, но, если уж решили идти следом, никто и ничто не могло их остановить.

Пройдя с сотню ярдов, Конфетка вновь упал на колени, выставил руки перед собой, выпустил заряд энергии. Сапфировое сияние осветило ночь. Затряслась земля, закачались деревья, застучали, ударяясь друг о друга, камни. Взметнулись фонтаны земли, потом все погрузилось в темноту.

Животные повыскакивали из укрытий, побежали в разные стороны, некоторые — к Конфетке. Он хотел схватить зайца, промахнулся, потом схватил белку. Она попыталась укусить его, но Конфетка, держа белку за задние лапки, ударил ее головой о мокрую землю, оглушил.

Виолет сидела на одеялах, постеленных в углу кухни, в компании Вербины и двадцати трех из двадцати пяти кошек.

Часть ее разума и разума сестры находилась в Синдерс и Ламии, двух черных кошках, посредством которых они сопровождали брата. Наблюдая, как Конфетка хватает и пожирает добычу, Синдерс и Ламия возбуждались, а с ними возбуждалась и Виолет.

Темноту дождливой январской ночи разгоняло лишь сияние жилых районов на западе, отражающееся от низко плывущих облаков. В дикой природе каньонов Конфетка, пожалуй, был самым диким существом, жестоким, могучим и безжалостным хищником, который неутомимо продвигался вперед, брал все, что хотел, в чем нуждался. Он форсировал ручьи, текущие по дну каньонов, перелезал через валуны и упавшие деревья, обходил заросли колючих кустов, проделывая все с такой легкостью, словно был не человеком из плоти и крови, а тенью какой-то огромной птицы, летящей высоко над землей.

Когда Конфетка схватил белку и оглушил, ударив головой о землю, Виолет разделила часть своего разума, которая находилась в Синдерс и Ламии, и внедрилась в белку. Оглушенная ударом, та слабо сопротивлялась и с диким ужасом смотрела на Конфетку.

Большущие, сильные руки Конфетки держали белку, но Виолет казалось, что они держат ее, перемещаются по ее голым ногам, бедрам, животу, грудям.

Конфетка переломил белке позвоночник о согнутое колено.

По телу Виолет пробежала дрожь. Вербина пискнула и прижалась к сестре.

Конечности белки потеряли чувствительность.

Зарычав, Конфетка прокусил шею белки. Порвал шкуру, добрался до наполненных кровью сосудов.

Виолет почувствовала, как горячая кровь хлынула из белки, наполнила жадно приникший к ране рот Конфетки. Казалось, между ними не было промежуточного звена, казалось, губы Конфетки приникли к ее, Виолет, шее и ее кровь лилась в его рот. Как же ей хотелось проникнуть в мозг Конфетки, чтобы почувствовать, каково это, пить чужую кровь, но она могла сливаться только с разумом животных.

Сидеть более не было сил. Она повалилась на спину, на одеяла, смутно отдавая себе отчет в том, что монотонно шепчет: «Да, да, да, да, да…»

Вербина перекатилась на сестру. Сверху их накрыла масса шерсти, хвостов и усатых морд.

Томас предпринял еще одну попытку. Ради Джулии. Потянулся к холодному, светящемуся во тьме разуму Плохого.

И тут же Плохой потащил его к себе. Томас позволил разматываться большому клубку нити-мысли. Она пронзила окно, устремилась в темноту, сцепилась с разумом Плохого.

Томас задал ти-ви-вопросы: «Кто ты? Где ты? Что тебе нужно? Почему хочешь причинить вред Джулии?»

Как только Конфетка отбросил мертвую белку и поднялся, на его голову вновь легла рука. Он дернулся, повернулся, замолотил по темноте обеими кулаками.

Позади никого не было. Сверкая янтарными глазами, сидящие неподалеку две кошки наблюдали за ним — темные пятна на более светлой земле. Вся живность, которая находилась в непосредственной близости, давно разбежалась. Если кто-то и шпионил за ним, то, возможно, прятался за кустами, которые росли достаточно далеко от него или в нише в стене каньона, на слишком большом расстоянии, чтобы прикоснуться к нему рукой.

Он по-прежнему чувствовал руку. Она потирала ему макушку, словно искала листья в его мокрых волосах. Но ведь никакой руки не было.

Однако ее давление оставалось, даже усилилось, и он буквально чувствовал ладонь, пальцы, прижимающиеся к его черепу.

Кто?., где?., что?., почему?..

Эти слова эхом отражались в голове. Никакой голос не пробивался сквозь монотонный шум дождя.

Кто?., где?., что?., почему?..

Конфетка повернулся на триста шестьдесят градусов, злой, недоумевающий.

В голову к нему кто-то вползал. Никогда раньше он не испытывал таких ощущений.

— Кто ты? — вслух спросил он.

Кто?., где?., что?., почему?..

— Кто ты?

Плохой был человеком. Теперь Томас это знал. Человеком, ужасным внутри, и чем-то или кем-то еще, но, по крайней мере, частично человеком.

Разум Плохого напоминал водоворот, вода в котором была чернее черного и вращалась быстро-быстро, засасывая Томаса, таща вниз, чтобы утопить, утопить живьем. Плохой пытался затащить его в Нехорошее место, и оттуда он вернуться бы не смог. Он уже подумал, что для него все кончено. Но страх перед Нехорошим местом (если бы он попал туда, Джулия и Бобби никогда бы его не нашли, и ему пришлось бы бродить там в одиночку) оказался столь велик, что Томас сумел вырвать свободный конец нити-мысли и смотать ее в клубок уже дома, в комнате «Сиело Виста».

Он соскользнул с подушек на матрас, натянул одеяло на голову, чтобы больше не видеть ночь за окном и чтобы ничто в ночи не могло видеть его.

Глава 34

Уолтер Хавалоу, оставшийся в живых брат миссис Фаррис и наследник ее скромного состояния, жил в более респектабельном районе, чем Фаны, но ему определенно недоставало присущих им вежливости и хороших манер, респектабельном районе, чем Фаны, но ему определенно недоставало присущих им вежливости и хороших манер. Окна его построенного в стиле Тюдоров дома в Вилла-Парк сияли светом, который Джулия нашла теплым и приглашающим, но Хавалоу застыл на пороге и не пригласил их войти после того, как внимательно изучил удостоверения частных детективов и вернул их ей.

— Что вам угодно?

Хавалоу был высок ростом. С толстым животом, редеющими светлыми волосами и густыми рыжеватыми усами.

Его карие глаза светились умом, холодные, наблюдательные, расчетливые, глаза бухгалтера мафии.

— Как я и объяснила, Фаны сказали, что вы можете нам помочь. Нам нужна фотография мужа вашей сестры. Джорджа Фарриса.

— Зачем?

— Как я и сказала, есть человек, который выдает себя за мистера Фарриса. Он замешан в деле, которое мы расследуем.